На лыжне попаданец Ломаев (СИ) - Леккор Михаил (читать книги онлайн полные версии .TXT, .FB2) 📗
После этих слов все посмотрели на меня оцепенело, мол, а что и так тоже можно? Мы не ведь знали!
— Товарищи, можно все, что не запрещено. Такого рода изменения запрещены? — не мог не стебануться я над коллегой и подчиненными.
Спортсмены продолжали зевать ртами, тренер, наоборот, судя по физиономии, уже был готов ответить. Ноя не хотел болтать и только сказал:
— Кстати, вы не радуйтесь, вот особого радостных участников ралли для уточнения еще один важный пункт специально от меня:
3. Среди первыхучитываются все спортсмены, не только советские. Только немцы, конечно, не идут для зачета в комиссию. Не зачем! Для чего опоздавших считать?
Если что, я вообще могу войти один в число избранных.
И вышел побыстрее, ибо язык без костей, болтаться может без конца и во все стороны, а мне некогда. Долго они решали, быть или не быть. Я уже прошел тренировочный круг в три километра, когда из здания высыпали мои сотоварищи. Теперь уже Иванов угрюмо молчал, а спортсмены очень хотели меня опровергнуть. Или, хотя бы, спросить чего-нибудь хотя бы минуток на двадцать — тридцать.
Но я их обломал, объявив о пяти кругах молчания. Кто что-то скажет, то дурак. Разговоры как отрезало, ведь дурак по умолчанию тянул наряд вне очереди. Даже офицеры, должность во взоде у них все равно рядовая.
Ну а что болтать, ничего уже не переиграешь, нечто подобное я изложил в руководстве общей спортивной команде СССР. Там вздохнули, но согласились. Любимцу Горбачева (совсем не так) лучше не перечить.
Вечером я снова дал установку и на этот раз ответил на все вопросы, даже на очень глупые. Основой всего был тезис — прийти вторым и вам все проститься. Не смотрите по сторонам, идите как можно быстрее, но с учетом своих сил. И еще метко стреляйте, и будет вам господень рай.
Ссылки на бога были восприняты уже спокойно, тем более от командира, майора Ломаева, кавалера двух высоких советских орденов — Трудового Красного Знамени и Ленина. Он лучший — это все понимали, и были бы не прочь прицепится к нему хоть на полчаса, дальше все равно не хватит сил.
Лишь один негромко спросил, даже не самый глупый, а рассудительный — лейтенант Костя Ситдиков:
— Я так понимаю, товарищ майор, первое место вы оставили себе, да? — и лукаво посмотрел на меня.
Разумеется, я не стал его разочаровывать, прямо ответил на такой вопрос, благо его и так все знали:
— Совершенно верно, товарищ Ситдиков. Но вы прекрасно понимаете, что на лыжне нет никаких званий. Рискни, голубчик, если уже забыл, как висел на моем хвосте, аж потом не скопытился?
— Не-не, господи упаси! — перекрестился стойкий атеист Ситдиков, — я просто так спросил, да и то, разве медленная черепаха за быстрым гепардом угонится?
В общем поговорили. Я их твердо убедил, что немощь моя была по политической причине, а сегодня, как никогда стоек. И все должны понимать — Ленин и теперь живее всех живых, это я вам, и как коммунист говорю, и ваш командир.
Против такого никто не возразил, не было таких дурней в Советской Армии. А уже серьезно добавил:
— Каждый из вас на лыжне должен беспокоиться только о себе и не жалеть об отставших. Но, и запомните это твердо, в случае необходимости вы можете всегда опереться на меня. Многого я, разумеется, не могу, я не волшебник, но хоть что-то.
Биатлонисты согласились и как-то очень радостно, словно я им по волшебной палочке феи раздал. С этим и разошлись. Впереди была новая дистанция, опять трудная, но ничего сложного не обещающая.
Утром подъем, привычная зарядка, такая же обычная, как дыхание. Командирский завтрак, в общем-то, ничем от обычного не отличающийся. Только сладкое какао вместо чая. Обозлился, я бы лучше чай попил!
Перед выходом на лыжню проверил не только свой спортинвентарь, но и команды, между делом приободрил народ, где наша не пропадала.
Выходя на лыжню, обратил внимание на радостных немев. Ха я вам ухудшу-то настроение.
— Эй, фрицы, я пришел! — обратился я ко всем ним и одновременно ни к кому на неплохом немецком, — кто будет ответ держать за эту дурацкую шутку с меняющими правилами биатлона?
