Новая эпоха (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (книги полностью .TXT) 📗
— Урроды, млят, ущщербные! — согласился со мной высунувший башку из-под плаща попугай.
— Помолчи, петух крашеный, — я поправил володин плащ на клетке.
— Так всё-таки, чем они тебе не угодили?
— Да я ж хотел пацана на обратном пути к нам забрать — учить парня надо языку и в школу на следующий год определять, а Аришат и Фамей — ни в какую. Хотят его тут, млять, фиником обыкновенным, как и они сами, воспитать. Фамей считает, что ему не на пользу наше воспитание пойдёт — типа, выучим и воспитаем его испанцем, и он тут всё вверх дном перевернёт, переделывая по-нашему, и тогда весь город на уши встанет.
— Ну, если долботрахом вырастет, то так оно и будет, — заметил Серёга, — Эти любят всех вокруг себя на уши ставить, и даже его финикийское воспитание не очень-то облегчит им жизнь.
— Тем более, что главный финик ещё ВСЕГО не знает — что не просто испанцем воспитаем, а РУССКИМ испанцем, — ухмыльнулся спецназер, — А это ему, млять, ни разу не хрен собачий!
— Ага, воспитали БЫ, — поправил я его, — Да только не судьба…
— Да хрен с ними, Макс! Нашёл, из-за чего нервничать!
— А я разве нервничаю? Просто досадно. Маттанстарт — тоже ведь для меня не сбоку припёку, а моё потомство, и мне хотелось позаботиться, и возможность ведь есть, а у них тут — млять, своя финикийская кухня…
— Ну, если уж на то пошло, то ты ведь сам говорил, что с тобой его мамаша своё решение залетать и рожать не согласовывала, как назвать, если родится пацан, а как, если девка, тоже не спрашивала, а родила и назвала втихаря, как самой вздумалось. То есть, по большому счёту, сама сделала тебя не при делах. Ну и, раз так — какое тебе дело до этой замшелой финикийской семейки?
— Володя, полегче на поворотах!
— Ну, извини, как думал, так и выразился. Но суть-то ведь ты один хрен уловил?
— Ага, суть — уловил…
— Ну так и хрен с ними, и с твоей тутошней бабой, и с папашей ейным, — сказал геолог, — Раз уж они так вцепились в пацанёнка — не воевать же теперь из-за них со всей финикийской колонией.
— Серёга, да разве ж в них проблема? Аришат, конечно, упирается рогом как мать, и для неё это нормально, и странно было бы иначе, но Фамей, городской суффет — мужик очень неглупый, и его я тоже вполне могу понять. Проблема — в этих грёбаных тупорылых финиках, в этих маленьких простых человечках, тутошних народных массах, млять, которые бздят любых перемен в жизни…
— Урроды, млят, ущщербные! — проскрипел снова высунувший башку попугай.
— Точно, — согласились мы с пернатым всей компанией.
А теперь они и ещё сильнее бздеть будут — слухи-то о доставленном нами из-за океана большом пополнении для НАШЕЙ колонии уже ползут по Эдему, о начале в связи с этим капитального каменного строительства в Тарквинее — тем более, и здешние финики теперь забздят, как бы и у них того же самого не началось. Они хотят жить себе, как жили раньше, балдеть по-прежнему, а не вгрёбывать на капитальном строительстве. Их вполне устраивает их так и оставшийся за века существования глинобитным город, и испанских порядков им здесь не хочется. Правителей, которые будут стремиться навязать им совсем ненужный им геморрой, оказавшись во главе города — тем более. Вот и не хочется Фамею, чтобы мы воспитали из его внука такого неугодного эдемцам правителя, которого никто суффетом и не изберёт, а если вдруг и изберут, то только на один срок и никогда больше. Вот будь у города хренова туча рабов, на которых можно было бы взвалить весь этот труд, дабы граждане продолжали кайфовать — тогда другое дело, тут они были бы только за, но где ж их взять, такую прорву рабов? Ольмеков сколько ни завози, они от любой ерунды мрут как мухи, и оставшихся хрен хватит, а уже адаптированные к пустяковым болячкам кубинские гойкомитичи — хрен ли это за работники? Самим же вздрачиваться вместо тех рабов — разве ради этого переселялись за океан их предки? Им и так сойдёт! И вот хрен ли прикажете делать с этими эдемскими финикийцами, и как тут самому с такими деятелями не заделаться большим любителем немецких маршей?
— И дырень такая, что хуже некуда, — пожаловался геолог.
