Близнецы поневоле. Дилогия (СИ) - Сафонов Александр Алексеевич (книга жизни TXT) 📗
Капитан молча заполняет протокол. Остальные просто стоят, поняли, искать бессмысленно.
— Распишитесь — Дает мне, потом понятым. Всё правильно записано, претензий не имею. Молча провожаю к выходу. Хоть бы извинились. Даже до свидания не сказали.
— Капитан, никогда ты не будешь майором — пропел я ему вполголоса в спину. Услышал, вон как напрягся. Ничего, память у меня хорошая. Не забуду.
— Ничего не нашли? — окружают меня ребята.
— Если бы нашли, то меня тут не оставили. Вовремя ты Кирька про мента вспомнил.
— Мы его подкараулим, разберемся — Обещает Игорь, из выпускного класса.
— Только попробуйте! Мы первые подозреваемые будем. Пусть живет, пока, придет время — сочтемся. Хорошо, что одна закладка была.
— Не одна — тихо говорит Кирилл.
— В смысле?
— В шкафу нашли еще. Хотели заныкать, кто не спрашивай, мы уже разобрались.
— Ясно. Куда дели?
— В сортир спустили. Честно.
— Ладно. Не расслабляйтесь, могут повторить. Или что новое придумать. Подкупить кого-то из наших. Девчонок уболтать, чтобы наговорили.
— Нет! Наши не поведутся! — Наперебой уверяют. Коллектив действительно дружный, но сто процентов гарантии я бы не дал.
Вечером на тренировке Евдоким показывает класс. Пацанов укладывает в два счета. Алиса не выдержала, вышла против него. Теперь бой почти на равных — Евдоким время зря не терял, за месяц хорошо продвинулся. Похоже, он и напросился сюда отомстить за прошлое унижение, а я подумал… Но рано, еще ему заниматься и заниматься. Пропускает пару хороших ударов, на третьем я останавливаю бой за явным преимуществом. Оба недовольны, хотят продолжать. С трудом успокаиваю.
— У нас тренировка, а не соревнование. В конце мая проведем турнир, готовьтесь.
9 мая проводим концерт на городской площади. Наша и школьная самодеятельность. Нелегко было добиться разрешения на него, пришлось подключить горком комсомола Ленинграда. Там совершенно не поняли, почему нам не разрешают такое благородное дело как концерт для ветеранов. Вставили фитиль местным властям. Скрепя сердце разрешение нам дали. Но предупредили — никакой агитации за кандидатов. Плевать я хотел на их запреты, во время концерта раздадим листовки с программой кандидатов, да и сами они выступят — поздравят ветеранов. Председатель горисполкома тоже пожелал выступить, примазаться к славе. Причем потребовал слово первым. Лошара!
Начинаем в 10 утра, люди еще подходят. Деревянная сцена изготовлена нами в мебельном цеху, собрана уже тут, на месте. Председатель читает по бумажке заготовленную речь, микрофон фонит, мало что можно понять. Закончив свое невразумительное поздравление, получает жиденькие аплодисменты. Поднимаюсь на сцену я. Ребята настраивают микрофон, теперь слышимость отличная.
— Дорогие друзья! Земляки! Уважаемые ветераны Великой Отечественной войны! Коллектив интерната и средней школы № 2 поздравляет вас с праздником великой Победы! Мы подготовили для вас небольшую концертную программу. Для ветеранов и инвалидов сейчас поставят стулья. И скоро подъедет полевая кухня с солдатской кашей! Участники войны будут накормлены бесплатно! Это подарок от ремонтно-механического завода.
Директора выступят чуть позже, когда народа соберется больше. Стулья привезли из школы, расставляют перед сценой. Кроме каши была у меня мысль наливать ветеранам фронтовые 100 грамм, но увы — в разгаре борьба с алкоголизмом. Права вести торговлю на площади также получить не удалось, а можно было подзаработать. Пока ребята развлекают народ музыкой.
— Владимир Семенович! — С боков подходят двое — Разрешите на минутку, поговорить.
Иду с ними, поговорим. Ребята всё видели, кому звонить знают если что. В машине уже знакомое лицо, сажусь рядом на заднее сидение. Никуда не едем, водитель вышел, стоят в стороне.
— Договор наш значит, не хочешь соблюдать? — Это у майора вместо здравствуйте.
— Разве мы о чём то договорились? Не припоминаю.
— Зря. Думаешь, если тебя никто не трогает, то я о тебе забыл?
