Колхозное строительство 4 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Де Сика, закутанный в клетчатое одеяло, выглядел гордым. До него только вчера на Кубе довели всю суть операции, в которой он участвовал, и наградили орденом — тем же, что и Петра с Гагариным, «Плайя Хирон». Пятицветная ленточка и золотая шестерёнка с колосьями. Витторио Доменико Станислао Гаэтано Сорано в Боливии страшно загорел и похудел. И раньше-то был похож на старого Бельмондо, а уж теперь — и подавно. Но улыбается красиво, а теперь на почти чёрном морщинистом лице ещё и белые зубы сверкают как жемчужины. Стареющий лев! Награждал льва Витторио сам Фидель Кастро. Обнимал, целовал, похлопывал по спине — и на чистом испанском предлагал перебираться на Кубу, обещая всякие блага, даже квартиру двухкомнатную с унитазом.
Де Сика обещал подумать — впечатлился, наверное, унитазом. У него в замке-то, во Франции, нет старинных, американских, ещё бронзовых. Пётр этого апофеоза щедрости не видел. Ему вот сейчас рассказывала Кадри Лехтла, что из всей группы одна сопровождала Барбье, с приказом при малейшей попытке кого бы то ни было отбить его прострелить фашисту сначала колено, а если не поможет, то и головушку бедовую. Серьёзная девочка, и акцент приятный. Эдакая Лайма Вайкуле — только с десятками трупов за спиной. Вот интересно, она зарубки на снайперской своей винтовке делает?
А Че, тоже завёрнутый в одеяла, проспал все четыре часа. Железные нервы у команданте! «Стюардессы» все с ним не по разу обнялись, похлопали по командантской спине, пожали командантскую руку. Фройндшафт. Дружба. Как по-кубински будет? На Кубе испанский? Это вы зря. Если уж чужой язык брать, то берите русский. Натюрлих. Геноссе.
— Аmistad estrecha.
— Точно! За встречу. Будешь по писят? Только там, на верху, ни-ни.
— ¿Вeber vodka? — Че Гевара показал большой палец, потом покрутил головой.
— Чё мотаешь! Нихт водка. Спирт.
— ¿Espíritu? (дух) — не поверил революционер.
— Глотни!
Глотнул. Слабак — после ста граммов вырубился и весь полёт проспал.
Петру эспиритуса не предлагали, вообще как-то дистанцировались от него здоровячки в полосатых купальниках. Сразу границу провели. Вот Че — свой парень, вояка, хоть и комендант чего-то там, так и у нас есть «комендатура». А вот ты, геноссе министр, — «Чужой». Штелле бы и так пить спирт отказался — ему через четыре часа и с де Голлем, и с Помпиду целоваться. Одно дело, когда от тебя «Шипром» попахивает, а другое, когда перегаром прёт. Дух другой. Эспиритус! А вот оскароносцу фляжку сунули. Испано-итальянский француз понюхал и храбро глотнул от избытка чувств. Домой летит! Задохнулся, брызнул слезами и междометиями.
— Idiota de los cojones. ¡Caray! — поблагодарил, наверное. Интересно, почему Че захохотал?
Мы только прилетели — сразу сели.
Фишки все заранее стоят.
Фоторепортёры налетели —
И слепят, и с толку сбить хотят.
Так у Высоцкого. Так и было. Только не фишки, а шишки.
Прилетели в Ле-Бурже. На лётном поле почётный караул, отдельно — шеренга генералов и штатских, во главе с президентом и премьер-министром. Гимны играют. Потом барабанщиц выпустили. Солнце светит. Красота! Обнялись, поцеловались, как водится. Чего вон на дорохохо Леонида Ильича бочку катят, целоваться любил, мол? Французы до этого дела не менее охочи, хоть ориентацию меняй. Стоп! Вот и ориентация. Вот он, стоит — символ Парижа и символ советского позора. Именно в этом полукруглом, полустеклянном здании в июне 1961 года советский балетмейстер Рудольф Нуреев в аэропорту попросил политического убежища. Не понравилось товарищу с нетрадиционной ориентацией, как к этому в нетолерантном Советском Союзе относятся, — сбежал. Тут уже этих хватает. Толерантных.
