Союз еврейских полисменов - Чабон Майкл (книга регистрации txt) 📗
– Christ! – Как и большинство работающих в округе Ситка мексиканцев, Спиро нашпигован американизмами. Для евреев-янки округ Ситка – край краев земных, Хатцеплац, ничто на задворках пустоты. Американский для такого еврея, как Спиро, – соломинка, которая высосет его из этого дурацкого коктейля бессмыслицы обратно в реальный мир. Спиро улыбается. – Никогда я не видал женщину, которая бы так притягивала к себе всякие дрязги.
Они устроились в нише гриль-бара «Скагуэй Эрни» в приземистой алюминиевой пристройке, которая когда-то вмещала весь аэропорт. Спокойно сидят, ждут заказанных бифштексов. Многие считают, что «Скагуэй Эрни» – единственное место между Анкориджем и Ванкувером, где можно получить приличный бифштекс. Его хозяин Эрни ежедневно получает свои бифштексы с кровью, доставленные по воздуху из Канады запакованными в лед. Меблировка и декор излишествами не блещут: винил, сталь да ламинат. Тарелки пластиковые, салфетки, дипломатично выражаясь, гофрированные. Заказываете вы у стойки, получаете номерок на проволоке, по которому вас и определяет подавальщица. Персонал преклонного постпенсионного возраста, пола женского, однако сильно напоминает манерами и внешностью дальнобойных водителей большегрузных фур. Атмосфера заведения определяется его лицензией на продажу спиртного и клиентурой: теми же пилотами, охотниками, рыбаками, всякими штаркерами и дельцами невидимого фронта. В пятницу вечером, в разгар сезона, здесь можно купить-продать все, что угодно, от свежей лосятины до кетамина, и услышать наиболее изысканное вранье.
В шесть вечера в понедельник присутствует публика менее колоритная и многочисленная: персонал аэропорта да пилоты. Мирные евреи, работяги в вязаных галстуках. Да и истории в воздухе журчат поскромнее. Один американец на ломаном идише повествует, как однажды одолел три сотни миль, не замечая, что летит вниз головой. Стойка бара ради понедельника не изменилась: неуклюжий носорого-бегемот, лживо-викторианский, но из настоящего дуба. Стойка спасена из лопнувшего ковбойского бара в центре Ситки.
– Дрязги-передряги, да, – соглашается Ландсман. – От начала и до конца.
Спиро хмурится. В тот день, когда самолет Наоми врезался в гору Дункельблюм, он дежурил на вышке. Диспетчеры никак не могли повлиять на события, но вспоминать об этом все равно неприятно. Спиро расстегивает молнию на пластиковой папке и достает оттуда толстый синий сшиватель с одним толстым сброшюрованным документом и несколькими отдельными листками.
– Я еще разок заглянул, – мрачно сообщает он. – Метеоусловия благоприятные. С профилактикой она несколько затянула. Связь самая банальная.
– Угу, – промычал Ландсман.
– Что-нибудь новое хочешь найти?
– Не знаю, Спиро. Смотрю, просто смотрю.
Ландсман пролистывает экземпляр заключения комиссии ФАА, откладывает его и переходит к листкам.
– Это план полета, о котором ты спрашивал. Утро перед катастрофой.
Ландсман всматривается в формуляр, подтверждающий, что пилот Наоми Ландсман на летательном аппарате «Пайпер Суперкаб» собирается совершить полет с одним пассажиром на борту из Перил-Стрэйт, штат Аляска, в Якови, округ Ситка. Формуляр – обычная распечатка на принтере – двенадцатым кеглем, шрифт «Times roman».
– Значит, она позвонила, – Ландсман всматривается в графу даты-времени, – в половине шестого?
– Она использовала автоматизированную систему. Чаще всего так делают.
– Перил-Стрэйт. Это где-то у Тенаки?
– Да, чуть южнее.
– Значит, лететь оттуда сюда два часа?
– Примерно так.
– Странный оптимизм, – заметил Ландсман. – Наоми указала время прибытия восемнадцать пятнадцать. Через сорок пять минут с момента регистрации.
Спиро всяческие аномалии отталкивают и притягивают. Он берет папку, пролистывает документы, которые он собрал и скопировал после того, как согласился на предложение Ландсмана заказать ему стейк.
– Но она и прибыла вовремя. Вот отметка: восемнадцать семнадцать.