— А обыск это тоже «не трогают»? — Подозрительно хорошее у него настроение. Какой-то туз в рукаве.
— К обыску я отношения не имею, есть и другие заинтересованные лица. Ладно, не будем тянуть кота за причандалы, взгляни вот на это. Знаешь его? — Протягивает мне фотографию, пацан, лет 15, ни разу не знакомый. На обороте надпись — Юле на память.
— Первый раз вижу.
— Да? Странно. А эту? — Теперь женщина, постарше, также незнакомая. А видимо должен знать, просто так он бы их не показывал. Слишком злорадное выражение лица.
— И эту не знаю.
— Как же так? Это Кошкина Татьяна Викторовна. И теперь не узнал? — Я уже все понял. Разбирался в биографии Волошина, эти люди имеют к нему отношение. Хрен выкрутишься. Надежда только на то, что он еще хочет договориться, иначе разговаривали бы не в машине, а в камере.
— А у Вас нет таких знакомых, которых вы не хотите видеть? — Делаю слабый ход, других пока нет — Эти люди для меня умерли.
— Вот как? Допустим, я могу поверить, что директор интерната тебя так достала, что не хочешь её видеть. Но себя то, за что так? Изменился так сильно, сам себя не узнаешь?
Раздобыл гад фото Волошина. В паспортном фото заменили на мое, в интернате дело изъяли. Нашел какую-то Юлю, расспрашивал, она показала фото. И все. Не отвертишься, очной ставки с этой Кошкиной моя физиономия не выдержит. Варианты действия? Майор не дает долго раздумывать.
— Молчишь? Вот так шпионы и попадаются. Будешь колоться или поедем оформлять?
— Огласите все варианты, пожалуйста — Все козыри у него, могу только играть в партизана. ГРУ меня не знает (или знает?), Максим тоже может пострадать. Сбежать? Не знаю его физической подготовки, но вырубить, возможно, смогу. Возможно, даже смогу удрать. А дальше?
— Вариант у тебя один. Рассказываешь всё, а я подумаю, что с тобой делать.
— Рассказать я ничего не могу. Если вы внимательно все проверяли, то в курсе, что все документы оформлены законным образом. Не мог я купить всех — в паспортном, военкомате, интернате. Выводы сами сделаете? — Подталкиваю к мысли, что за мной стоит организация. К сожалению, на ГРУ я не тяну по возрасту, а что я не отношусь к их ведомству — он уже пробил.
— Да, этот аспект меня несколько смущает. Но есть средства развязать тебе язык. Узнаю, тогда и выводы сделаю — Не ведется, да я особо и не надеялся.
— Если я до сих пор не в камере, значит, есть другие варианты? — Пытаюсь изменить ход разговора.
— Не торгуйся. Расскажешь, возможно и появятся варианты — Не торопится, доволен. Уверен, что никуда я не денусь. Лихорадочно просчитываю возможные действия. Их немного, первый — уйти в бега. Документы мне сделают другие, в провинции затаюсь. Пострадают Вадик, Максим, ломаются все планы. Отпадает. Второй — молчать. Даже применив скополамин — ничего не добьются, тому, что услышат — не поверят. Опять- таки, возьмутся за Вадима — не мог он быть не в курсе кто я. Третий — сказать ему правду и убедить в этом. Дальше всё зависит от его поведения, захочет он использовать это в личных целях или доложит по команде. В последнем случае последствия будут хуже, чем в первых вариантах. Больше ничего на ум не приходит.
— У меня действительно нет выбора. Но есть некоторые нюансы. О том, что я с вами сейчас беседую, уже знают. Назовем их условно Икс. Если я не вернусь — Икс предпримет меры по устранению источников утечки информации. То есть меня, Вас и других. Вы ведь знаете, как работают ваши коллеги-соперники? Я имею ввиду не ЦРУ, надеюсь, вы понимаете, что на иностранного шпиона я не тяну — Смотрю на него в упор. Намёк на ГРУ более чем толстый.
— Если ты из ГРУ, в чем я сомневаюсь, то меня еще и по службе продвинут за твое раскрытие. Хочешь меня запугать?
— Нет. Я предлагаю Вам представить себя на моем месте. Если я попадаю к вам — у вас призрачная возможность продвижения по служебной лестнице, у меня ничего — я труп. Вывод какой?
— Сотрудничать. Рассказываешь мне все и будем договариваться.
