Точка бифуркации (СИ) - Величко Андрей Феликсович (читать книги TXT) 📗
– По три, – мгновенно отреагировал Владимир Ильич. – Пять лет для столь актуальной программы – это непозволительно много.
– Ладно, не буду торговаться, три так три. А вы, пожалуй, потихоньку начинайте кампанию в прессе на тему о том, как ваша РСДРП совместно с ЧК намерены бескомпромиссно бороться с самодержавием за права угнетаемых наций.
– Александр Александрович, дорогой, я же не первый день в политике! Статьи уже пишутся. Но было бы неплохо, чтобы на некоторые из них наложила запрет цензура.
– Не вопрос, свяжитесь с Зубатовым и уточните, какие именно следует не пропустить, я его предупрежу.
Когда Ильич ушел, я встал и прошелся по кабинету. Нет, с первого взгляда мотивы председателя ЧК и по совместительству главы РСДРП понятны – на борьбе за права угнетаемых евреев его партия доберет популярности, а если учесть, что за это еще и заплатят, то все совсем замечательно. Но дело в том, что будущий вождь пролетариата не мог не учитывать долгосрочной перспективы, а она не столь безоблачна, как может показаться. Он почти правильно заметил, что на самом деле черта оседлости почти не работает. Вот только забыл уточнить, что не работает она очень избирательно и большей частью вполне официально. В соответствующих документах черным по белому написано, что селиться за пределами этой черты имеют право купцы первой гильдии, лица с высшим образованием, медицинский персонал и даже, блин, «лица свободных профессий»! То есть реальная граница возможного жительства определялась исключительно толщиной кошелька, и запрет касался только тех евреев, чья бедность находилась в процессе перехода в откровенную нищету. Сейчас эти слои населения являются кадровым резервом для социал-демократов, но при отмене черты оседлости партия может большее число из них потерять, причем Ильич этого не понимать не может. Похоже, тут где-то зарыта собака, и меня сбираются слегка, так сказать, использовать в личных целях. Вот только как именно это будет происходить?
А, ладно, мысленно махнул рукой я. То, что черту оседлости надо отменять, давно ясно и без Ленина. Интересно, Ильич уже догадался о той функции, которую выполняет его ЧК в механизме управления империей? Вообще-то не обязательно, он же по образованию и складу характера гуманитарий, а функция чисто техническая. Называется – гаситель колебаний, то есть демпфер. Очень полезная вещь, особенно в механизмах, или склонных к автоколебаниям, или испытывающих хаотические внешние нагрузки, а ведь империя – это как раз такой механизм, в котором есть оба признака. Кстати, в другой истории Ильич как-то сравнил российское самодержавие с телегой. Так вот, если телегу снабдить нормальной подвеской и хорошими амортизаторами, то есть демпферами, то она поедет заметно лучше. И, наоборот, если с хорошего автомобиля снять амортизаторы, то автомобилем он, конечно, останется, зато хорошим быть перестанет.
То есть как только в обществе обнаруживался очередной перекос, Чрезвычайная Комиссия поднимала шум, привлекала всеобщее внимание и тем самым заметно снижала скорость развития процесса. Что мне, собственно говоря, и требовалось. Но все же, что такое хитрое потенциальный Ленин хочет замутить с евреями, хотелось бы знать? Неужели в нем дали о себе знать гены матери, в девичестве Марии Бланк?
А Владимир Ильич все никак не унимался и через несколько дней даже предложил мне принять товарища Арона Кремера, члена РСДРП и одного из основателей Бунда.
– Это сразу покажет евреям, что власть всерьез намерена отойти от политики их угнетения к налаживанию диалога, – заявил он.
– Таки вы в этом уверены? Хорошо, зовите. Надеюсь, его для беседы не придется вытаскивать с каторги или из тюрьмы? Я хоть и самодержец, но все равно злоупотреблять подобным не стоит.
– Нет, он недавно освободился.