– Значит… Значит… – Что значит? Или она покрыла двухчасовой маршрут от Перил-Стрейт до Якови за три четверти часа, или… Или Наоми изменила свои планы и решила приземлиться в Якови, когда была в воздухе и летела куда-то еще.
Прибыли бифштексы. Официантка заменила номерки толстыми кусками канадской говядины. От них исходит святой дух. Они божественно выглядят. Но Спиро их не замечает. Он зарылся в бумаги.
– О'кей, вот предыдущий день. Она вылетела из Ситки в Перил-Стрейт с тремя пассажирами. Взлет в шестнадцать ноль ноль, посадка в восемнадцать тридцать. Выходит, когда они туда прибыли, уже стемнело. Естественно, ночевка. На следующее утро… Гм…
– Что?
– Вот. Похоже, она сначала хотела вернуться в Ситку. Сначала. В Ситку, не в Якови.
– С пассажирами?
– Без.
– И, пролетев какое-то время, как мы полагаем, в Ситку одна – а на самом деле с каким-то пассажиром на борту, – она вдруг меняет направление на Якови.
– Так это и выглядит.
– Перил-Стрейт. Что такое этот Перил-Стрейт?
– Да то же, что и все остальное. Лоси, медведи, олени. Рыба. Все, что еврей жаждет угробить.
– Мне так не кажется, – поджимает губы Ландсман. – Не похоже это на рыбачью вылазку.
Спиро хмурится, встает и направляется к стойке. Подсаживается к какому-то американцу. Губы Спиро шевелятся, американец молча уставился в стойку перед собой. Затем кивнул, и оба шагают к Ландсману.
– Роки Китка, – представляет их друг другу Спиро. – Детектив Ландсман. – И, поставив точку, набрасывается на свой бифштекс.
Китка. Черной кожи штаны и жилетка. На голое тело. Жилетка, во всяком случае. Если не считать обильной татуировки на местные темы. Моржи, киты, бобры – все зубастые, кроме обвившего левый бицепс угря с хитрой мордой… или это змея?
– Вы пилот? – интересуется Ландсман.
– Нет, я коп со стажем, – выпаливает Китка и смеется, растроганный собственным остроумием.
– Перил-Стрейт. Вы там бывали?
– Впервые слышу.
Это тоже следует понимать как шутку.
– Что вы о нем скажете?
– Только то, что видно сверху.
– Китка, – размышляет Ландсман. – Фамилия индейская.
– Отец мой тлингит. Мать шотландско-ирландско-германско-шведско… еще много каких кровей… но не еврейских.
– Много там туземцев в Перил-Стрейт?
– Да вообще никого, кроме них. – Тут Китка вспоминает, что ничего о той местности ему неизвестно, и переводит взгляд на бифштекс. Взгляд голодный.
– Белых нет?
– Один-два…
– А евреи?
Взгляд Китки деревенеет.
– Ничего не знаю.
– Мне надо кое-что там расследовать. Кое-что, интересное для еврея из Ситки.
– Там вообще-то Аляска. Еврейский коп может, конечно, расспрашивать там кого угодно, это ясно, но вот кто его там услышит…
Ландсман отодвигается от своего бифштекса.
– Давай, дорогой, – воркует он на идише. – Кончай его гипнотизировать. Он твой. Я его не трогал.
– А вы как же?
– У меня аппетита нет. Не знаю почему.
– Нью-Йорк? Люблю Нью-Йорк.
Китка садится. Ландсман пододвигает тарелку прямо ему под нос. Он занимается своим кофе, следя, как соседи по столу уничтожают заказанные им бифштексы. Китка на глазах оттаивает, раскрывается.
– Черт, ласковый бычок, – провожает Китка последний глоток мяса и заливает его ледяной водой из красного пластмассового стакана. Смотрит на Спиро, на Ландсмана, отводит взгляд в сторону. Утыкается глазами в стакан.
– Цена бифштекса, – криво усмехается он. – Есть там странноватое ранчо, говорят. Для религиозных евреев, севших на наркотики или снившихся. Вроде даже ваши бороды на сладенькое падки.
– Вполне логично, – комментирует Спиро. – Подальше от глаз чужих. Позору много.
– Но ведь дело то сложное, – сомневается Ландсман. – Получить разрешение на открытие любой еврейской лавочки – проблема, а тут еще в заповедной зоне… Даже для лавочки благотворительной.
– Ну, не знаю. За что купил, за то и продаю. Может, конечно, вранье все.
