Расплата за предыдущую жизнь (СИ) - Косенков Евгений Николаевич (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Тюляпин промолчал.

К машине подошёл немецкий регулировщик и показал, чтобы объезжали по встречной полосе. В это время заново выстроенную колонну военнопленных сдвинули, освободив означенную полосу.

Тюляпин без слов понял значение движений регулировщика и вывернул руль вправо. ЗИС нехотя пополз на встречную полосу. Смыгин презрительно смотрел на пленных, что не ускользнуло от злого взгляда Тюляпина.

Проезжая мимо, он смотрел на молодые лица парней, и сердце сжималось от боли. Сколько их переживёт плен? Мизер. Проехали колонну, и Тюляпин вжал педаль газа в пол.

— Куда гонишь? Засветло успеем, тут до Столбцов не так далеко, — с язвительной ухмылкой проговорил Смыгин.

Тюляпин опять не ответил, вцепился в баранку так, что побелели пальцы. Его взгляд заметил на встречке, припаркованные к обочине мотоцикл, легковую машину и бронетранспортёр.

— Легковушка, — пронеслась в мыслях Тюляпина внезапная мысль. — Значит, офицер. И, походу, не простой офицер.

Пятитонка набрала хороший ход. Когда грузовик почти поравнялся с легковушкой, в салоне которой за открытой дверцей, виднелся важный толстенький офицер, Тюляпин резко повернул руль вправо. Никто и ничего понять не успел и среагировать. ЗИС на полном ходу протаранил легковушку, смял, выкинул её в кювет, перевернул. Смыгин ударился лбом о панель и потерял сознание. Тюляпин получил ушиб грудной клетки и острую боль в районе шеи после удара. ЗИС влез в пашню, забуксовал и заглох. Тюляпин, превозмогая боль, вытянул из кобуры Смыгина пистолет и завалился поверх полицая, не в состоянии подняться. Дверка со стороны водителя открылась и Тюляпин выстрелил в лицо с надвинутой на глаза каске. Следом раздались выстрелы из автомата и винтовок. Пули влетали в кабину, рвали дерево, разбивали стекло и впивались в тела Смыгина и Тюляпина.

Как прекратились выстрелы, Тюляпин уже не слышал. Но, наклонившегося к нему немца, он успел одарить презрительной, окровавленной, предсмертной улыбкой. И даже заметить на грани потухающего сознания, страх в округлённых глазах.

Эпилог

От осознания того, что жив, начался мучительный процесс определения, где он находится. Запах лекарств дал чётко понять — госпиталь. Немецкий или советский? По зрительному восприятию сейчас либо утро, либо вечер, или задёрнуты шторы. В углу у двери кто-то бубнит себе под нос. Медсестра склонилась над столиком и читает книгу. На каком языке она бубнит пока непонятно, плохо слышно. Стены беленые, в локтевом суставе с внутренней стороны в вене торчит игла с трубкой. Капельница. Ничего такого, что могло бы указать на то, в чьём госпитале он оказался.

Последний бой вспомнился отчётливо, ярко, в подробностях. И даже ощущение как пули впивались в тело осталось. Он содрогнулся и застонал от боли. Свободная рука с трудом дотянулась до лица. Пальцы ощупали лоб. В месте ранения — шишка. На груди затянувшиеся раны.

— Неужели немцы подобрали и лечили? Зачем им понадобился дохляк? Скорее всего, пристрелили бы. Значит, наши подобрали, когда отступали? Тоже маловероятно. Партизаны? Сомнительно. Надо медсестру позвать. Перепутать меня немцы со своим не могли. Красноармейская форма отличается от немецкой прилично. Все мои сомнения может развеять медсестра.

Александр хотел позвать её, но из глотки вырвался тихий хрипящий звук. Силы оставили его.

Через некоторое время он пришёл в себя. Приподнял тяжёлые веки и увидел всю ту же медсестру, в той же самой позе за книгой. Хотел крикнуть, но в этот раз не получилось извлечь никакого звука. Но медсестра, словно что-то почуяла, перестала бубнить, взяла в руки книгу, подошла к кровати. Александр попытался открыть глаза шире, чтобы она увидела в сумерках, что он очнулся, но веки наоборот стремились закрыться. Попытка поднять руки в этот раз не удалась. Они словно отнялись и не реагировали на желания и усилия Александра.

