Фатерланд - Харрис Роберт (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Шарли заметила:
– Тогда к концу недели все по крайней мере опять будет стоять на ногах, как раньше.
– Не остроумно.
Он обратился к Шарлет по-английски. Марш пристально посмотрел на него:
– Что вы говорите, господин Найтингейл?
– Я говорю, штурмбаннфюрер, что собираюсь поговорить с послом Линдбергом, а посол Линдберг переговорит с Вашингтоном. И я предполагаю, что они захотят получить значительно больше доказательств, чем эти, – он швырнул фотокопии на пол, – прежде чем откроют ворота посольства человеку, который, по вашим словам, скорее всего, является простым убийцей.
– Но Лютер предлагает вам эти доказательства.
– Это вы так говорите. Но я не думаю, что Вашингтон захочет поставить под угрозу достигнутый на этой неделе прогресс в области разрядки лишь из-за ваших… предположений.
Теперь вскочила на ноги Шарли:
– Это же безумие. Если Лютер не отправится с тобой прямо в посольство, его схватят и убьют.
– Извини, Шарли, я не могу на это пойти, – уговаривал её Найтингейл. – Хватит! Не буду же я доставлять в посольство первого встречного престарелого нациста, желающего удрать. Без разрешения. Особенно при нынешней обстановке.
– Не верю своим ушам. – Приложив руки к губам, она уставилась в пол, качая головой.
– Задумайся на минутку, – почти умолял Генри. – Этот тип, Лютер, просит убежища. Немцы говорят: передайте его нам, он только что убил человека. Мы отвечаем: нет, потому что он собирается рассказать нам, что вы, ублюдки, сделали с евреями во время войны. Как это скажется на встрече в верхах? Нет, Шарли, не отворачивайся. Подумай. В среду поданные при опросе за Кеннеди голоса сразу подскочили на десять пунктов. Как, скажи, реагировать Белому дому, когда мы взвалим это на него? – Второй раз Найтингейл представил последствия и второй раз содрогнулся от одной мысли. – Черт возьми, Шарли, во что ты здесь влезла?
Американцы пререкались ещё минут десять, пока их не прервал Марш.
– Вы кое-что упускаете из виду, господин Найтингейл, – сказал он, не повышая голоса.
Найтингейл неохотно отвлекся от спора с Шарли.
– Возможно. Вы полицейский. Вам виднее.
– Мне кажется, что все мы – вы, я, гестапо – продолжаем недооценивать верного члена НСДАП партайгеноссе Лютера. Вспомните, что он сказал Шарли о встрече в девять часов: «Вы сами тоже должны быть там».
– Что из этого?
– Он предвидел, какой будет ваша реакция. Не забывайте, что он работал в министерстве иностранных дел. Зная о предстоящей встрече в верхах, он не исключает возможности, что американцы могут вышвырнуть его прямо в руки гестапо. Иначе почему в понедельник вечером он прямо из аэропорта не приехал на такси в посольство? Вот почему он хотел привлечь журналистку. Как свидетельницу. – Марш нагнулся и поднял с пола документы. – Извините меня, но я всего лишь полицейский и не разбираюсь в нравах американской прессы. Однако у Шарли уже есть материал, не так ли? У неё есть факты – о гибели Штукарта, о счете в швейцарском банке, есть эти бумаги, запись разговора с Лютером… – Он обернулся к девушке. – Если американское правительство предпочтет отказать Лютеру в убежище и выдаст его гестапо, разве такой факт не станет ещё более заманчивым для развращенных американских средств массовой информации?
– Еще как! – подтвердила Шарли.
Найтингейл снова пришел в отчаяние:
– Ладно, брось, Шарли. Все это останется между нами. Я же не сказал, что согласен с чем-нибудь из этого, – отказать в убежище, выдать… У нас в посольстве многие считают, что Кеннеди не стоит сюда ехать. Совсем не стоит. Все, – закончил он, нервно тормоша свой галстук. – Но положение, скажу вам, хуже не придумаешь.
В конце концов они договорились. Найтингейл встретится с Шарли на ступенях Большого зала без пяти девять. Если Лютер появится, они быстро сунут его в машину, которую поведет Марш. Генри выслушает рассказ Лютера и в зависимости от услышанного решит, везти ли его в посольство. Он не сообщит послу, в Вашингтон или кому-нибудь ещё о своих намерениях. Когда они уже будут на территории посольства, решение судьбы Лютера, по его выражению, перейдет к «властям более высокого ранга», но им придется действовать исходя из того, что у Шарли имеется исчерпывающий материал и она его опубликует. Шарли была уверена, что государственный департамент не осмелится выдать Лютера.
Как они будут вывозить его из Германии – вопрос другой.
