Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013) - Берг Николай (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
— Ясно — кивает Ремер.
Ильяс молчит, но видно, что это как раз тот самый знак согласия. Только мне подмигивает и показывает взглядом на Серегу, продолжающего пасти моих подопечных.
— На шофера смотри, он у нас основной объект — тихо говорит снайпер.
И я смотрю — максимально внимательно. Саня старательно выполнил свою роль "гонца из Пизы", четко доложил все как должно, очень живо и убедительно получилось, майор, пожалуй, чуток переиграл в задумчивости, но это на мой взыскательный вкус, пленные как раз в эту нашу самодеятельность поверили. Шоферюга побледнел как простыня. У «каски» глазенки не то, что забегали, а заметались, грубиян зубами скрежетнул и заматерился, а тупарь остался сидеть с открытым ртом.
— Ну вот, на этом наше знакомство можем и закончить — спокойно сказал майор — толку от вас никакого, ребята-людоеды, возиться с вами нам не с руки. Сидите спокойно, тогда пристрелим не больно. Давай, только быстро! — поворачивается он к Ильясу.
— Майор, вообще-то они все-таки пленные, а мы не они, мы не людоеды — вклинивается Ремер, задержав за рукав двинувшегося уже к сидящим людоедам со своей бесшумкой Ильяса.
— Это ты ошибаешься — с неприятной улыбочкой парирует снайпер — они не пленные. Пленными они станут если мы их сдуру на базу доставим, в списки внесем, на довольствие поставим и обеспечим местом проживания, медпомощью и охраной. Пока они — обезоруженный противник и "высшая форма военного насилия" к ним подходит отлично. Тот же бой, только они свое вооружение пролюбили, только и всего. Рукав пусти, слышь?
— Кончай давай мерихлюндии развозить, ни с какой стороны тут пленных нет. Разведчика на дереве не забыл? Так ему еще повезло, в сравнении с остальными-то. МЧС что нам рассказывали, помнишь? — спрашивает со своей стороны майор.
Весь разговор проходит так, словно пленные тут отсутствуют вообще — не люди на траве сидят, а так — мусор вывален. Вот теперь я понимаю выражение «списали». Этих — да, списали. И они уже мусор. Ну почти. Потому как пока живые — еще могут свою судьбу изменить.
— Стойте! Погодьте с артобстрелом! Я могу… — начинает вдруг лихорадочно говорить шоферюга. Получает пинок в спину от хамовитого, дергается.
И тут же вперебив, захлебываясь словами частит "каска":
— Я все точно сказал, можем въехать на зилке и накрыть там всех! Они не готовы, яппроведу комар носа не подточит!
Хамовитый ошалело смотрит на того и другого.
— Данные-то у вас не сходятся, голуби вы сизокрылые, значит врете — ласково отмечает очевидный факт Ильяс. И ствол его дудки с непристойной откровенностью смотрит на сидящих.
— Я все честно рассказал!
— У меня все точно!
Оба языка говорят это одновременно. Прям итальянская опера с речетативом, когда все действующие лица балаганят сразу.
— Касочку-то сними, не пробивает моя бандурка твою касочку, придется мне изворачиваться, тебе глядишь больно станет — деловито, но по-прежнему ласково, втолковывает Ильяс. Ремера откровенно передергивает. Ну понятно, военная косточка со своими тараканами и возможно — что и с каким-то там пониманием так называемой воинской чести. Мне-то это непонятно ни разу, я вполне согласен с мнением любителя сигар и хорошего коньяка, немало впрочем повоевавшего — Винни Черчилля. Так вот этот сукин сын давал такое определение: "Военнопленный — это твой смертельный враг, который старался тебя убить изо всех сил, но не сумел, не получилось у него. И потому он требует от тебя теперь ухода и заботы". Ну может я и не точно цитирую, но смысл в общем такой был. Тем более, что наши эти пленные не сами в плен сдались, а им просто выбили из рук оружие. Тот же хамовитый глазами сверкает и матерится как заведенный. Ну тупарь — ладно, а вот к слову реакция двух болтунов на мой взгляд сильно отличается. Что-то в этом кроется явно. «Каска» выглядит, как это ни странно, скорее обиженным, на его физиомордии явная досада, а вот шоферюга просто в отчаянии, и разъярен до белого каления. Не кинулся бы, в таком полубезумном состоянии вполне может.
