Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗
Он явно хотел замять, провести это как-то не публично, быть может, незаметно вписать в протокол задним числом… Не знаю. Не получилось у него. Объявлял голосование с непередаваемой эмоцией в голосе, будто пробирался нагишом через крапиву. Послушные офицеры подняли руки «за», кроме, конечно, виновника заварухи, тот воздержался.
— Поздравляю, товарищ Матюшевич!
— Обещаю и далее гордо нести знамя советского спорта во славу Родины и пограничных войск! Товарищ председательствующий, как же второй нерешённый вопрос? О возбуждении персонального дела в отношении антикоммуниста и клеветника Соломахина⁈ Вдобавок — подлеца и труса? Недостойного даже сортиры чистить в погранчастях!
Зал шумнул, майор едва поймал отвалившуюся челюсть.
— Сначала обсудим в рабочем порядке, — выкрутился он, наверняка жалея, что спортивная гордость Белоруссии в моём лице вообще появилась на свет.
Как не сложно догадаться, после хурала майор вцепился в меня как клещ в собачье брюхо.
— Смерти моей хочешь, лейтенант? Разве так можно? Какое ещё расследование? Какое персональное дело⁈
— Я бы не требовал. Но тут как в боксе — если тебя ударили, бей в ответ, желательно до нокаута, иначе самого затопчут.
— У Соломахина родной дядя — генерал в Забайкалье!
— Чудесное место службы! Пусть пишет рапорт на перевод. Морозы, чистый воздух. Пусть проветрит мозги.
— Всё шуточки шутишь…
— Какие шуточки! Давайте так. Я молчу и терплю. Если полоумный в течение недели соберёт чемодан и укатит, молчу дальше. Ну а нет, извините. Урод публично оскорбил Машерова, назвав его действия незаконными, человек двадцать свидетелей. Вы хотите нести ответственность, покрывая его?
Майору под пятьдесят, мне девятнадцать, но если он думал растоптать меня как мальчишку… Прости, дружище, облом.
— Обсудим… Перевод из Западного округа — это подготовить надо.
— Конечно. Но вы не тяните. Разрешите идти?
— Катись!
Я покинул здание с колоннами и сел в УАЗ, с готовностью рыкнувший мотором в ответ на запуск стартёра. Проблем он мне особо не доставлял благодаря дружбе с председателем колхоза неподалёку от Жданович, подкидывал ему толику от подарков из поездок, например — всё грузинское спиртное после Ростова-на-Дону и сборов в Тбилиси, самому мне и десятой части того не нужно. Поэтому УАЗ, требовавший регулярной прочистки карбюратора, смазки, регулировки и прочее, не доставлял мне проблем и позволял оставаться чистым наездником, когда почти все советские автолюбители поневоле вынуждались хотя бы минимально осваивать профессию автослесаря. Поменять шаровые опоры передней подвески или крестовины карданного вала считалось пустяшной процедурой для обладателя «жигулей», ради такого стыдно катить машину на сервис, где очереди на многие месяцы. Сам не можешь — попроси соседа по гаражам, за бутылку поменяет. Что умиляло, на зиму большинство железных коней отправлялось частниками на прикол до апреля, и вполне респектабельные дядьки, включая профессора научного коммунизма, впрессовывались в переполненный городской транспорт.
Советский Союз не баловал своих граждан автомобильным комфортом. Ничуть. Поэтому приходилось действовать не по правилам системы, а искать свои ходы. И мне удавалось, по крайней мере, при эксплуатации брутального колхозного внедорожника.
УАЗ вполне подходил для зимы, довольно холодный внутри, зато нормально заводящийся в мороз и не буксующий в сугробах. Правда, включение переднего ведущего моста — отдельная песня, напоминающая стон, но не будем о грустном. Люфт рулевого колеса составлял несколько градусов, на скорости машина рыскала бы, но она не набирала большой скорости. Разумный максимум — семьдесят, на девяносто, казалось, уже идёт на взлёт, рёв почище, чем в кабине Б-17, тряска, но разбег не оканчивался отрывом от полосы и блаженным чувством полёта. Спидометр, кстати, у этого чуда техники не занимал места перед глазами, там просто кусок крашеного железа вместо приборной панели, а справа, где у нормальных машин приёмник. Передачи переключались с грохотом, лучше — с перегазовкой, тормоза требовали недюжинных усилий. Стёкла в дверцах не опускались, а зачем? Вы ещё спросите, не было ли в УАЗе гидроусилителя руля, центрального замка, ABS и кондиционера. Стоит ли удивляться, что я чаще обычного заезжал на Войсковой переулок, где ждал своего часа «Мерседес-280SE» тёмно-синего цвета, укрытый парашютной тканью от посторонних взглядов.
