Диомед, сын Тидея - Валентинов Андрей (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
…Темная горница, светильник в углу, у спящей рабыни смешно приоткрыт рот. Постель – низкое ложе, на которое легко запрыгивать. Мальчик с мокрой повязкой на лбу, струйка воды течет по щеке, глаза закрыты. Я уже видел этого мальчика!
– Мама!
Почему-то кажется, что меня никто не слышит…
Ее рука сжимает мою ладонь. Или это мне тоже кажется?
– Тише, сынок, тише! Иначе услышит ОН…
Мамин голос… У мамы никогда не было такого голоса! И кто это ОН? И тут мне становится страшно. Я не могу смотреть на мальчика с повязкой. Такого знакомого мальчика…
Темно! Почему погас светильник? Как хорошо, что мама рядом! Как хорошо…
– Уйди! Ты не возьмешь его! Не возьмешь! Слышишь?
Почему мама кричит? Мама никогда не кричит. И почему я не вижу мальчика? Этот мальчик очень похож… Похож на кого-то…
Слова – чужие, непонятные, страшные. Или это ночной ветер бьется о ставни?
– Уйди! Это говорю тебе я – Сова!
С кем это разговаривает мама? Разве ее зовут Сова? Сова – это птица, а маму зовут…
Темно, темно, холодно.
…И пустые зеркальца чужих глаз – равнодушные, мертвые. Взгляд Того, Кто пришел за мной.
Мама! Мама…
– Спи, спи, хороший господин! Тебе спать надо. Спи, а то не выздоровеешь.
«Хороший господин» – это тоже я. Так называет меня рабыня, та самая, что заснула, сидя на скамье и смешно приоткрыв рот. Заснула – потому что пришла мама, а маму никто не должен видеть…
Мама!
В глаза бьет свет – яркий, дневной. Уже день? К губам прикасается что-то холодное. Не задумываясь, я делаю глоток.
Горько!
– Выпил? Ну и славно, хороший господин, ну и славно. Ты спи, спи. Ты спать должен, иначе не выздоровеешь. Тебя боги отпустили нам всем на радость. И господин Тидей рад, и господин Полиник, и господин Капаней. И ванакт наш, дедушка твой, о тебе справлялся…
Я не слушаю. Я уже понял – мама ушла. Мама ушла, а я так хотел, чтобы она осталась подольше! Мама всегда уходит…
Раз в год мы с папой, дядей Полиником и тетей Дипилой ходим за Микенские ворота к Полю Камней. Там хорошо и красиво, но никто почему-то не смеется, не улыбается. Там даже не играют, хотя за камнями очень удобно прятаться, особенно вечером. Возле одного из камней мы льем на землю вино и крошим лепешку. Это для тети Аргеи. Папа говорит, что она болела и ушла к Гадесу.
Я знаю – тетя Аргея умерла.
Мне ее жалко. Папа говорит, что она была совсем молодой.
В этом году мы встретились на Поле Камней с дедушкой Адрастом. Тетя Аргея – его дочка. И тетя Дипила – его дочка. Тетя Дипила всегда плачет, когда мы льем вино. Она называет меня «бедным мальчиком». Это потому, что она думает, будто тетя Аргея – моя мама.
Дедушка не плачет. Он никогда не плачет.
Мне жалко тетю Аргею, но я не бедный мальчик и не сиротка. Моя мама здесь, только ее никто не должен видеть. Даже дядя Полиник. Даже дедушка. Даже Сфенел.
Я хочу рассказать Сфенелу о маме, потому что он мой лучший друг. Мама сказала, что я смогу рассказать о ней, но позже. Не сейчас.
А папа почему-то не хочет говорить со мной о маме!
Под правым глазом у Сфенела – синяк, ухо напухло. И нос – репкой.
Нос у него всегда репкой, как у его папы Капанея. А вот синяк…
– …Они, Тидид, опять приходили. Алкмеон с Амфилохом свою агелу привели. И еще тех, с Форонейской улицы.
(Агела – это стая. У нас стаи нет. Для нее нужен вожак. А вожаком только взрослый может быть.)
Сфенел сопит, отворачивается.
– Я Алкмеону сказал, что он пеласг.
Мне стыдно. Пока я тут отлеживаюсь, прячусь за темными ставнями, мой друг защищает нашу улицу, наше маленькое царство-государство! Сфенел, конечно, самый сильный из нас. И ростом выше. И вообще, он видом совсем-совсем взрослый, прямо-таки восьмилетний.
Но ведь тех – целая стая!