Вроде бы ничего такого угрожающего не сказал, правда, тон был не очень хороший, честно говоря, но ведь я им не угрожал и даже тон не повышал!
Немцы же приутихли, будто я им твердо обещал двадцать дет расстрела. Ничего ведь, гады, даже не мяукнули, но тихонечко вызвали полицию, которая прибыла, когда я уже стоял на лыжне. Полицейский попросил пройти к их легковой машине, разъяснить им некоторые нюансы русского поведения.
Тон был в целом вежливый, но отдельные выражения подчеркивали, что он нас ни в грош не ставит и совсем не считает за людей. Почти как фашисты в 1941 году в оккупированном Советском Союзе. Еще бы по морде дал, вообще бы полная аналогия.
— Господин полицейский, — холодно заговорил я, — стою на лыжне, уже включили секундомер, и тут вы отвлекаете меня от бега по какому-то дурацкому поводу. Господа, вам, кажется, понравились такие неспортивные методы добывания победы?
Эти громкие экспрессивные слова на немецком языке, также как и сами полицейские на Старте, и без того очень привлекшие к себе внимание, взбудоражили всех, особенно судей и журналистов. Первых потому, что они здесь за все отвечали. Хотя и командовали, конечно. А журналисты, они этим кормились. Скандалы — это хорошие деньги, на них и живет демократическая пресса!
Быстро подошедший судья Старта Иоганн Келлер был профессионалом и поэтому сразу во всем разобрался. Первым ушел на дистанцию советский спортсмен, такой же скандальный, как и победоносный. А вот глупый полицейский будет обязательно за все отвечать. Мало ли что на него донесли его немецкие камрады. Это вообще был внутренний профессиональный спор, куда полиция не должна вмешиваться.
А я быстро шел. На счет затянувшегося старта не горевал — все видели, если что так завою, сами прибежите. Нет, тут на лыжне вообще, как-то легко потянуло вперед. Который раз уже. Как встанешь на лыжи, так и как с моторчиком несешься, Карлсон, который на крыше, хе-хе!
Приходится даже придерживать себя, а то позади ребята, хоть чуть-чуть поддержать, обещал ведь. Да и самому надо, это тоже важно.
Что-то я оторвался, а ведь полчаса всего бежим. И, на всякий случай, помни, это не шухры-мухры, это длинная дистанция пятьдесят километров, неправильно рассчитаешь силы, самого потом будут тащить к Финишу с перекошенным ртом.
Ну это я так, типа вспомнил юность. Давно уже не надрывался даже на этой дистанции. Именно не надрывался, а не уставал. Устаю-то почти каждую гонку. Не знаю, кто как, а у меня на каждой дистанции есть такой момент, когда я иду кое-как, перемогаю себя. Другое дело, уже с Вологодского отрезка жизни кризисы все легче и короче.
Оп-па, кто это лихачит, как пьяница за стеклотарой. Не спеши, каждому достанется, посуды много. Ха. а ведь это наш, более того, ведь это Алеша Орехов собственной персоной! То есть, прошу пардону, лейтенант А. К. Орехов рулит.
— Не сильно ли разогнался, лейтенант, сил потом хватит? Пятьдесят километров все же. Считай, всю Москву перемотали, — сказал и прикусил язык. Москву XXI века точно, а ХХ столетия не знаю. Она ведь гораздо меньше, даже в конце века. На всякий случай добавил: — ну почти прошли, только окраины остались.
Алеша, простая русская душа, ничего не заподозрил, только улыбнулся, несмело возразил:
— Не-а, товарищ майор, я, как вы учили, контролирую свой физический потенциал, сопоставляю его с предшествующими гонками. Вроде пока ниче.
— Ну хорошо, если ниче, — слегка подколол я. Поинтересовался: — остальные как, тоже идут нормально?
— Нормально, товарищ майор, — успокоил меня Орехов, — Токменев просил передать, чтобы не беспокоились и не дергались — они идут экономичным ходом, но, судя по всему, немного опережают немцев. Я тоже смотрю — хилые они какие-то, сначала разбежались, а теперь потихоньку сдают, хотя надо бы наоборот.
— Ничего не хилые они, нормальные немцы, — осмотрительно защитил я немецких хозяев, — это вас я воспитал, как лосей. Теперь вон сам не могу отбиться.
