Кроусмарш - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
Так все и вышло. Уже к исходу второй ночи он передвигался по бескрайним степным просторам. Цели своей он достиг, так как все указывало на то, что теперь он был в дикой степи, а не на территории Империи, но это таило в себе и опасность. Передвигаться по бескрайним степным просторам пешком, да еще и не зная о местонахождении источников воды, – это безумие, но иного выхода у него и не было.
Увидев с гребня возвышенности очередные заросли камыша, брат Адам облизнул шершавым языком обветревшие и потрескавшиеся губы и, переполняемый надеждой, ускорил шаг. Он взял направление на эти заросли, молясь, чтобы это не оказалось очередным озером с дурной водой, так как он был уже в таком состоянии, что мог не удержаться и напиться этой горькой и негодной в пищу «живительной» влагой, а это верная смерть.
Вот уже несколько суток он не пил, если не считать крови тех немногих грызунов, которых ему удавалось добыть при помощи пращи, и не ел иной пищи, кроме мяса именно этой своеобразной добычи, да еще и сырого, так как развести огонь он не имел никакой возможности. А за последние сутки ему ни разу не встретились и они, так что у него во рту вот уже больше суток не было ни маковой росинки.
Заросли камыша шли по берегу небольшой речушки, протекающей по ложбине между двумя гребнями холмов. Он двигался весьма быстро, выкладываясь до последнего, расходуя остатки своих сил, ничего не разбирая на своем пути. В голове молотом стучала мысль о том, что сейчас он ведет себя неразумно: даже если отбросить то, что он практически бежал не разбирая пути и не глядя по сторонам, а значит, мог пропустить возможную опасность, он понимал, что напьется во чтобы то ни стало – даже если окажется, что там самая грязная лужа с самой отвратной водой.
Господь не попустил. Вода оказалась хотя и теплой, но все же вполне пригодной для питья, приятно растекаясь по телу. Он пил много и жадно, но никак не мог даже притупить чувство жажды: чем больше он пил, тем больше хотелось пить, пить и пить. Наконец, не в силах влить в себя больше ни капли, но по-прежнему испытывая жажду, он откинулся на спину в тени зарослей. Усталость навалилась разом, так что он сам не заметил, как уснул.
Проснулся он, когда солнце уже склонялось к закату. Но сон не принес облегчения – наоборот, голова раскалывалась от нестерпимой пульсирующей боли, словно в ней добрый десяток кузнецов устроил свою кузню и сейчас махал своими молотами. Едва волоча ноги, он добрел до воды и вновь напился, правда, на этот раз он был куда более умерен, пил не так жадно и не так много. Когда жажда была утолена, навалилась другая проблема: заполненный до краев водой желудок жалостливо заурчал, требуя чего-нибудь более существенного, нежели вода. Нужно было подумать о пропитании, так как силы его уже оставляли. Он чувствовал, что за эти дни он не просто сильно потерял в весе, но и растерял много сил: случись сейчас ему повстречаться с орками – и ни о какой защите речи идти не могло, его взяли бы голыми руками и без какого-либо сопротивления с его стороны.
Камыши выглядели многообещающе: здесь наверняка должны были гнездиться водоплавающие птицы, а потому, превозмогая усталость, он изготовил пращу, наложил камень и двинулся по камышам в поисках добычи.
Стараясь двигаться как можно тише, он сделал пару десятков шагов и застыл как истукан. В душе пронеслась волна охватившего его страха, а губы изогнулись в хищном оскале. Нет, живым он не дастся.
Прямо перед ним, буквально в паре шагов, в густых зарослях камыша в сгущающихся сумерках он различил притаившуюся орочью повозку. В том, что это повозка орочья, он не сомневался: насмотрелся на такие, пока путешествовал в караване купца, торговавшего со степняками.
Слегка присев, он стал опасливо озираться по сторонам и вслушиваться в окружающие его камыши. Его обострившийся слух различил кряканье утки, что подтверждало его догадку о наличии здесь дичи, шум ветра в камышах, шорох жестких, с острыми краями листьев, слабое журчание воды, струящейся между стеблями камыша, легкое похлопывание на ветру парусины, но он не слышал ни характерных звуков, издаваемых животными, ни шагов, ни голосов, ни поскрипа упряжи – ничего из того, что характерно для устроенного лагеря. Все говорило о том, что здесь нет ни единой живой души. Только повозка. Нет, не только. Повозка была не одна, так как чуть дальше, а вернее, сразу за ней он рассмотрел другую, а потом и третью. Но вот только никого рядом с ними не было.
