СССР: вернуться в детство 4 (СИ) - Войлошников Владимир (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt, .fb2) 📗
Дядя Валя каждый раз был наглажен, при галстуке и слегка пах тем парфюмом, название которого я не помню, с запахом дирижабля и васильков. Не ржать, а то обижусь. Я очень надеялась, что он не сорвётся, и наше сотрудничество будет долгим и счастливым, тьфу-тьфу…
Ехала и думала, что давно, на самом деле, надо было озадачиться вопросом копирования. Мало ли, вот так потребуют в дело подшить, заберут оригинал — и что, снова метаться, выписывать?
Нотариус столько лет уже заверял мне всякие документы, что в этот раз даже не спросил: почему я одна или ещё что. Тщательно сверил обе копии с образцом, наклеил свои марочки. С этими бумагами мы поехали уже по адресу, вахтёр не очень хотел меня пускать, но я предъявила ему требование и наврала, что мама сильно болеет, вот выздоровеет — сама приедет, а я просто бумажки занесу. Еле как, со скрипом.
Я забралась по бесконечно огромной лестнице с чугуниевыми литыми балясинами на второй этаж, пошла по красному ковру искать нужный номерок на двери…
На подходе к кабинету я услышала знакомый голос и замерла:
— Вы же понимаете, что моего сына настраивают против меня, внушают ему совершенно несвойственные детям мысли!
— Вы думаете, внушают? — строго спросил кто-то.
— Конечно! Откуда иначе у него эта жестокость в голове⁈ Был такой милый любящий мальчик!..
— «…и посмотрите, что из него выросло!» — пробормотала я под нос любимое присловье Вовкиной мамы.
Мда, не хотела я в этой ситуации быть крайней. Понятное дело, что в здешней реальности между сыном и матерью не успело ещё произойти всех непоправимых событий, но для Вовки-то они уже случились! В прошлом будущем я уже однажды приложила титанические усилия, чтобы их помирить. Вовка счастлив был, он ведь сильно её любил. Но Алевтины Александровны хватило от силы года на четыре, и снова разразился скандал. Кто бы мог подумать — из-за чего? Эх… раз уж начала.
Отчим позвонил Вове и сказал, что мать сильно плоха, все боятся за её жизнь. Вовка бросил всё и полетел в Железногорск. Был встречен материным: «И чё ты припёрся?»
Уже как бы хорошо. Дальше матушка решила собрать родню и (из последних сил, как вы понимаете) приготовить стол. Должен быть прийти её брат Толя с женой (Алевтины Александровны нелюбимой невесткой), позвонили, что вышли, купили торт… Через двадцать минут позвонили, что тёть Таня подскользнулась на улице и вывихнула ногу, едут в травмпункт.
Вот тут Алевтину Александровну подорвало. Она начала кричать, что Танька эта всё специально, лишь бы во вред, что она вечно такая, я тут умираю, стол готовлю (из последних сил, мы помним), а она… Я потом Вову спросила: «Ты что, промолчать не мог?» — говорит, молчал. Сорок минут терпел — а поток не прекращается, всё сильнее и сильнее. Вовка и брякни: «Мам, ну она же не специально ногу вывихнула…»
И всё. Вся Ниагара бешеных криков развернулась на него: «Вечно ты за них! Видеть тебя не хочу! Ты мне больше не сын! Чтоб я тебя никогда больше не видела и не слышала!» — орала она, пока Вовка не собрался и не ушёл — к тому же дяде Толе, который как раз с женой из травмпункта приехал. На следующее утро Вовка поехал домой, ещё и тот «Наполеон» привёз, который дядя Толя купил в гости идти — все трое не сладкоежки собрались, куда его девать?
Такая вот история. И всякому терпению есть предел. А ещё Алевтина Александровна не могла старшему сыну простить, что он вырос на отца похожим, да в придачу усы носил, как он же. И не сбривал, когда мать говорила немедленно сбрить! Каждый раз с отвращением говорила: «Ну, вылитый Воронов!»
И Вова совершенно не жаждал второй раз ходить по граблям, чтобы проверить — а вдруг не так сильно по лбу саданёт?
Я села на диванчик в углу, слегка замаскировавшись за фикусом, и приготовилась ждать.
25. СЮРПРИЗ ЗА СЮРПРИЗОМ
АЛЕВТИНА, НЕ ВПАДАЙ В АМБИЦИЮ!*
* Песня Трофима,
где-то из девяностых.
