Ветер с Итиля - Калганов Андрей (мир бесплатных книг txt) 📗

Нет, конечно, внизу бьются людины… Кровь, смерть и все такое… Наверное, отряд во главе с Угримом проявляет чудеса мужества и героизма. Но он-то, он здесь при чем, скажите на милость… Если здраво поразмыслить, что он в открытом поле, так – мишень для стрел. Причем мишень такая, что не попасть грех.

Зато вторая половина пела совсем другую песню: «Может, неспроста, Степан, ты попал в это нелегкое время? Может, в этом и есть твое жизненное предназначение – развернуть историю к русскому человеку передом, а к лесу задом. С ТВОЕЙ-ТО СИЛОЙ! Ведь потому и мается русский мужик, что от самых начал жизнь его наперекосяк». Но о том, как эту самую историю разворачивать, Степан, по правде сказать, не имел ни малейшего понятия.

Окажись Белбородко, скажем, в предреволюционном Петрограде, он, даже при своих обрывочных исторических знаниях, мог бы послужить отечеству, потому как представлял бы, в какую сторону должны развиваться события. Можно было бы, например, затесаться в ряды революционных матросов и подмешать в самогон элениума, а то и пургена. Глядишь, и не было бы штурма Зимнего… Или, ежели бы провалился в прошлое до Первой мировой, можно было бы отправиться в Сараево и предотвратить убийство эрцгерцога Фердинанда. Тогда Австрия не объявила бы войну Сербии, а Россия не объявила бы войну Австрии. Глядишь, и не было бы Первой мировой… А с ней и революции, не к ночи будет помянута…

В этом же лохматом доисторическом веке не поймешь что к чему. «Белое пятно» на карте истории!..

– Ну чего, опамятовался? – хохотнул вой. – Тады давай кольчужку примерять, я ее, родненькую, с хузара дохлого, пока тебя крючило, стянул. Любят тебя боги, коли будешь с людинами, то и нам удача привалит.

Внутри бурлила веселая и жестокая сила. Степану вдруг захотелось оказаться в самой гуще битвы, рубить, рвать, топтать ногами. Он чувствовал запах крови, слышал ржание коней, видел, как корчатся поверженные враги. Да, он будет сражаться! Мужчина должен сражаться, иначе он – не мужчина.

Белбородко с трудом втиснулся в кольчугу – она была явно не по размеру. На боках и плечах кольца расползлись, и ладно сработанная бронь стала походить на встопорщенную рыбью чешую. Хазарину укороченный рукав прикрывал до половины предплечье, Степану же едва доходил до локтя. Стальной блин, который должен был находиться на груди, защищая солнечное сплетение и сердце, уполз выше и уперся боком в ключицу, набедренник едва доходил до бедренных костей, хотя по задумке «завода-изготовителя» должен был изрядно прикрывать ноги…

В прошлый раз, надевши Алаторовы брони, Степан чувствовал себя так, будто его придавила железобетонная плита, сейчас же в теле ощущалась небывалая легкость и сила. Несмотря ни на что, трофейный доспех не стеснял движения.

Алатор осмотрел его, будто покупал коня у цыгана, только что в зубы не заглянул, задумчиво поскреб подбородок:

– Уж здоров ты больно…

– На-ка вот, – Алатор протянул Степану довольно внушительную палицу с железным набалдашником, утыканным шипами, – хузар подарил.

Палица была длиной локтя в полтора, но в руке Степана она казалась игрушкой. Он покрутил ей на тот же манер, что короткую палку, – кистевым, легким движением.

Алатор внимательно наблюдал за тем, как тяжелая дубина выписывает круги и восьмерки.

– Добре, добре… – уважительно проговорил вой, – этаким манером и стрелу отбить можно, и от сабелюки закрыться. Не видал я, чтобы так орудовали. Видать, хороший у тебя был учитель…

– Не жалуюсь!

Вой насупился:

– В душу не полезу, не боись. Захочешь – сам расскажешь.

«Это вряд ли, – подумал Степан, – не рассказывать же ему про зал на Сенной, про китайца-эмигранта, про дышащий болотами Питер». Та, прошлая жизнь, и самому Степану казалась уже каким-то призрачным сном… Впрочем, любая жизнь – сон.

– Жив буду, расскажу, – покривил душой он, – а хочешь, так и обучу тайным премудростям.

Друзья – они и вправду стали друзьями – посмотрели друг на друга.

