Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
«Или ты просто желаешь убедиться, примет ли тебя запасной аэродром?»
Набитая колея, изображавшая переулок, сошла на нет, затягиваясь ползучей травкой, выводя на белый речной песок. Южный Буг лениво плескал в берег, под ногами хрустели овальные ракушки. Пацанва с гиканьем покоряла речные просторы, верхом на огромных надутых камерах от «кразовских» шин, а девчонки-малолетки заливисто вопили, бегая по мелкой воде.
Я замер. Тома выходила из волн, как Афродита – вот река ей по грудь… По пояс… По колено… Синий купальник мало что скрывал, хотя и прятать особо было нечего, а длинные стройные ножки и без того на виду.
Девушка отряхнула подмоченные волосы, прошлась по пляжу с трогательным достоинством пробудившейся женственности, огляделась рассеянно… И заметила меня.
Не поверив, пару раз хлопнула ресницами, а затем взвизгнула и бросилась навстречу.
- Дю-юша!
Тома с налету обняла меня, покосилась кругом – и храбро чмокнула в губы.
- Ты приехал! – выдохнула она.
- Ага! – подтвердил я, с удовольствием тиская мокрую талию.
- Ой, я тебя сейчас всего вымочу!
- Да ладно… - благодушно заворчал я.
- Дюш, - с чувством сказала девушка, - ты такой молодец!
И приникла губами по-настоящему, надолго и накрепко, даруя усладу и надежду.
«Жизнь налаживается?..»
Глава 11
Вторник, 22 августа. День
Ленинград, улица Петра Лаврова
Синти с неодобрением следила за Карлом – тот маялся бессонницей, вот и вставал на исходе ночи. Ничего толкового он в своем сонном состоянии натворить, испробовать или выдумать не мог, а с утра накачивался кофе. Вон, вторая кружка в ход пошла…
Фостер пил малыми глоточками, а фаянсовый сосуд, красный в белый горошек, здорово напоминал намордник. Уловив насмешливое внимание, обращенное на свою персону, Карл подмигнул из-за золотого ободка. Фолк тут же отвернулась.
– Где-то мы опять не туда свернули, – брюзгливо высказался Вудрофф. Встопорщенный, помятый, он в третий раз обошел стол, и завалился в мякоть продавленного кресла.
«Наверное, и этот не выспался», – с ехидцей подумала Синти.
Карл, резко отерев лицо ладонями, с шумом придвинул стул и грузно облокотился на гнутую спинку.
– К «Сталкеру» у меня претензий никаких, – деловито заговорил он. – Агент выдал целых два списка – и это не считая того, где перечислялись сотрудники, участвовавшие в «субботнике». В принципе, хватило бы и одной платежной ведомости, куда вписали тех, кто получал премию за секретность… Резюмирую: круг подозреваемых, у которых в семье подросток, сузился. Плохо то, что ни проверить их, ни, тем более, следить за ними мы были не в состоянии. Однако «Чемпион» проделал эту работу за нас, и весьма основательно… Результат – нулевой.
– Я и говорю, – повысил голос Фред, – свернули не туда!
– «Чемпион» поработал не со всеми, – встряла Синти, защищая «своего» агента. – У троих сотрудников Военно-медицинской академии - все в чинах от майора до полковника – растут сыновья пятнадцати-семнадцати лет, но все они… я имею в виду подростков… на каникулах и далеко от Ленинграда – отдыхают у родственников на Украине или в Волгоградской области.
– У троих? – Карл выкатил покрасневшие глаза, и часто заморгал.
– У Марьяновича, Соколова и Смирнова, - отчеканила Фолк. – На этой неделе их дети вернутся в Ленинград, ведь скоро в школу, агент сфотографирует всю троицу…
– И мы узрим то самое ухо! – с нарочитым воодушевлением воскликнул Фред, и тут же снова угас. – Ерунда это всё… Синти, золотце, ты ведь женщина! Вот, скажи, каким надо быть уродом, чтобы собственное дитя отдать для опытов?
– Советская ментальность… - замямлила вице-консул.
– К черту ментальность! Ты что, действительно веришь, будто коммунистическая пропаганда способна заместить инстинкты? Это в подкорке, девочка! Или всем этим медикам в высоких чинах партия приказала?
