Тевтонский крест - Мельников Руслан (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Гуннская — с двумя изгибами — форма; накладная — из дерева, усиленного рогом основа; звенящая тетива сложного плетения… Лук был покрыт специальным лаком, предохраняющим оружие от влаги и пересыхания. А длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, закаленными особым образом в солевом растворе, выглядели весьма впечатляюще.
Дмитрий уверял, что ТАКИЕ стрелы, выпущенные из ТАКОГО лука, пробивают любую броню, а по дальности полета не уступают болтам польских и немецких арбалетов. Причем опытные лучники накладывают на тетиву и метают в бою по две-три стрелы сразу. Ну а что до меткости стрелков, то… В общем, дядька Адам отдыхает.
— Татары учатся стрелять из лука, так же как и ездить на лошади, сызмальства, — пояснил новгородец. — Первые малые луки-игрушки они получают от родителей уже в три-четыре года. А в отрочестве прекрасно владеют серьезным оружием, годным не только для охоты, но и для войны. Лук же взрослого воина ты держишь сейчас в своих руках, Василь.
Бурцев попробовал натянуть лук взрослого воина. Увы и ах! Видать, не те мышцы качал. Слабоват он еще для подобных тренажеров. Дядька Адам — тот, может быть, и совладал бы, а вот омоновец, больше привыкший палить на стрельбищах из автомата, — никак. Арбалет — еще куда ни шло, но вот лук степняка…
Как справиться с упругой косичкой воловьих жил, как удерживать ноющими пальцами тугую тетиву и стрелу, как прицелиться, да на полном скаку?! Нет, все это было выше его понимания.
— Ладно, не пытайся. — Дмитрий забрал лук. — Все равно наша дружина больше врукопашную рубится.
Помимо оружия Бурцева снабдили всем необходимым для похода. Хан Кхайду не требовал от союзников вооружаться по монгольскому образцу. Зато прочая амуниция оказалась унифицирована в лучших традициях регулярной армии. У каждого воина была палатка или хотя бы пара теплых шкур. Кроме того, в походе ему полагалось иметь два кожаных мешка-турсука. Мешки эти использовались не только для хранения воды и пищи, но и при переправах через реки. Надутые воздухом, они хорошо держали на воде и человека, и его поклажу.
Походное меню в войске кочевников было без изысков: просо, вяленое мясо да сухой кислый сыр-крута. Ну и, конечно, провиант, что доставался им по праву победителя на захваченных землях. Если припасы истощались, войско могло обходиться без воды и пищи до десяти дней. Степняки просто пускали кровь лошадям и пили ее. Впрочем, польские княжества — не безжизненные выжженные солнцем степи. Здесь пить лошадиную кровь пока еще никому не приходилось.
Кроме запасов провизии и воды, каждый воин хана вез с собой веревки, походный топор, сито для просеивания муки и очистки грязной воды, шило, нитки, иголки, пилки для затачивания оружия.
— Кстати, — заметил Дмитрий. — За отсутствие любого из этих предметов Чингисхан мог казнить своего воина. Кхайду не столь строг, особенно с союзниками, и из-за потерянной иголки головы не лишает. Но вот трусость в бою карается без пощады. Побежит с поля брани один человек — казнят весь десяток. Побежит десяток — казнят сотню. Казней не будет лишь в том случае, если в бегство обратится все войско. Но такого, по крайней мере при мне, еще не случалось.
Еще бы! Трудно обратить в бегство армию, каждый солдат которой знает, что, спасая собственную шкуру, он обрекает на неминуемую смерть себя и своих товарищей после сражения. Ни шагу назад, в общем… Законы военного времени покруче сталинских расстрелов на передовой.
— Поэтому предупреждаю сразу, Василь, — продолжал Дмитрий. — Коль увижу, что ты начинаешь пятиться перед супостатом, зарублю вот этим самым мечом.
Бурцев промолчал. Но раз уж на то пошло, то же самое вправе сделать и он, стоит десятнику смалодушничать в бою.
— Зато можешь быть спокоен, — Дмитрий подмигнул. — В полон тебя ни поляки, ни тевтоны не возьмут. Мы не позволим. С этим тоже строго: если кого-нибудь пленят, татары опять-таки убивают весь десяток.
Бурцев вспомнил брата Себастьяна с его пыточным арсеналом. Пожалуй, татаро-монгольский вариант круговой поруки — не такая уж и плохая вещь.
