Наследник (СИ) - Кулаков Алексей Иванович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
— Люд православный!..
Но когда на «Болоте» еще затемно начинали стучать плотницкие топоры, горожане сразу понимали, что они увидят утром: прочно сколоченный помост, с плахой либо еще чем схожим посередке, служивых Разбойного приказа в красных рубахах палачей, и тех, для кого это все готовилось. Потому как согласно стародавней традиции, любые публичные наказания преступников, включая смертную казнь, проводили именно на торговых площадях.
— Людишки злонравные, именем Нэгумка да Камбулатка, умыслили на здоровье и честь Великого государя, царя, и великого князя Иоанна Васильевича, и государя–наследника Димитрия Иоанновича. Кроме того, желая рассорить его с добрыми союзниками…
Под зычный голос глашатая площадь постепенно наполнялась молчаливыми горожанами. Поначалу равнодушными, пришедшими лишь ради достаточно редкого зрелища смертной казни. Но услышав про то, как двое черкес что–то там злоумышляли на старшего из царевичей, коего многие из москвичей после посещения Успенского собора, причащения целебной воды с частичкой его благодати и разглядывания места, где юный отрок провел в недвижимой молитве пять дней, на полном серьезе считали новоявленным святым… В общем, стража вокруг клетки из деревянных жердин, в коей их и везли на казнь, оказалась совсем не лишней — не будь ее, двух преступников могли бы и не довезти. На клочки бы разодрали, на кровавые шматки мяса и кожи!..
— Дорогу!
В мигом успокоившейся толпе довольно быстро образовался неширокий проход, сквозь который проехала стража государева, затем несколько ближников во главе с князем Вяземским, а за ними и сам державный правитель. Не один — по правую руку от него насупленным вороном сидел в седле аргамака старший сын и наследник князя–валии Малой Кабарды, Домануко Темрюкович.
— Люд православный!..
Не разводя долгих церемоний, царь чуть кивнул, разрешая начинать — и каты вытащили из клетки на помост бывшего стременного. На вид почти целого, разве что вместо прежней нарядной одежки закутнного в какое–то грязное и драное рубище. Раз — его повалили на бок и отрезали язык, тут же приложив к ране каленое железо. Два — намертво прижали к настилу. Три — что–то сделали, и начали аккуратно, чуть ли не с почтением поднимать, бережно придерживая с двух сторон. Казнимый бешено задергался, открыл в громком клекочущем мычании рот, каты разошлись в стороны — и разом стало видно, как его тело под собственной тяжестью медленно насаживается на тонкий и с превеликой заботой оструганный осиновый кол. С мокрым хлюпанием разошлась кожа у основания шеи, и в небо уставилось заботливо смазанное салом и чуть закругленное (чтобы не разорвать, а раздвинуть) острие тонкого кола, поблескивающее потеками крови и мазками нутряного жирка.
— Второго давай.
Служивые Разбойного приказа лиц не прятали, привычно и с немалой сноровкой выполняя свою неприятную работу. Не обращая никакого внимания на все трепыхания бывшего стольника, его легко выдернули из клетки, с громким треском разорвали прикрывающее худые телеса рубище, обнажив спину, после чего и привязали к столбу за вздернутые вверх руки.
— За вины его, да будет лишен языка и бит кнутом. Нещадно!
Старший кат Аввакум подождал, пока подручные отрежут и прижгут язык, принял орудие наказания и чуть шевельнул рукой. Государь указал особо не затягивать, но и не торопиться, а значит, ему следовало потщательнее примериться.
Шштух!
Первый удар прозвучал как выстрел, да и последствия его были схожими — распятое тело отбросило вперед, а на спине вспухла и разошлась длинными узкими краями глубокая рана.
Шштах!
Казнимого стольника вновь бросило вперед — а кончик кнута с вплетенной в него свинчаткой, только что с неимоверной точностью угодивший на то же самое место, гибкой змеей отдернулся назад. Потерявшее сознание тело безвольно обвисло, по ногам заструился тоненький ручеек крови и мочи.
Шштух!
В ране отчетливо проглянула светящаяся нежной белизной кость позвонков.
Шшта–ах!
Даже не проверяя конечный результат, старший кат еще разок щелкнул кнутом, стряхивая ошметки плоти и капли крови, одним сложным движением свернул его в кольцо и низко поклонился великому государю, показывая, что его воля исполнена в точности. Бывший стременной помучился — но недолго, а затем ему милосердно перебили хребет. Нет, кто–то мог бы насчет последнего и поспорить… Но это только если не смотреть на первого из казненных, коему предстояло мучиться на колу самое малое до следующего вечера. Это если ОЧЕНЬ повезет, потому как обычно такое вот «сидение» длилось куда как дольше, иногда растягиваясь до семи дней.