– И Ферсандра побили. Его в живот ударили. Алкмеоновы пеласги ударили…
Сказать нечего. Сегодня утром я попросил у папы разрешения выйти на улицу. Да где там! Только и позволил, что увидеться со Сфенелом. И то ненадолго.
– Ничего, Капанид, – улыбаюсь я. – Скоро встану!..
Он кивает, но по-прежнему сопит. Мы оба знаем – дела плохи. Амфилоху, сыну дяди Амфиарая, четырнадцать лет, а его старшему брату Алкмеону – целых шестнадцать. Обычно они с нами не дерутся, зато приводят целую ватагу сопляков с Пеласгийской улицы. И с Форонейской. И от Зевса Дождевика. Стаю! Приходят – и начинают играть в бабки прямо у храма Трубы.
Чтобы нас обидеть.
Дядя Амфиарай, который Алкмеону и Амфилоху папа, не любит моего папу. Дядя Амфиарай – лавагет, он над всеми войсками самый-самый главный. Он никогда не бывает у нас. Ни он, ни тетя Эрифила (она моего дедушки Адраста сестра младшая). Дядю Амфиарая многие боятся, говорят, что он «Вещий». Что он слышит, как разговаривают боги. Поэтому с Алкмеоном и Амфилохом никто из нас не хочет дружить. И с их приятелями тоже. Мы их зовем пеласгами [11]. Пусть обижаются! Все знают – пеласги были очень глупые. Они даже не умывались.
– Алкмеон сказал, что ты все равно помрешь, – хмурится друг Капанид. – Сказал, что твою нить Парки перерезали. Я ему в ухо дам. Вот подрасту – и дам!
Хорошо, когда у тебя есть друзья!
– Наговорились, драчуны?
Это тетя Эвадна – мама Сфенела. Все говорят, что она очень красивая. Поэтому дядя Капаней – «счастливчик».
– И вовсе мы не наговорились! – возмущается Сфенел, но тетя Эвадна уже берет его за руку. Капанид потирает разодранное ухо.
– Я скоро встану, – повторяю я. – Мы им всем дадим! Так и передай этому Алкмеону. И пусть не ходят к нашему храму. И в бабки там не играют!
Сфенел хмурится, и я понимаю, что синяк под его глазом – не последний.
Я сплю. В горнице темно, даже светильник погас. Мне снится мама. Мне снится ее голос.
– Я сделала, что могла, Ойнид. С ним все будет в порядке.
С кем она говорит? Ойнид – это мой папа. Он Ойнид, потому что его папа – Ойней. Так называют друг друга взрослые.
(Взрослые – и мы со Сфенелом. Поэтому он – Капанид, а я – Тидид. Когда старшие это слышат, то смеются. Ну и пусть смеются!)
– Я могу забрать его отсюда. На Пелион или на один из островов. Если хочешь – и тебя тоже. Там нам не нужно будет скрываться…
Где же папа? Почему я не слышу его голоса? Ах да, я же сплю! Мне просто снится мама.
– Зачем тебе этот город, Ойнид? Думаешь, Адраст поможет тебе вернуться в Калидон? Поможет отомстить? Кому? Твоему же отцу? Уедем отсюда!
Я не хочу уезжать. И папа, кажется, тоже. А мама… Неужели она плачет? Моя мама никогда не плачет!
– Ты ничего не сможешь сделать, Ойнид! Семья… Семья помнит обо всех – обо всех таких, как наш мальчик. Боюсь, ОНИ уже догадались. Отец… МОЙ отец не хочет, чтобы в Номосе остался хотя бы один человек с НАШЕЙ кровью в жилах…
Мне становится страшно. Зачем мама говорит такое? Зачем мне это снится?
– Ты ведь знаешь, Ойнид, что МОЙ отец никого не прощает!
Выходит, у моей мамы тоже есть папа? Значит, он мне дедушка? Но почему тогда?..
– Да, и Акаст погиб. И Орфей. И Дедал. И Ясон. А Геракл собирается воевать с Авгием. И вы тоже собираетесь воевать! Понимаешь, Ойнид? Скоро в Номосе не останется никого. Отец сказал, что вы уже не нужны. И наш мальчик…
Мамин голос становится тише, тише…
Умолкает.
Я засыпаю уже по-настоящему, но даже во сне – глубоком, без сновидений – продолжаю удивляться. Почему молчал папа? Что такое Номос? Что за Семья такая у мамы?
И почему мамин папа хочет убить меня?
Они все-таки переступили границу!
– Феласги! Феласги! Феласги идут!