Медсестра постояла рядом, поправила простыню и уткнулась в книгу. Что она там видела в сумерках, непонятно, но до слуха Александра донеслось несколько слов, сказанных по-немецки.

— Я в немецком госпитале! — пронзила Александра мысль. — Зачем я им? Военнопленных тысячи! Зачем возиться с раненым, когда материала больше, чем предостаточно? Не понимаю.

Тело пронзила боль в груди, сбила дыхание и мысли.

Александр простонал и опять впал в забытье.

Веки не открывались, словно их накачали свинцом, но слух улучшился и Александр расслышал тихий голос на немецком. Сомнений никаких — он в немецком госпитале. И что ему теперь делать? Сбежать не получится, он даже глаз открыть не может. Главное узнать, что от него хотят. Опять как это выяснить? Возможно, у них кто-то есть говорящий по-русски, если его содержат в госпитале. Скорее всего так и есть. Хотелось бы поскорее разобраться со всеми вопросами…

— Походу, опять потерял сознание, — подумал он, как только пришёл в себя.

В этот раз глаза открылись. С трудом, но открылись. В палате слегка темно, видимо на окнах плотные шторы. У двери, за столиком, дежурная медсестра, и, кажется, другая. Но перед ней тоже книжка, и девушка беззвучно двигает губами. В горле пересохло, хотелось пить, а сказать не получалось. Только чуть слышное мычание. Александр прислушался к себе, к своим ощущениям. Тело показалось чужим, он словно вселился в него, но пока не овладел им в полной мере.

— Неужели меня опять перекинуло в другое тело? — пронзил мозг неожиданный вопрос. — Тогда я могу быть кем угодно? И немцем? Постой, постой! А раны совпадают с ранами, полученными в последнем бою. Это как? Что-то ничего у меня не связывается.

Медсестра неожиданно посмотрела в сторону Александра и подошла к кровати, ахнула, и убежала.

— Чего это она? Я такой страшный?

Вернулась девушка в сопровождении трёх докторов. Двое в возрасте, а третий значительно моложе их.

— Мо´лодец возродился! — вдруг воскликнул пожилой доктор с бородкой и в очках. — А я вам говорил, коллеги, что надо дать время и молодой организм возьмёт своё! Как вы себя чувствуете, молодой человек?

Александр очень удивился, когда услышал русскую речь, даже чуть не заплакал от счастья. В душевном порыве, он попытался ответить, но из горла опять появился скрипучий еле различимый звук. Доктор метнулся, словно юный студент, за стаканом воды. Приподнял голову Александру, и осторожно влили в рот такую вкусную воду!

Александр от удовольствия и блаженства зажмурил глаза, но доктор много пить не дал.

— Сейчас как? Лучше?

Александр почувствовал облегчение, язык из полуваттного состояния стал вполне дееспособным. Горло, смазанное жидкостью, утратило наждачность.

— Где я? — с трудом выговорил Александр.

— В больнице, где же ещё?

В голове металось куча мыслей и вопросов, и с чего начать, Александр никак не мог выбрать.

«Может, немецкую речь я теперь воспринимаю как русскую? Если я немец, то и понимать должен язык и воспринимать его, как родной».

Вслух произнёс:

— В немецкой?

— Чего немецкой? — не понял доктор.

— Я в немецкой больнице?

— В российской. С чего вы взяли, что в немецкой больнице находитесь?

Мысли лихорадочно запрыгали.

— В российской, — эхом отозвался Александр. — Какой сейчас год?

— А вы не помните? — нахмурил брови доктор и глянул на коллег, которые озабоченно смотрели на больного.

«Доктор притворяется, что не понимает или старается сбить с толку? Год не говорит. И он явно говорит по-русски, а вот медсестра точно говорила по-немецки! Может я попал в больницу РОА?»

— Так какой год?

— 2019-й, — произнёс доктор и вытянул шею, вглядываясь в лицо Александра.

Шок. 2019-й!

«Я опять в своём времени! А тело? А… медсестра, говорящая на немецком языке? Анненербе! Вот куда я попал!»

— Где я нахожусь?

— В больнице, — ещё более помрачнел доктор.

— Это я понял. Город какой?

— Это село под Тюменью…

— Тюменью? — не дал договорить Александр и попытался вспомнить, а где они ехали на поезде до аварии, но память наотрез отказывалась вспоминать.