— Дорогу!..
Первым уехал Великий государь, не выразивший ни радости, ни печали от смерти двух черкесов. За ним, отставая на три шага, следовал по–прежнему мрачный Домануко–мурза, расстроенный отнюдь не казнью дальних родственников. Да будь его воля, так он бы всех на кол посадил — и того, что сгнил заживо, и того, кому достался кнут!.. Потому как военный союз с Руссией был необходим Малой Кабарде как воздух: со всех сторон враждебные тейпы , тлеющая война с правителем Большой Кабарды, постоянные набеги крымчаков и ногаев… Князь–валия, узнав о случившемся от специально отправленного гонцом Салтанкула, почернел лицом и ругался самыми последними словами, а потом долго думал. Сотню вороных жеребцов–аргамаков, и столько же молодых кобылиц ахалтекинской породы привел с собой его наследник, лично извинился перед царем и его первенцем — и очень долго разговаривал с сестрой, постаравшись полной мерой передать недовольство отца и остальных братьев, и не слушая никаких ответных оправданий. Ближняя свита думает мысли своей госпожи, и говорит ее словами!.. И именно она отвечает за деяния своих людей, какими бы они ни были. Подавив тяжелый вздох, Домануко незаметно огляделся по сторонам, ища неприязненные взгляды. Не обнаружив их, чуть–чуть повеселел и выпрямился в седле, на некоторое время забыв о своих невеселых мыслях: государь московский извинения принял, его наследник тоже сказал, что зла не таит, а сестра… Гошаней всегда была умницей, и прекрасно поняла, что ей сперва надо укрепить свое положение рождением сына, а уж потом о чем–то там мечтать.
— С дороги!
И даже тогда делать это очень осторожно — несмотря на малые года царевича Димитрия, уже сейчас было понятно, что крови он не боится, и в случае малейшей угрозы себе или своим братьям долго думать не станет. А еще он необычно хитроумен для своих лет, несколькими фразами буквально вынудив наследника князя–валии Малой Кабарды пообещать прислать к московскому двору нескольких мастеров–сыроделов. Дескать, так понравился ему свежий адыгейский сулугуни, что хочет вкушать его постоянно! Проехав сквозь воротную арку внутрь Кремля, Домануко Темрюкович сразу же увидел вдалеке того, о ком только что думал — будущий государь играл в «отбивалы» с младшим братом, слегка улыбаясь в ответ на его заразительный смех. Юный мальчик с непривычно длинной гривой серебристых волос, весьма красивый, немного странный… И очень опасный.
— Затворяй!..
Бросив невольный взгляд на горластого десятника воротной стражи, а потом и по сторонам, черкесский князь все же увидел кое–кого, кто явно не желал ему добра. Молодая, довольно богато одетая и очень даже привлекательная на вид челядинка стояла на нижней обзорной галерее Теремного дворца и буквально сверлила его глазами. И хотя она достаточно быстро отвела свой взгляд в сторону — он все же успел прочесть в нем ничем не замутненную ненависть. Пока же он искал того, кто может подсказать имя удивительно ладной красавицы, она бесследно исчезла, оставив после себя легкое сожаление и смутную тревогу — впрочем, и первое и второе достаточно быстро забылось. Мало ли тех, кто его ненавидит?
Меж тем, немного успокоившись, верховая челядинка Авдотья решила вернуться в покои своего господина. Близился полдник, досмотреть за которым есть ее прямая обязанность, к тому же, Димитрий Иванович закончил писать второй том своих «Сказок» и доверил ей разложить по порядку еще не сшитые в одно целое листы… Миновав охрану у дверей Прихожей, она прошлась по горницам, внимательно осматриваясь по сторонам в поисках грязи или хотя бы пыли, напоследок привычно поправив завернувшийся уголок ковра в Опочивальне. Вернулась в Комнату для занятий, взяв с одной из полок большую кипу исписанных удивительно ровным почерком листов, присела на широкую лавку, предназначенную для удобства посольских или приказных дьяков, приходящих в качестве временных наставников, и положила бумажную кипу себе на колени. Мелко перекрестилась, с немалым любопытством читая на первом листе указания своего соколика голове Печатного двора насчет картинок и прочих украшений будущей книги, затем осторожно его убрала, и начала раскладывать, сообразуясь с мелкими цифирьками по самому низу листов. Этот сюда, этот положим под него, следующему место наверху, а вот этот в сторонку… Работа спорилась, и листы постепенно укладывались в ровную стопку, начиная напоминать собой толстую рукопись без обложки — пока ей на глаза не попалось название очередной небывальщины:
