Руна смерти - Курылев Олег Павлович (читать книги без сокращений txt) 📗
Но Фальц вскоре проявил себя в другом качестве. Кроме дамасских клинков, Гиммлер заказывал своему оружейнику роскошные сабли и мечи. Наиболее желанной у высших руководителей СС и партии была его сабля «Ко дню рождения». Делались и индивидуальные изделия. Подарочный меч для шефа Лейбштандарта Зеппа Дитриха, сабли в память о церемонии посещения Гитлера в Берхтесгадене герцогом Виндзорским и другие. Именно здесь Фальц мог выразить себя как художник.
Со временем большое внимание он стал уделять исторической достоверности некоторых своих изделий, предпочитая отполированной до зеркального блеска стали матовую зазубренность музейного экспоната. Так, он по собственной инициативе изготовил фантазийную копию меча короля Генриха, сумев вложить в нее ощущение и незримую память десяти прошедших веков. Но шедевром полуеврея Фальца стал меч Эскалибур – легендарного короля Артура, почитаемого нацистами наравне со своими германскими предками. Это был поистине экспонат, достойный отдельного стеклянного саркофага в столичном музее. Фальц проштудировал тогда всё, что можно было разыскать в легендах о рыцарях Круглого стола и их славном короле из Камелота.
Когда меч показали посетившему Дахау Гиммлеру, он велел привести автора и долго смотрел то на перепачканного железной пылью подневольного мастера, то на его творение. Отсутствие необходимых драгоценных камней, которыми должна была быть украшена рукоять меча и его мощное перекрестье, Фальц компенсировал их имитацией из граненой стали разных марок. Он отшлифовал и отполировал стальные камни, которые в зависимости от освещения искрились холодными тонами от темно-синего до лилово-красного цветов. На набалдашнике же он поместил шестиконечную стальную звезду из черной углеродистой стали неизвестного состава.
Но особенно поражали вид и фактура клинка. Какими способами, легирующими добавками и травлениями удалось придать ему такой благородный блеск, цвет и – следствие беспощадного времени – легкую пористость? Между двух иссеченных в боях лезвий шел глубокий фигурный дол-кровосток, гравированный по донышку древнеанглийскими рунами. В начале и в конце этой строки тусклым золотом блестели изображения двух желтых роз на усеянных шипами серебряных стеблях.
Никто из присутствующих не знал, что все последние свои работы Зени Фальц клеймил. Так как ему было запрещено травить клеймо на клинке, как это делали до войны все немецкие оружейники, он стал ставить его на хвостовик. Только разобрав рукоятку, можно было увидеть бутон распускающейся розы на стебле с шипами. Никто и не догадывался, что розы на клинке Эскалибура были не простыми украшениями, а тайными клеймами оружейника Фальца, только без упоминания имени его родного города.
Гиммлер похвалил мастера и тут же забрал меч с собой. Никто и никогда с того дня его больше не видел. Скорее всего он был спрятан в одном из тайных подвалов Вевельсбургского замка. Во всяком случае о нем ходили слухи среди тамошних обитателей. Похоронен ли он был в дальнейшем под горным обвалом вместе с тысячами эсэсовских колец «мертвой головы» или был вывезен из Германии на подводной лодке в царство вечных ледяных гор, навсегда останется неизвестным.
Через несколько дней после этого визита два человека в штатском вошли в мастерскую Мюллера и увезли Зени Фальца на своем автомобиле.
Шел уже 1942 год. По всей Германии закрывались десятки оружейных мастерских. Изготовление мундирных кинжалов, кортиков и мечей было постепенно запрещено до лучших времен. Никель, алюминий, серебро, золото и другие цветные и благородные металлы, а также рабочие руки требовались отныне только для изготовления настоящего оружия. Продолжалось, правда, производство боевых штыков и некоторых ножей и сабель, но оно не требовало таких мастеров и такого количества людей, что прежде.
Все это коснулось и мастерской Мюллера. Его подмастерья и ученики постепенно, один за другим, отправлялись на фронт. К концу войны он останется почти в полном одиночестве. Лишь два или три человека, непригодные для военной службы, еще будут помогать ему.