– А ты ничего, – сказал Алатор, – хорошо, что тогда на капище я тебя пожалел.

– И ты вроде правильный мужик, – хмыкнул Белбородко, – а за «пожалел» низкий тебе поклон, аж до земли. Бока-то не болят? Хотя с твоим «лютым» корнем…

Алатор сощурился и задумчиво почесал бороду. Произнес елейным голосом, поглаживая рукоять окровавленного меча:

– Запамятовал ты, вот и плетешь что ни попадя.

– Да вроде на память не жалуюсь.

– А вот он думает, что забывчив ты! – Вой выхватил меч и приставил острие к горлу Степана.

Степан вспомнил, что совсем недавно острие купалось в человеческой крови, и стало как-то не по себе.

– А и правда, как это я забыл? – сказал он с той же интонацией, с которой герой бородатого анекдота произносит ставшую классической фразу: «Закуривай, ребята». [24]

– Ну, теперя-то припоминаешь, как дело было? – Алатор чуть надавил.

– А то?!

– Вот и добре, – смилостивился вой, пряча меч в ножны. – А ежели вдруг придет в голову что, так при себе держи, здоровее будешь.

Решив, что говорить больше не о чем, вой отвернулся и зашагал к чаще, туда, где змеилась тропа. Степану ничего не оставалось, кроме как идти за ним.

«А интересно, что сталось с тем рыжим псом, который навел на меня хазар?» – подумал он.

Лес вскоре дал ответ. Рядом с тропой бился в траве рыжий комок, пойманный капканом. Степан поежился – он сам здесь совсем недавно проходил. Ступи на шаг в сторону – железная пасть, как пить дать, изувечила бы ногу.

– Постой, – бросил он.

Алатор с недовольным видом обернулся.

– Негоже, чтобы живая тварь мучилась.

– Хошь, так добей, здесь других ловушек нет, можешь подойти.

Степан подошел к собаке. Та жалобно заскулила.

«Пес ни в чем не виноват, просто выполнял свою работу, – подумал Степан, – честно выполнял…» Сыскач укоризненно взглянул на него.

– Прости, приятель, для тебя же лучше будет. Сейчас боль уйдет… – Белбородко взмахнул палицей и уже хотел обрушить ее сыскачу на голову, как вдруг остановился. То, что он собирается сделать, очень похоже на подлость!

Захотелось напиться до зеленых чертей и набить кому-нибудь морду. А еще лучше – ему бы набили, да так, чтобы в травмпункте ужаснулись…

Нет, не будет он убивать ищейку!

Белбородко разомкнул капкан, взял собачку на руки. Не так уж она и покалечена – только одна лапа перебита, можно выходить.

«Куда же тебя девать-то?» – подумал Степан.

Взгляд как-то сам собой наткнулся на Алатора, вернее, на заплечную суму, в которой покоились трофейные сапоги. Эта сума еще совсем недавно принадлежала одному из убитых хазар.

Степан подошел к Алатору. Собачка испуганно взглянула на воя.

– Я вот чего думаю, – издалека начал Степан, – сапоги хороших денег стоят.

– Ну? – угрюмо отозвался Алатор.

– Сапоги у хазар знатные, на торжке с руками оторвут. Вот я и говорю, правильно, что ты их прибрал.

– Ну?

– Только у нас есть трофей побогаче. За добрую ищейку столько отвалят, что не унесешь. – Алатор, почуяв недоброе, начал сопеть. – Вот я и думаю, в торбу твою пса посадить…

– Ить сдохнет животина, – сопротивлялся Алатор, – только зря пупок надрывать.

– Давай, давай, рассупонивай торбу. Я тащить ее не могу, потому как раненый. Только оклемался.

Вой нехотя снял суму, развязал тесемки. Немного помешкал и с сожалением выбросил две пары сапог, освобождая место. Степан было потянулся к третьей паре, но получил по рукам:

– Не трожь, и так влезет.

Алатор взял у Степана собаку и запихнул в торбу.

– Только гавкни у меня…

Пес не то что гавкать, дышать боялся.

Вой взвалил торбу за спину и с мрачным видом зашагал по тропе.

Глава 2,

в которой повествуется о пользе березового дрына

«Ох, моченьки больше нету, – стонал Гридя на бегу, держась за бок, в котором ворочался здоровенный ежище, – хоть бы закончились мои беды. Ну когда же?» Он поцеловал Перунов оберег, другого все равно не было, и припустил шибче.