– У нас есть способы, – сказал Найтингейл. – Мы и раньше имели дело с перебежчиками. Но я не стану об этом говорить. Особенно в присутствии офицера СС, каким бы надежным он ни был. – Больше всего, по его словам, дипломат беспокоился за Шарли. – На тебя будут страшно давить, чтобы заставить молчать.
– Перебьюсь.
– Не скажи. Люди Кеннеди не брезгуют ничем. Без дураков. Допустим, у Лютера действительно что-то есть. Скажем, повсюду заварилась каша – речи в конгрессе, демонстрации, редакционные статьи – и это, не забывай, в год выборов. Итак, Белый дом попадает в трудное положение из-за встречи в верхах. Что, по-твоему, они станут делать?
– Перебьюсь.
– На твою голову выльют море дерьма, Шарли. И на твоего старикашку нациста. Будут говорить: а что нового мы от него получили? Те же самые старые сказки, которые мы слышим двадцать лет, да несколько документов, возможно, сфабрикованных коммунистами. Кеннеди появится на телевидении и скажет: «Американцы, мои соотечественники, спросите себя: почему все это выплыло сейчас? В чьих интересах сорвать встречу в верхах?» – Найтингейл наклонился к ней, приблизив лицо почти вплотную. – Перво-наперво они натравят на тебя Гувера и ФБР. Шарли, ты знакома с кем-нибудь из «левых»? С еврейскими активистами? Спала с кем-то из них? Потому что как пить дать они найдут таких, кто скажет, что спала, не важно, знаешь ли ты их или нет.
– Наложила я на тебя, Найтингейл. – Она двинула ему кулаком. – Иди-ка ты…
Найтингейл действительно в неё влюблен, подумал Марш. Влюблен слепо и безнадежно. Она это знает и на этом играет. Он помнил, как в тот вечер, когда он впервые увидел их в баре, она оттолкнула удерживавшую её руку. И сегодня: как он смотрел на Марша, увидев, что тот целует Шарли, как он печально глядел на нее, терпеливо сносил её вспышки. И тот разговор в Цюрихе: «Вы спрашивали, был ли он моим любовником… Я отвечаю: нет. Хотя он хотел бы им стать…»
И теперь, надев плащ и стоя в дверях, он мешкал, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, не желая оставлять их вдвоем, пока наконец не исчез в ночи.
Он придет завтра встретить Лютера, подумал Марш, хотя бы для того, чтобы быть уверенным в её безопасности.
После ухода американца они легли на её узкую кровать. Долго молчали. Уличные фонари отбрасывали длинные тени, косая тень на потолке от оконной рамы казалась тюремной решеткой. Занавески колыхались от легкого ветерка. Послышались шумные голоса и стук захлопываемых дверей машины – это зеваки возвращались с фейерверка.
Они слушали постепенно удалявшиеся голоса, потом Марш прошептал:
– Вчера вечером ты сказала по телефону, что кое-что нашла.
Тронув его за руку, Шарли спустилась с кровати. Он слышал, как она в комнате рылась в бумагах. Через полминуты девушка вернулась с большим дорогим альбомом.
– Купила по пути из аэропорта. – Сев на краешек кровати, Шарли включила свет и стала перелистывать страницы. – Вот. – И протянула Маршу раскрытый альбом.
Это была черно-белая репродукция картины из хранилища в швейцарском банке. Нецветное изображение не передавало всей её прелести. Заложив страницу пальцем, он взглянул на обложку. «Творчество Леонардо да Винчи» профессора Арно Брауна из Музея кайзера Фридриха из Берлина.
– Боже милостивый!
– Мне казалось, что я её узнала. Прочти.
Ученые назвали её «Дама с горностаем». «Одна из самых загадочных работ Леонардо». Считалось, что она написана около 1483-1486 годов и что «на ней изображена Цецилия Галлерани, любовница правителя Милана Лодовико Сфорца». В литературе она упоминается дважды: в поэме Бернардино Беллинчиони (умер в 1492 году) и в неясном замечании о «незрелом» портрете, содержащемся в письме самой Цецилии Галлерани, датированном 1498 годом. «Но, к огорчению специалистов, изучающих творчество Леонардо, сегодня подлинной загадкой является местонахождение самой картины. Известно, что в конце восемнадцатого века она стала частью коллекции польского князя Адама Чарторыйского. В 1932 году её фотографировали. С тех пор она канула, по красноречивому выражению Карла фон Клаузевица, „в тумане войны“. Все усилия имперских властей обнаружить её пока что не увенчались успехом, и теперь есть все основания для опасений, что этот шедевр периода расцвета итальянского Ренессанса навсегда утрачен для человечества».