Минут двадцать две очень серьёзных и взволнованных дамы обсуждали, что кто-то где-то на милого мальчика дурно влияет. Кто-то, безусловно, корыстный.
Потом дверь отворилась, Алевтина Александровна вышла спиной, желая хозяйке кабинета всего доброго, прикрыла дверь, как будто встряхнулась… Мне из-за фикуса была видна в основном чёрная плиссированная юбка в горошек. Юбка крутанулась, всколыхнув в памяти сердитые слова бабы Лёли: «Ей лишь бы подол а ми мести!» Каблучки процокали к лестнице… и вернулись.
Алевтина Александровна медленно, словно крадучись, зашла за фикус и остановилась напротив меня:
— Ты же Оля, да?
— Здравствуйте, для начала.
— Здравствуй, — она села на диван так, словно между нами сидит ещё один человек, и завела беседу, как она это умеет, в проникновенной манере:
— Оля, я хотела с тобой поговорить…
— Не больно-то вы торопились.
— Ну, давай не будем скатываться на грубости.
— Весьма с вами солидарна! Какое слово вы сочли грубым: «больно», «торопиться» или «вы»? Я постараюсь исключить его из процесса общения с вами.
— Оля, тебе сложно понять материнские чувства, но я тебя уверяю, когда ты вырастешь, со временем…
— Я пойму, что можно пихнуть детей в интернат, потому что вопросы устройства личной жизни превалируют над материнским инстинктом?
Она смотрела на меня, поджав губы:
— Он до сих пор сердится на меня? Из-за этого?
— Спросите его лично.
— Я пыталась. Но Володя… Он совсем не хочет разговаривать. Не могла бы ты…
— Нет. Я не могла бы. Я больше не хочу говорить в вашу пользу и вообще как-либо изображать между вами буфер, — я встала. — Мне чисто гипотетически интересно. Если вдруг Володя бросит заниматься юннатским хозяйством и писать книжки, его возвращение в родные пенаты будет для вас столь же животрепещущим?
Она гордо выпрямилась и сложила руки в замок на коленях:
— Скажи пожалуйста, на что ты намекаешь?
— Я ни на что вообще не намекаю, я просто интересуюсь вслух. До свидания.
В кабинете инспекторши я задержалась недолго: объяснила, что мама болеет, но переживает, что надо отвезти документ. Как только выздоровеет, сразу явится на беседу. Получила в ответ сухой кивок и пометку в журнале входящей документации.
Приоткрыла дверь кабинета на выход — а матушка Вовина у лестницы переминается, явно же меня поджидает. Я развернулась к инспекторше:
— Простите, вы могли бы проводить меня на выход? Там такая странная женщина стоит, она меня по дороге сюда остановила, угрожала поймать и побить, и теперь она там караулит, я боюсь.
Инспекторша нахмурилась, выбралась из-за своего стола и выглянула в коридор. Лицо её слегка вытянулось:
— Алевтина Александровна, подойдите сюда, пожалуйста!
Я пискнула:
— Спасибо, всего доброго! — оббежала раздосадованную Вовину мать по широкой дуге и понеслась вниз по лестнице.
Да, я приврала. Но когда ты находишься в заведомо проигрышной ситуации, наплетёшь, что в голову взбредёт…
ЖИТЬ СТАЛО ЛЕГЧЕ!
Конец июля — начало августа
Однозначно, надо повесить плакат с этой фразой Сталина. А если не найду — купить с подходящей картинкой и наклеить поверх надпись: «Жить стало легче, жить стало веселее!» — И. В. Сталин. Смотреть буду в минуты тягостных сомнений. Потому что, так или иначе, нас всё равно вывозит в нужную сторону.
Из жизнеутверждающих новостей — прежде всего, вернулись наши, загорелые, довольные, с целой коробкой ракушек, обязательными фотками с обезьянкой и быстропортящимися фруктами (которые поэтому сразу в первый же вечер и съели — все два ведра).
Я посвятила маму в тонкости своего похода в опеку, чтоб она там не ляпнула, что на юга летала. Они с Вовкой сходили к этой инспекторше, что-то там поговорили. Снова приходили проверки — спальное место, обеспеченность продуктами, Вовкин шкаф смотрели, школьную канцелярию, о Господи…
На очередную проверку инспекторша возьми да и явись с Вовкиной матерью. У Вовы лицо такое сделалось, как будто он в парадных туфлях в свинскую какаху наступил. Те такие только на порог вошли:
