Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич (библиотека книг TXT) 📗
Пленница, увидев легший на угли пыточный инструмент, снова забилась на кресте и обратила на себя внимание местного властителя. Епископ направился к ней, остановился в полушаге, протянул руку, пощупал ее грудь, провел рукой по щеке, скользнул по боку до бедер. Опустил глаза вниз, с интересом посмотрев на свои штаны. Чему-то усмехнулся.
– Клещи уже горячие, господин епископ, – сообщил слуга.
– Тогда вынь у нее кляп, – разрешил хозяин.
Палач открутил барашек на затылке, перекинул через верх металлическую ленту, рванул на себя широкую затычку.
– А-а-а!!!
От обрушившегося на него вопля бедный слуга аж подогнул колени, отскакивая в сторону, и закрыл уши руками. Выскользнувший кляп, радостно подпрыгивая, покатился под верстак.
– Козлы! С-суки! Синкопы! Уроды! Твари! Гомики! Сволочи! Кастраты! Отморозки! Жабы прыщавые! Паскудные задницы!
Проезжавший мимо епископского замка серв испуганно натянул поводья и повернул голову: темная каменная громада низко гудела изнутри, словно брюхо голодного нищего, увидевшего хлебную корку. Спохватившись, он наддал кобылу свободным концом вожжей, та сорвала сани с места и понеслась бодрым галопом.
– Я сейчас, господин епископ, – спохватившись, засуетился подмастерье пыточных дел. – Клещи, клещи. Красные уже.
– Нет, каков голос! – изумленно распахнул глаза священник. – Каков! Я слышал, но даже не представлял!
Слуга подскочил ближе, удерживая в рукавицах горячие рукояти пыточного инструмента, попытался зайти с одной стороны, с другой – но хозяин стоял так неудачно, что подступиться к пленнице никак не удавалось. Распятая девушка, провожая взглядом темно-вишневые губки клещей, смолкла.
– Вот это голос! – в восхищении покачал головой хозяин замка. – Вот это стоит услышать! Слушай, смертная: спой мне. Спой, как ты умеешь.
– Не буду! – упрямо вскинула подбородок пленница.
– Почему?
– Почему?! – певица аж задохнулась от возмущения: – Почему? По-че-му? Ты… Вы… Меня… Не хочу!
– А чего же ты хочешь?
– Что б ты сдох! – едва не выкрикнула Инга, но вид раскаленных щипцов успел напомнить ей, что она находится в полной власти этого маньяка. И если его разозлить, это может откликнуться лишними муками. И вместо проклятия она выкрикнула самое дерзкое требование, какое смогла придумать обнаженная, распятая на кресте жертва, уже успевшая выслушать планы врагов относительно своего ближайшего будущего: – Я хочу теплую постель, красного вина и жареную курицу!
Палач весело расхохотался, щелкнув щипцами:
– Сейчас я тебя согрею! Открывай рот сама, а то мясо жевать нечем станет. Чем шире откроешь, тем меньше губы обожжешь.
– Хорошо, – невозмутимо пожал плечами епископ.
Он перехватил у слуги клещи, потянулся к руке пленницы – девушка истошно взвизгнула, но хозяин всего лишь ухватил ими сыромятные ремни. Те жалобно пшикнули, распались. Епископ перекусил ремни на другой руке, на ногах и небрежным жестом вернул инструмент помощнику. Тот, совершенно ошалев от происходящего, ухватился за губки. Пару мгновений рукавицы стойко защищали его руки, потом сдались – слуга вскрикнул от боли и уронил клещи на пол.
– Да, – повернулся к нему господин. – Прикажи на кухне, чтобы зажарили курицу и прислали красного вина. Пойдем.
Последнее слово относилось уже к певице. Оказавшись на полу, он едва не упала – затекшие на кресте ноги ослабли и подгибались в коленях. Священнику пришлось взять пленницу под локоть и поддержать. Немного придя в себя, девушка сделала первые, неуверенные шаги и кавалер осторожно повел ее к лестнице.