Знакомое уже «Бр-р-рум-бам-п» громыхнуло вдруг где-то на краю лагеря. И еще раз, и еще.
— В чем дело? — встревожился Бурцев. — Нападение?
— Нет, — мотнул головой десятник. — Сигнал сбора на казнь. То, о чем я тебе говорил. Смерть — она легка на помине.
— И часто у вас такое происходит?
— Не-а. С тех пор, как вошли на польские земли, — в первый раз. Так что, думаю, стоит посмотреть. Особенно тебе, Василь. Оно полезно будет. Идем!
В «полезности» предстоящего зрелища Бурцев сомневался. Но последнее слово десятника прозвучало как приказ. А в войске, где царят столь крутые нравы, пререкаться с командиром — себе дороже. Он предпочел не ерепениться. Пока, по крайней мере.
Глава 51
Мрачное действо происходило в круге, освещенном множеством факелов — их держали неподвижные воины с угрюмыми лицами и обнаженными саблями. Огонь шипел, злобно плевался яркими брызгами, чадил в черное небо густым дымом, то и дело вздрагивал на ветру, отражаясь в стали клинков и узких щелочках глаз одинаково недобрым блеском.
Барабанщики за пределами огненного круга мерно поднимали и опускали огромные колотушки на натянутую кожу своих тамтамов.
Суровые лица, суровые взгляды…
В центре круга располагалось странное сооружение. Несколько жердей, врытых в землю, отдаленно напоминали каркас юрты, еще не покрытой шкурами. Поверх этой ребристой конструкции были перекинуты веревки из конского волоса. На веревках в хитроумном переплетении узлов покачивались топор и с пяток тяжелых камней в прочной сетке. Под ними — бревно.
Плаха, что ли? Да нет, больше похоже на… Неужто гильотина? Ну конечно! Веревки скручены не абы как: привязанный к ним топор рухнет точно на деревянную колоду, а каменная гроздь, навешанная для тяжести, придаст удару достаточную силу, чтобы отделить голову от тела. Наивные французы, гордящиеся изобретением своей великой революции. Знали бы они…
С дюжину осужденных лежали лицом вниз на голой земле. Все без оружия и доспехов. Но по одеждам можно различить их прежний статус. Большая часть — нукеры какого-то князя-нойона. Сам князек, похоже, валяется тут же. Простых лучников карачу было лишь двое. Один трясся мелкой дрожью. Остальные осужденные ждали исполнения приговора с завидным достоинством.
Веревки, как заметил Бурцев, опутывали только руки простолюдинов. Наверное, вязать знать без особой нужды здесь не принято. А сейчас таковой необходимости нет. Вырваться из огненного кольца, ощетинившегося кривыми саблями, просто невозможно. Да никто и не пытался.
Барабаны смолкли. Народу собралось достаточно, чтобы начинать…
На освещенное факелами пространство вступил хан Кхайду в окружении телохранителей. Среди ханской свиты затесался и китаец Сыма Цзян. Движения его были суетливыми, взгляд — бегающий. Казалось, китайцу предстояла неприятная работа, которой он хотел бы избежать, но не мог.
— А этот-то чего сюда влез? — шепотом спросил Бурцев.
— Сам не понимаю, — пожал плечами Дмитрий. — Раньше он только огненные да громовые шары делал Кхайду-хану.
— Не только, — раздался рядом тихий голос. Бурангул! Сотник говорил по-татарски, глядя не на своих собеседников, а в огненный круг:
— Мудрец из Китая Сыма Цзян будет казнить простолюдинов так, как это делается на его родине. По приказу Кхайду-хана карачу должны погибнуть позорной смертью — их жизнь отнимет не рука палача, а сброшенный сверху топор.
Со смертниками в бедных одеждах не церемонились. Кхайду-хан отдал приказ — и двое воинов из его свиты уложили дрожавшего всем телом лучника в деревянный шатрообразный каркас. Горлом на бревно, шеей под отточенное лезвие.
Желтолицый китаец подошел к перекрещенным жердям. Чтобы обрушить вниз смертоносную секиру, ему нужно лишь дернуть хитрый веревочный узел.
Ни торжественного зачитывания приговора, ни последнего слова приговоренных. Европейская напыщенность, связанная с насильственным умерщвлением человека, у азиатов не практиковалась. Все происходило проще, быстрее, а потому, вполне возможно, легче для осужденных.