Все же продолжая сохранять крайнюю осторожность, он приблизился вплотную к повозке и рассмотрел ее более внимательно. Весь ее вид говорил о неухоженности и заброшенности. Выцветшая парусина с потеками от множества дождей, которые раз за разом омывали ее, смывая слои пыли, раз за разом покрывавшей ее натруженные бока, прорехи в обветшалой ткани. Проржавевшие ободы колес и шкворни, смытая со ступиц смазка говорили о том, что эти колеса уже давно не проминали под собой землю. Возле повозок отсутствовали какие-либо следы, молодые побеги камыша росли вокруг повозок так плотно, что стебли, стремящиеся к солнцу и пробившиеся под повозкой, обвили ее, неестественно изогнувшись.
Нет, эти повозки появились здесь не вчера и даже не месяц назад. Но как так могло выйти, чтобы сразу несколько повозок остались брошенными посреди степи, которая отличалась крайней скудостью? Причем никаких останков тел среди них не было. Как они здесь оказались, почему были брошены?
Обойдя все вокруг, он насчитал двадцать повозок, и все они были в одинаковом состоянии, все с грузом, в основном это были мешки с зерном, но были и иные товары, немного пряностей, в одной из повозок он обнаружил большое количество наконечников для стрел, несколько доспехов, немного странных и непривычных. В общем, все говорило о том, что это был богатый караван. Почему же его бросили, загнав в эти густые заросли камышей? Вопрос без ответа. Но брат Адам и не хотел искать на него ответа, ибо что бы тут ни произошло, это брошенное добро было для него как манна небесная.
Большинство мешков было потрачено грызунами, часть из которых разбежалась в тот момент, когда он заглянул в одну из повозок, часть была безнадежно испорчена, немалое число сгнило или проросло, но какое-то количество вполне сухого и пригодного зерна он все же нашел.
При осмотре одной из повозок, сохранившейся лучше остальных, он нашел очень много полезного для себя. Имелось там несколько комплектов одежды, палатка из парусины, оружие, в отдельном сундуке продукты, которые явно были по качеству выше, нежели остальные, но только когда-то – сейчас они были безнадежно испорчены, покрылись плесенью и просто сгнили, но было и то, что не поддалось времени: мешочек с великолепной солью. Нашлись и кухонные принадлежности, среди которых оказался небольшой котелок, в котором вполне можно было готовить на одного человека, при этом он был легким и занимал совсем немного места. Обнаружилось и несколько странных ложек – странных потому, что они сильно отличались от виденных ранее, выполнены из бронзы, при этом были гораздо глубже, чем он привык, но и несколько уже: вероятно, чтобы было удобнее пользоваться при наличии клыков. Здесь же он нашел и огниво, чего ему сильно не хватало.
В другой повозке Адам нашел инвентарь походной кузницы. В этом мире это было нормой, так как необходимость в ремонте могла возникнуть в любой момент – подковать лошадей, опять же надеть на рабов ошейник, – так что кузня с запасом угля – это не было чем-то особенным, а простой необходимостью. Нашелся и запас дров: так как в степи таковой пополнить было несколько сложно, то дрова были распределены по всем повозкам. Они занимали не так много места, потому что их использовали только для приготовления пищи, иногда заменяя дарами степи, то есть жестким кустарником или перекати-полем, горели они довольно жарко, правда, и прогорали столь же быстро.
Ночью же путники кутались в специальные шкуры, сшитые особым образом, мехом вовнутрь, так что одна их часть служила ложем, а вторая одеялом, – они несколько напоминали мешки, но при этом одна сторона была сшита только наполовину. Адам неоднократно видел, как ими пользовались в караване. В скатке места они занимали немного и были легкими, так как были сшиты из хорошо выделанных шкур с подстриженным мехом. Один из мешков, который хорошо сохранился, он решил забрать с собой.