В общем, после беседы с этим ленинским протеже численность ЧК увеличилась еще на одно лицо. Кремер оказался умным человеком, да к тому же с инженерным образованием, так что мы быстро нашли общий язык. Правда, поначалу ему слегка мешало лицезрение моей самодержавной морды при мундире средней степени парадности, а мне – то, что визитер выглядел, как помесь Троцкого с обезьяной, но оба, будучи сравнительно культурными людьми, предпочли не обращать внимания на мелкие внешние недостатки собеседника. И, значит, в конце концов Арон Иосифович согласился принять участие в подготовке документов о поэтапной отмене черты оседлости в России. А потом, если я в нем не ошибся, в ЧК появится новый отдел – экономический, и Кремер его возглавит.
Уже через пару месяцев стало ясно, что это довольно перспективный кадр – даже странно, что в прошлой жизни я о нем ничего не читал и не слышал.
Глава 3
После нескольких ненастных дней наконец-то установилась хорошая погода, и почти вся Ярославская летная школа искренне этому радовалась. Почти – это потому, что предстояли экзаменационные полеты, и не все курсанты чувствовали себя полностью готовым к ним. А тут еще в помощь местным инструкторам прибыли два пилота – аж первого класса – из самой Гатчины! Штабс-капитан и ротмистр. Ясное дело, многие волновались, и курсант Алексей Чеботарев был в их числе.
Школа, хоть и называлась Ярославской, располагалась в восьми километрах восточнее городка Бежецка, а название такое имела, как объяснило начальство, из соображений поддержания секретности. И вот теперь курсанты, прошедшие в ней полуторагодовой курс обучения, должны были продемонстрировать, чему они за это время научились.
Алексей не без оснований в глубине души считал себя невезучим, ибо в силу природной наблюдательности давно заметил, что, если с ним может приключиться какая-нибудь неприятность, но она не заставит себя долго ждать. Поэтому он не очень удивился, узнав, что контрольный полет у него будет принимать пилот из Гатчины. Ну что же, в очередной раз не повезло, мысленно вздохнул курсант. Говорили, эти приезжие летают как боги, а некоторые шепотом добавляли, что их учил сам император. Но как бы там оно ни было на самом деле, с высоты такого мастерства умения курсантов будут смотреться весьма бледно. Небось завалит, и хорошо, если придется всего лишь проучиться еще полгода дополнительно, но могут ведь и отчислить.
Вообще-то молодой человек был не совсем прав в своем пессимизме. Гатчинские гости приехали за лучшими выпускниками и принимали экзамены у тех, кто, по мнению руководства школы, подавал определенные надежды.
Полет должен был проходить по треугольному маршруту Бежецк – озеро Великое – Кашин – Бежецк. Поначалу все шло штатно, но сразу после поворота над озером впереди, немного правее курса, показался грозовой фронт. И перед Алексеем встала дилемма – прямо отсюда возвращаться на аэродром, сильно сократив маршрут, или все-таки попытаться пройти по краю грозы?
– Принимаю решение продолжать полет по маршруту, – сообщил курсант в переговорную трубу. Проверяющий молчал, и Алексей понял это как одобрение. Инструктор и не должен был вмешиваться без крайней необходимости, причем для получения курсантом отметок «хорошо» или «отлично» требовалось, чтобы такая необходимость в полете не возникала. Похоже, у меня пока все хорошо, подумал Алексей, но не успел даже мысленно сплюнуть через левое плечо, как понял, что радоваться рано. Как он вообще ухитрился прозевать второй облачный фронт, на сей раз справа? Наверное, потому, что смотрел в основном на тот, что был слева, а теперь приходилось лететь между двух постепенно смыкающихся облачных стен. И почему молчит проверяющий – неужели он, Алексей, все делает правильно? Наверное, он считает, что человек, претендующий на звание пилота, должен уметь летать в любую погоду. Хорошо, если так, но дальше-то что? Еще минута – и самолет залетит в облака. Правда, насколько курсант успел заметить, впереди они, похоже, снова разойдутся, но километра два точно придется лететь вслепую. Снижаться? Но неизвестно, какова высота нижней кромки облачности, а сейчас хоть есть запас, на альтиметре два километра, а это значит, что реально меньше тысячи восьмисот быть не может никак.