Надо было видеть, как Президент Франции прохаживался вокруг Клауса Барбье. Задрал подбородок и обошёл по кругу — но не подходил близко, ну как бесноватый фашист на него кинется. Помпиду тоже обошёл вслед за де Голлем, но менее пафосно, наоборот, даже с каким-то интересом рассматривая Лионского Палача. Что ж, нате вам игрушку — развлекайтесь.
Пока Пётр всё это рассматривал, мысли вновь и вновь возвращались к балетмейстеру. Где он сейчас? Не во Франции точно — де Голль Нурееву Рудольфу Хаметовичу политического убежища не дал. То ли в Вене, то ли в Лондоне. Зачем он Петру? Дурость исправить. Ему же семь лет тюрьмы впаяли. Нужно договориться с товарищем: он организовывает рекламу и поддержку «Крыльям Родины», и в случае успеха СССР возвращает ему гражданство, отменяет приговор, и вообще прекращает гонения. Живи, как и где знаешь, плати налоги в СССР, давай время от времени представления в Большом да Малом. А ещё его Будённым обзывают! И без него хватает, кто не по делу шашкой машет.
Потом был торжественный приём в Елисейском дворце. Гимны опять играли, награждали отличившихся — и Петра не забыли. Им с де Сикой ни много ни мало повесили по Почётному Легиону ранга «Командор». Ого! Так ведь можно и до «Кавалеров Большого креста», высшей степени этого ордена, дорасти. Че Геваре Помпиду, чуть морщась, вручил звезду кавалера. Такой же награды и Кадри удостоилась.
На беседу к Президенту Пятой Республики Тишкова позвали на следующий день. Генерал — не генерал выглядел уставшим и постаревшим. Ещё и полгода не прошло после их встречи в Гренобле — так, может, дело не в отлучении от власти, и сам собой помрёт через три года? Плохо! Нужно успеть привязать республику к Союзу экономическими нитями покрепче.
— Господин министр, мой народ и я никогда не остаёмся в долгу. Чего бы вы хотели получить от Франции за вашу помощь в поимке военного преступника? — и нос огромный кверху.
Помощь? Это кому? Ах, это всё сделал французский подданный, великий режиссёр, четырежды оскароносец де Сика! Русские с кубинцами разве чуть помогли. А не путались бы под ногами, так Витторио сам бы быстрее управился. Ладно. Переварим.
— Мы это сделали не потому, что ждём чего-либо от Франции. Мы вместе сражались с фашизмом на полях войны, и вместе должны наказать это зло. Советский народ заплатил огромную цену в этой войне. Многие города стёрты с лица земли. Один пример Сталинграда чего стоит.
— Да, да, Сталинград — великая победа. Миллионная армия фашистов уничтожена! И всё же, месье Тишков, — склонил голову не менее продвинутый политик.
— Сталинградский тракторный. Хорошо бы его модернизировать.
— Сталинградский тракторный. Это символ победы!
— Сталинградский тракторный может стать символом дружбы двух великих народов.
— Сталинградский тракторный станет символом дружбы двух великих народов! Триста миллионов франков в кредит под пять процентов на десять лет.
— Триста миллионов долларов в кредит под четыре процента на двадцать лет.
— Двести пятьдесят миллионов долларов в кредит под четыре с половиной процентов на пятнадцать лет.
— Триста миллионов под четыре процента на пятнадцать лет. Все деньги будут потрачены во Франции.
— Сталинградский тракторный станет символом дружбы двух великих народов.
Обнимашки.
— Алло, это бабы? А сделайте бабье лето, пожалуйста!
Это неловкое чувство, когда лето уже заканчивается, а ты все ещё ходишь белая, как сметана, и жирная, …как сметана.
Через три года катастрофа. Не Армагеддон, но близко: великая сушь. Прямо как у Киплинга. Потом напишут: «В июне-августе 1972 года наблюдался комплекс неблагоприятных погодных условий в средней полосе европейской части России. Лето было на всей европейской части России небывало жарким и засушливым, в некоторых районах областей центра России не выпало практически ни капли осадков». Так-то и не шибко страшно звучит. А на самом деле?
Засуха охватит небывалую территорию — Поволжье, где зной достигал почти 40 °C, Урал, Казахстан, и чуть меньше — Северо-Запад России. Засуха постепенно будет продвигаться с южных районов России на север, по мере распространения и усиления антициклона.