— Ну если вы настаиваете, давайте сверим данные — задумчиво говорит майор.
Время на опушке тягуче замедляется. Напряжение висит в воздухе — вот не поверишь в точность этого высказывания, пока не попадешь в подобную ситуацию. И пролетающая у меня перед лицом бабочка словно потеряла свою воздушную легкость, машет крыльями медленно, с натугой, словно фанерный динозавр из старого японского фильма.
— Делаем так: я задаю вопрос, вы оба отвечаете — сначала шофер, потом ты. Этот придурошный будет подтверждать правоту того или другого. Слышь, матерщинник, я про тебя говорю! — обращается к хамовитому Брысь.
— А иди ты на… — громко и резко отвечает ему хамовитый.
— Как скажешь — соглашается майор и кивает Ильясу. Тот не чинясь тут же хлопает из бесшумки. Мне не видно, куда он стрельнул, но явно не в голову. Грубиян вместо потока мата странно сипит, словно спустившее колесо, сворачивается в клубок как еж. Остальные трое подскакивают, сидя на месте, и стараются отползти в сторонку, но тут же видят стволы, направленные в их сторону.
— Шаг вправо-влево — попытка к бегству, подпрыгивание — провокация — предупреждает Ильяс.
— Продолжаем разговор, теперь отвечать будешь ты. Итак, где находится старый танк? На перекрестке или в ремонте? — невозмутимо спрашивает майор у обалдевшего тупаря.
— Попугай мистера Коттона, тот же вопрос! — говорит странно знакомую фразу Ильяс.
— Да отвечай ты, придурок! — не выдерживает шофер.
Тупарь ошалело смотрит на нас, на корчащегося рядом и потому молчащего наконец-то хама. Сглатывает слюну. И вдруг спрашивает:
— Если отвечу — что дальше со мной будет?
— Жить будешь дальше.
— Пятнадцать минут — ехидно заявляет «каска». Получает сапогом в бок от Ремера, затыкается.
— И не пятнадцать минут, а сколько на роду написано. А с людоедством твоим Кронштадтский суд разбираться будет. Ты думай-то побыстрее, товарищу твоему не очень долго осталось на этом свете, скоро перекинется и обратится — терпеливо, как дитю малому, растолковывает майор.
— На перекрестке танк. В сарайчике — вдруг вполне внятно высказывается тупарь.
— Ясно. Второй вопрос… — спокойно продолжает Брысь.
Очень скоро становится ясно, что по большинству вопросов тупарь поддерживает сказанное шоферюгой. На часть вопросов он ответить не может — действительно знает мало, есть такая порода людей, которым все пофиг, но если видел, что танк установили близ перекрестка и замаскировали — то да, подтверждает. «Каска» затравленно вертится на заднице, с лютой ненавистью смотрит на своих товарищей по несчастью, на нас. Вздрагивает, когда майор обращается к нему:
— Интересно вот мне. А как ты нас собирался провести? И главное — куда?
— Да очень просто — вместо проигравшего «каски», говорит немного оживший шофер.
— И? — поднимает бровь Брысь.
— На блок-посту три обалдуя. Проехали бы спокойно — они до того там обленились что и шлагбаум не закрывают. А дальше — наверное через псарню бы повел. А там собачки. Он там тоже работал, с ним собачки знакомы, не тронут. Те, кстати, собачки, которыми вашу разведку травили, если интересно. Вы б прибрали этого, а то он уже затих, сейчас оборачиваться будет — кивает шофер на своего умирающего соседа.
— Да пожалуй — раздумчиво говорит Брысь. Кивает Ремеру. Тот понятливо поднимает за шкирку шофера с земли, режет стяжку на локтях. Шофер опасливо разминает руки, с недоумением смотрит на майора, который забрал у Саши потертый пистолет, выщелкнул магазин и неторопливо выбрал оттуда несколько тускло-желтых патрончиков. Потом вставил магазин на место и протянул шоферу этот старый ТТ. Я с некоторым недоумением узнаю в этом оружии своего старого знакомца — тот самый пакистанский ублюдок. Это черт возьми, уже не просто паршиво сделанный пистолет, это уже символ прямо какой-то получается, вроде переходящего знамени. Инициация новичков, ага, священный артефакт…