Фальца же привезли в Нюрнберг и поселили на окраине города в промышленной зоне. Его новое жилище представляло собой одноэтажную, хорошо оборудованную маленькую мастерскую, состоявшую из двоих рабочих и трех жилых помещений, включая небольшую кухню. Здесь были горн, плавильная печь, небольшой электрический молот, несколько станков и станочков и великолепный набор всевозможных инструментов. Фальц сразу понял, что всё это еще недавно кому-то принадлежало. Во всем ощущался строгий порядок и воля хозяина. Интересно, куда он подевался?
Выходить ему строго-настрого запретили, да он и не смог бы этого сделать при всем желании – дверь на улицу запиралась снаружи, на окнах висели решетки, а неподалеку всегда стояла машина с черными занавесками на окнах. Один из тех двоих, что привезли его сюда, пришел к нему на второй день. Не снимая темно-серого плаща, он сел за небольшой кухонный стол и положил перед собой черную папку.
– Итак, пришло время заняться делом, господин Фальц, – сказал он усевшемуся напротив оружейнику. – Вам поручается очень ответственное и интересное задание. Если вы справитесь с ним хорошо, то получите всё, что пожелаете: безупречные документы, свободу, любимое занятие.
У Фальца даже перехватило дух. Он не сразу смог совладать с охватившим его волнением.
– Что… – Он прокашлялся. – Что я должен делать, господин…
– Лаутенройт.
– Господин Лаутенройт.
Человек в темно-сером плаще раскрыл папку и извлек из нее большой цветной фотоснимок. Фальц сразу узнал священный наконечник Копья Власти.
– Копию. Одну-единственную копию этого исторического предмета, – сказал Лаутенройт, кладя снимок перед Фальцем. – Думаю, излишне говорить, что она должна быть безупречна.
Фальц взял фотографию в руки и стал рассматривать.
– Совершенно идентичную, в ювелирном понимании, копию предмета такого рода выполнить невозможно, – как бы в раздумье проговорил оружейник. – Это должна быть копия или муляж, господин Лаутенройт?
– Это должно быть точно такое же копье из железа, – с расстановкой отчеканил Лаутенройт. – Человек, взявший его в одну руку, а оригинал в другую, не должен почувствовать никакой разницы. Вы понимаете?
– Да, господин Лаутенройт. Но хочу вас сразу предупредить: если у него будет увеличительное стекло и увеличенные фотоизображения оригинала и если…
– Я вас понял. Давайте сформулируем задачу следующим образом: вместо хофбургского оригинала под стеклом оказался его двойник, изготовленный вами. Никто ни о чем не по дозревает и не лезет к нему с лупой.
– Тогда я готов взяться.
– Но эта копия должна быть лучше той, что в Вевельсбурге. Много лучше. Вы понимаете?
– К сожалению, я не был там и не видел того, о чем вы говорите.
– Ну… может быть, это как раз и неплохо. – Лаутенройт раскрыл свою папку и извлек еще пачку фотографий. – Здесь все виды и ракурсы, включая сильно увеличенные фрагменты. Здесь также данные обмеров, взвешивания и химического состава материала. Кроме того, вам обеспечат доступ в само хранилище к оригиналу. Ну так как, беретесь?
– Да.
– Сколько вам нужно времени?
– Не меньше двух месяцев, – неуверенно ответил Фальц,
– Получите три. Завтра у вас будет помощник, который поселится здесь же, чтобы вам не было скучно. Ежедневно вас будет кто-нибудь навещать, и вы сможете заказывать всё, что потребуется для работы. Вероятно, уже завтра мы с вами посетим и само хранилище. Вам что-нибудь нужно для этого?
– Да. Мне нужна пачка чистой фотобумаги, можно засвеченной, но с совершенно белой подложкой, и акварельные краски высшего качества. И разумеется, набор хороших кистей.
Лаутенройт поднялся и пообещал всё достать.
На следующий день, вернее, уже поздно вечером в машине с плотно задернутыми черными занавесками на окнах Фальца привезли в какой-то двор, Его ввели в здание, где, спустившись в подвал, он очутился в небольшой, ярко освещенной комнате. На стоявшем в центре комнаты столе лежал наконечник. Рядом находился стул.