— Не, мне с нормальной дыркой попалась, — подгребнул его Володя, имея в виду баб, жриц Астарты, которых им Аришат на "ночной субботник" выделила, — Мне кажется, твоя тоже была вполне. Может, ты ей не в ту дырку вставил?
— Да у бабы-то нормальная, я про город этот ихний говорю — дыра жуткая!
— Я ж говорил вам, что у них тут всё на соплях, да на честном финикийском, — напомнил я, — Иначе разве сподвиглись бы наши наниматели на затраты и геморрой со своей собственной кубинской колонией?
— А теперь они тут и вовсе расслабятся, когда со стороны Гаити их Тарквинея наша прикроет, — предрёк спецназер.
— Да они и так уже начинают опускаться, — заметил Велтур, — Вы видели, как они — ну, не все, но многие — строят свои гаулы?
— Ну, из досок, как и положено, — ответил Серёга, — До выдолбленных из бревна каноэ ещё не докатились. Что тебе не нравится-то?
— Ты обратил внимание на способ скрепления обшивки? Ладно, я понимаю, что бронзы у них мало и на гвозди с заклёпками может не хватать. Ну так вернулись бы тогда к старому способу — на деревянных шпонках и нагелях. Красное дерево, из которого они здесь свои суда делают, крепче и дуба, и африканского кедра, и получилось бы довольно жёстко — хуже, чем у нас или в Гадесе, но лучше, чем во Внутреннем море. А они сверлят дырки и через них шьют доски бечевой. Ну кто ж так делает?
— В Гребипте так корабли строили при фараонах, — припомнилось мне, — если стянуть доски обшивки поплотнее, то намокшее дерево разбухает и перекрывает все щели. Получается, что такая конструкция прощает мелкие огрехи исполнения, которые неизбежны при хреновом инструменте.
— Так жёсткость же корпуса при этом ни в звизду, ни в Красную армию, — тут же прикинул Володя, — Разболтается на хорошей океанской волне и расползётся на хрен.
— Ага, жёсткость — ни в звизду, — согласился я, — Но им же не океан пересекать, а вдоль берегов каботажить. Инструмент у них говённее нашего, а дерево — гораздо твёрже, и обработать его как следует намного труднее, вот они и, чтоб с подгонкой сопряжений не париться, перешли на архаичную конструкцию, которую можно выполнять и тяп-ляп.
— Да, обленились они тут, — констатировал геолог, поняв принцип диагностики, — Ну и хрен с ними тогда, с уродами этими ущербными, — тут по большому счёту возразить было нечего — ни нам, ни попугаю. Разве только по мелочи…
Мне и по мелочи было бы насрать, если бы не этот мелкий, но уже похожий на меня пацанёнок, для которого мне хотелось всё-же другого образа жизни и другой судьбы, нежели та, что уготована ему традиционным эдемским воспитанием в этом медленно, но верно деградирующем городе. Одна надежда — на наследственность. И Аришат, помнится, в ту заваруху дала копоти, и я хулиган ещё тот, так что не в кого, вроде бы, парню рохлей вырасти. А со временем чего-нибудь и придумаем. В конце концов, наша колония рядом, можно сказать. Я для чего во второй раз через Атлантику попёрся? Чтоб развитие ейное в нужном направлении организовать, а не так, как тут у этих, млять, деградантов. Ведь не о единицах в данном случае речь, а о массовке, которая рулит всюду. И если массовка ни на что не годна, против этого бессильны даже самые толковые единицы, и те из них, которые поумнее, всё это прекрасно понимают и тянутся к себе подобным — то-то Аришат в тот раз моментально глаз на меня положила.
В порт она при нашем прибытии, конечно, не примчалась — невместно такое для верховной жрицы Астарты, но к отцу направилась — ага, типа погостить — в тот же вечер. И уж там-то, вдали от лишних глаз и ушей, сразу же на шею кинулась, и не стал нам как-то помехой, как и в тот раз, ни мой хреновенький финикийский, ни её абсолютно нулевой турдетанский. Мы ж не философские диспуты с ней вели и не богословские, на которые мне тем более насрать, не проблему глобального потепления или похолодания обсуждали, даже не политику и демографию, ни глобальную, ни одного отдельно взятого античного полиса. Мы с ней вообще не болтовнёй, а делом занялись практически сразу — хорошим делом после долгого плавания и хозяйственно-административных хлопот. Ну, в смысле, когда наедине остались, конечно.