– Не ругайтесь! – томно воззвал Джордж из своего угла, где сидел, нахохлившись, под плохой репродукцией Гейнсборо.
– Мы не ругаемся, Джорджи, - хмыкнул Фостер, - мы рассуждаем.
– Вполне возможно… – опасливо начала Синти. Не услыхав противодействия, взбодрилась. – Вполне возможно, что сама идея – искать несчастную жертву опытов советского Франкенштейна – была ошибочной. Вспомните, как мы рассуждали! Некую человеческую особь, добровольно или под принуждением, запирали в мрачных подвалах Военно-медицинской академии, и всякими способами стимулировали ее мозг, пробуждая или насаждая феноменальные умения, вроде предикции. А бедная особь – резко против, она бежит, скрывается! Логично? Вполне! Особенно для голливудского «ужастика». Вот только с реальностью эта идея не сочеталась. Оказывается, у бедной особи есть семья!
– Ну, а если эта самая стимуляция мозга вполне безвредна? – резонно предположил Джордж. – И отец… э-э… особи знает об этом, уверен на все сто, что его сыну ничего не грозит? Наоборот, ребенок станет сверхинтеллектуалом! А это уже не зло, это выгодное добро. И… какой же отец не желает блага своему дитяти?
– Один-один, – ехидно усмехнулся Карл. – Ничья.
– Ладно, – буркнул Фред, тяжело поднимаясь. – Как говорят русские: «Болтать – не мешки ворочать!» Ждем информацию от агента по оставшейся тройке. Тогда и будем думать…
Воскресенье, 27 августа. День
Ленинград, Лермонтовский проспект
У доктора медицинских наук Марьяновича не было личной машины, если не считать старенького мотоцикла «Урал» с коляской. Этим трехколесным чудом Геннадий Эдуардович пользовался, когда выезжал на дачу по выходным.
Правда, грядки полковник не вскапывал, и картошку не окучивал – самому некогда, а супруга, маленькая, худенькая женщина, маялась сердечным недугом. Поэтому дача использовалась по прямому назначению – на ней семейство Марьяновичей отдыхало, вдыхая целебный хвойный дух.
Глава семьи любил ранним воскресным утром потягать рыбешку с дощатых мостков, или пройтись по лесу, в охотку собирая грибы али ягоды. Елена Сергеевна обожала варить варенье в бабушкином медном тазу, изображая бывалую дачницу, а отпрыск, длинный и нескладный Денис, перешедший в восьмой класс, питал самые нежные чувства к горячей, сладкой пенке…
…Агент «Чемпион» усмехнулся, не отрывая глаз от желтого коробчатого «Икаруса». Когда следишь за человеком, поневоле проникаешь за черту дозволенного, куда посторонним вход воспрещен. Узнаешь семейные радости и печали, или даже интимные подробности, проникаясь к объекту наблюдения странной приязнью.
Одно лишь портило настроение Федору Дмитриевичу – выслеживать приходилось не пэра, а сына, трусоватого и закомплексованного мальчика. Всю рабочую неделю, как только Денис вернулся из деревни, где бабушка поила его парным молоком, да потчевала пирожками с лесной ягодой, агент незримо сопровождал пацаненка. Это было неприятно, как-то не по-мужски.
Утешало то, что Денис рос «домашним», и сам на улицу не выглядывал. В «Детский мир», за новым школьным костюмом, он отправился вместе с мамой; на дачу семья отбыла втроем…
Четыре дня подряд мальчик ездил к репетитору, подтягивал грамматику – туда и обратно в сопровождении отца. То ли полковник контролировал малолетнего оболтуса, то ли уберегал от обидчиков – вертелась во дворе стайка хулиганистых личностей…
…Автобус, мигая оранжевым, подался к остановке, и Федор Дмитриевич неторопливо объехал угловатый «Икарус», притормозив в давно облюбованном «кармане». Марьяновичи, старый и малый, сошли и не спеша зашагали домой. Полковник строго, но спокойно выговаривал сыну, а тот покорно кивал.
На бледно-голубые «Жигули» никто из парочки даже не взглянул.
– …В секции тебя научат! – донесся резковатый голос Геннадия Эдуардовича.
– Да, папа, – уныло пробубнил Денис Геннадьевич.