Помощник палача долго смотрел на ступени уходящей вверх лестницы, пребывая в состоянии, близком к бесчувственному, потом оглядел подвал. Подошел к тискам, пощупал, словно не веря в реальность их существования. Затем направился к нюренбергской деве и хорошенько ее пнул. Изнутри донесся жалобный стон. Слуга с облегчением кивнул и бодро потрусил к лестнице: что бы ни творилось в окружающем мире, приказы господина епископа должны исполняться быстро и беспрекословно.
В спальне хозяина замка пахло свежей сосновой стружкой, горячим железом и легким морозцем: изрядно напуганный с утра плотник выполнил полученный приказ с невероятной для обычных дней скоростью. Постель заметно преобразилась: под укоризненным взглядом умирающего на кресте Христа теперь стояла широкая кровать с высокими спинками, резными балясинами по углам, и резным амурчиком в ногах. Жесткий соломенный матрац заменила пышная перина, а колючее шерстяное одеяло сменилось воздушным пуховым. На месте остались только кресло, пюпитр и небольшой столик у изголовья с однорожковым подсвечником.
Пленитель подвел свою жертву к постели, откинул край одеяла, помог ей лечь, опустился рядом в кресло.
– Ой, холодно, – поежилась певица, утопая в принесенных с какого-то уличного амбара, а потому насквозь простывших перьях.
– Сейчас будет тепло, – пообещал священник. – Если хочешь, вино тоже можно подогреть.
Инга промолчала. Попав из пыточной камеры на мягкие перины просить чего-то еще она не рисковала – как бы не попасть обратно. В комнату забежал полуголый помощник палача, неся в руках поднос с кувшином вина и двумя кубками:
– Курица будет готова через час, господин епископ, – сообщил слуга, ставя поднос на столик.
Господин епископ молча кивнул, потом наполнил медные бокалы, протянул один пленнице, второй взял себе в руки и откинулся на высокую спинку. В этот миг он забыл обо всем окружающем, вдыхая терпкий, чуть пряный аромат, слегка подогревая вино руками, делая этот аромат яснее, человечнее. Затем поднес кубок к губам и совершил, словно ритуал, один маленький, тщательно отмеренный глоток. Позволил напитку разойтись по рту, прикоснуться к языку, зубам, к небу, отдать свою терпкость и тепло накопленного солнца. Потом разрешил проскользнуть в горло.
Рядом звякнул металл. Хозяин замка вздрогнул, приоткрыл глаз: девушка поставила уже опустевший кубок на поднос. Он осуждающе покачал головой, долил его снова, а потом вновь вернулся к наслаждению вкусом.
Курицу принес служка – на одном большом блюде, запеченную целиком, покрытую румяной корочкой и сверкающую от налитого сверху жира. Инга, сев в постели, восторженно захлопала в ладоши. Мальчишка, повинуясь жесту господина, поставил блюдо перед ней, прямо на одеяло и отступил. Сглотнув слюну, изголодавшаяся девушка моментально принялась выкручивать птичьи ноги и впилась в горячую плоть крепкими зубами.
Хозяин замка внимательно наблюдал за этим зрелищем, сдерживая улыбку, и когда насытившаяся пленница довольно откинулась на подушке, протянул ей свой платок для вытирания рук.
– А теперь пой.
– Ну как? – растерялась Инга. – Ну не могу же я так, сразу? Мне. Мне хотя бы вымыться надо! У меня волосы как пакля, свалялись все. От тела разит.
– Ты сказала, что хочешь постель, вина и жареную курицу. Ты это получила. Теперь выполняй свое обещание и пой.
– Сперва я хочу принять ванну, – капризно надула губы выпускница Гнесинки.
Хозяин широко улыбнулся, поднял ее руку с одеяла и удивленно вскинул брови:
– Ой, а что это за потертость? Здесь, у запястья?
Инга испуганно отдернула руку – не понять намека было трудно, и у нее по спине сразу побежали мурашки. Она набрала воздуха и без подготовки запела профессионально поставленным голосом:
Епископ громко расхохотался:
– Обманула! И песню спела, и слушать нечего! Хотя, с твоим голосом даже марши хороши. Пусть будет так… Значит, теперь ты просишь ванну? Посмотрим, чем станешь платить за нее, – он покрутил головой: – Колокольчика нет. Позови служку сама.