Поболтав с бабушкой и дедушкой обязательные полчаса, шёл к немецкому чуду техники, отгибал чехол и забирался на водительское сиденье.
Без преувеличений, это единственная виденная мной в СССР и в Европе машина, на которой ездил бы с удовольствием и в две тысячи двадцатые годы, особенно в таком состоянии — идеальном и по кузову, и по механизмам. Кожаный салон, непосредственный впрыск топлива, автоматическая коробка передач, независимая подвеска, электропакет… Да, высокий расход топлива, всё же сто восемьдесят пять лошадей и шесть цилиндров, но это мелочи.
До скрежета зубовного хотелось оставить себе «мерс», плюнув на накопления, необходимые для бегства. Я гладил руль и с тоской понимал: никак. Ездить на ней можно и в СССР, а вот оставить нельзя ни на минуту, чтобы не отломали звёздочку с капота, не вырвали магнитолу, не поцарапали и даже не пытались угнать. В ГАИ, а оно на Грушевке, едва ли ни в самом криминальном районе города, ездил на регистрацию, прихватив пару боксёров из «Динамо» для охраны. Даже если не приходили злоумышленники, а только добропорядочные городские обыватели, тоже не есть гут, «мерседес» окружался толпой любопытных, задававших тысячи идиотских вопросов, одних и тех же. В Минске не продавался девяносто пятый бензин, требующийся этому мотору, да и девяносто второй не слишком чистый, не знаю, сколько продержится топливный фильтр. Я залил под самую пробку топливный бак, он около ста литров, ещё за злотые в Польше, на польском горючем доехал от Бреста до Минска и стремился не сжигать остатки.
А если прилетит камешек в лобовое стекло или в фару? На грязных советских дорогах мусора полно. Из советского богатства разве что волговские шины подойдут по размеру вместо фирменных, но это примерно как принцессу одеть в валенки с калошами.
Буквально через неделю после регистрации машины меня пригласил на беседу опер из второго главка (контрразведка), он спросил напрямик:
— Вы знали, товарищ лейтенант, что Вацлав Мощански, подаривший вам машину, работает на ЦРУ?
— У меня такой информации не было. А у вас? От польских коллег?
— Закрытая информация, — ответил опер, но утвердительно кивнул. — Расчёт прост. Вы будете вынуждены снова обратиться к полякам, потому что ни запчастей, ни расходных материалов к «мерседесу» не найдёте. Даже в Польше с ними непросто, подобный лимузин позволяют себе считанные единицы. Плотное общение с ними, привычка к «красивой» жизни, а этот автомобиль — только начало, постепенно приведёт к необдуманным действиям, после которых последует вербовочное предложение.
— Складно, кроме одного. На кой чёрт ЦРУшникам сдался девятнадцатилетний пацан, тем более с такими расходами на вербовку, «мерс» стоит десятки тысяч марок?
— Именно. Кто вас заподозрит? Родились тут, стопроцентно не засланный, из партийной семьи. Но уже жали руку Машерову, вмешались в пари между Щербицким и Шеварднадзе, визу на присвоение звания вне всяких установленных правил ставил лично Андропов. Валерий Евгеньевич, вы — самый перспективный девятнадцатилетний юноша из всех проживающих в стране. Добудете последние высшие регалии в боксе, перейдёте на тренерскую и общественную работу, будучи вхожим в высокие кабинеты, официально или неофициально получите информацию особой государственной важности. Тогда инвестиции в «мерседес» окупятся у американцев в сто раз.
— Звучит логично…
— Ещё один аргумент. Вспомните, как Мощански созрел до предложения поставить на кон автомобиль. Вроде бы не хотел, да? Организовал спор, будто вы сами его подбивали, раззадоривали, верно? Польские товарищи характеризуют американского агента как исключительного психолога и интригана. Уверен, он вас обманул.
