Лесной фронт. Дилогия (СИ) - Замковой Алексей Владимирович (лучшие бесплатные книги txt) 📗
* * *
Когда я вернулся на дорогу, все действительно было уже закончено. Бойцы собирали трофеи, Коля снимал фугас – ждать на месте бойни следующей колонны немцев мы не собирались. А смысл, если они, скорее всего, спешатся еще на подходе и начнут прочесывать лес? Я застыл в раздумье – присоединиться к собирающим трофеи или вначале отдать добытый мной саквояж командиру? Последнее предполагало выговор за убитого офицера. Но ничего решить я так и не успел.
— Найденов, — прозвучало от легковушки, — где офицер?
Я подошел к лейтенанту Бондарю, который в этом выходе был старшим группы. Во время моего появления он обшаривал салон машины в поисках ценного.
— Убил офицера, — кратко доложил я. — Другого выхода не было.
Лицо командира помрачнело.
— Бегал он очень быстро, — продолжал оправдываться я, — уже уходил от меня. Ну что мне было делать?
Следующую фразу лейтенанта я приводить здесь не буду. Слишком много слов, которые не стоит произносить в приличном обществе. Вкратце ее суть сводилась к тому, что мне не следовало не только преследовать убегающего немца, но и идти в армию вообще. Несмотря на то что я остро чувствовал свою вину, подобного отношения к себе не позволял никогда и никому.
— Что-то я не видел, чтобы кто-то еще побежал за офицером, — зло выдохнул я. — Или вы собирались его потом по всему лесу отлавливать?
Бондарь запнулся и, вытаращив глаза, смотрел на меня. Видимо, в этом времени споры со старшим по званию были редкостью. Как в будущем – не знаю, я в армии не служил, но подозреваю, что и через семьдесят лет офицеры, а особенно унтера, не любят, когда младшие показывают характер. Но эти мысли пришли уже потом, а пока у меня в крови снова забурлил адреналин.
— Я в одиночку, под пулями, бросился в погоню! — Постепенно мой голос стал срываться на крик. — Я виноват, что тот бегает быстрее? А куда вы смотрели, когда офицер стал убегать? Почему не было команды другим бойцам преследовать?
Дальше последовала фраза, не уступающая некоторыми оборотами речи командира. Лейтенант покраснел как рак и смотрел на меня дико выпученными глазами. Когда я наконец выговорился, на дороге тяжелой пеленой повисла тишина. Я огляделся. Все смотрели на меня. Когда я снова посмотрел на лейтенанта, тот, какими-то судорожными движениями, дергал застежку на кобуре пистолета. Похоже, я сильно перегнул палку.
— Товарищ лейтенант, — из-за моей спины выскочил Коля и встал между нами, — я вам напоминаю, что Найденов – мой подчиненный.
Взгляды лейтенанта и сержанта скрестились. Мгновение оба смотрели друг другу в глаза.
— В этой ситуации будет решать командир отряда, — спокойно, но твердо произнес Коля.
Дуэль взглядов продолжалась еще минуту. В конце концов лейтенант убрал руку с кобуры и молча отвернулся.
— Найденов, помоги мне с фугасом, — ровным голосом сказал Коля и пошел прочь от машины.
Я двинулся за ним. Что на меня нашло? Или это выходит все напряжение, накопившееся за тот месяц, который прошел с момента моего попадания в прошлое? Спорить со старшим по званию! Мало того что спорить – еще и в нецензурных выражениях! Да мне вообще надо было затаиться и вести себя тише мыши! Но сделанного уже не вернешь…
— Что на тебя нашло? — зло прошипел Коля, присаживаясь рядом с фугасом. — Какого ты начал с ним спорить? Ты что, с ума сошел?
— Да знаю я, что не прав, — весь запал куда-то исчез, и до меня начало доходить, что я реально попал. — Извини, сорвался.
— Майору будешь объяснять. — Коля дал понять, что тема исчерпана. — Кстати, что у тебя за чемодан?
Я посмотрел на саквояж, о котором совсем забыл в горячке спора с командиром. Надо было сразу сказать Бондарю, что захватил важные документы. Может, и обошлось бы.
— При офицере был, — я поставил саквояж возле Коли. — Там документы какие-то. И еще карта.
Коля с интересом глянул на мою добычу:
— Документы, говоришь? Иди отдай лейтенанту. Может, остынет немного.
Я отправился назад.
— Товарищ лейтенант, — тот стоял спиной ко мне у машины и молча курил, — разрешите обратиться?
Все так же молча Бондарь повернулся и уставился на меня. Я воспринял молчание как знак согласия.
— Прошу прощения за свои слова, — сказал я, — сорвался после боя. При офицере я обнаружил документы.
Лейтенант посмотрел на протянутый саквояж.
— Что за документы? — наконец спокойным тоном спросил он, беря в руки мою добычу.
— Я не знаю немецкого, товарищ лейтенант. Какие-то бумаги и карта.
— Свободен! — Бондарь забрал саквояж и отвернулся.
Сильно сомневаюсь, что, даже получив мою ценную находку, он меня простил. Хотя… За кобуру уже не хватается. Ладно, об этом будем думать потом – когда в лагерь вернемся. Я вернулся к Коле. Тот ничего не говорил – даже не отреагировал на мое приближение. Видимо, прокол я допустил серьезный. Нервы, нервы…
— А где Лешка? — первым нарушил молчание я.
Коля молча кивнул в сторону зарослей, в которых мы лежали в засаде. Там что-то копали два бойца. Неужели?.. Сердце дало сбой и затрепетало, будто я снова бегу по лесу за тем проклятым офицером. Подбежав к бойцам, я убедился, что самые мрачные предположения сбылись. Лешка, раскинув руки, лежал на спине. Лицо его было спокойное, будто спит, а в груди и животе зияли окровавленные дыры. Лешка, Лешка… Я ведь с тобой с самого начала! Не с момента попадания в прошлое, конечно, но ты был одним из бойцов, которых я встретил первыми в этом времени. Как же так? Я припомнил, что, когда начал свой бросок через дорогу, краем глаза заметил, что кто-то побежал за мной. Значит, это был ты… Мне повезло. А Лешка Митрофанчик – шутник и весельчак – лежит сейчас на земле и дожидается, пока ему выроют могилу.
Мужчины не плачут, правда? Но почему при виде мертвого друга на мои глаза стали наворачиваться слезы? Я присел рядом и уткнул лицо в ладони, пытаясь спрятать слезы. Для того чтобы не разрыдаться во весь голос, потребовалось просто дикое усилие воли. Да и то оно помогло лишь частично. Пока бойцы копали, я вспоминал весь путь, который прошел вместе с Митрофанчиком. Встреча в лесу после того, как я убил своих двух первых немцев, перестрелка возле аэродрома… Потом лагерь Зыклова… Форсирование Горыни… Сколько эпизодов, в которых участвовал этот веселый парень! А скольких остальных, из тех, с кем пришлось воевать, уже нет? Бдительный политрук Терехин, который был в принципе неплохим мужиком, Михалыч, убитый случайной пулей у аэродрома, так глупо подорвавшийся Трепов, Винский и Гришин – мои первые подчиненные, пропавшие на той же проклятой Горыни… а сколько других ребят, некоторых я знал хорошо, а с другими был лишь шапочно знаком, ушли из жизни! Раньше я как-то не замечал этого. А сейчас потерял того, кого считал своим ближайшим другом в этом времени. Не будет больше его шуток, вечного недовольства скудным питанием… Все-таки правы были люди, прошедшие войну и написавшие в своих мемуарах, что на войне нельзя заводить друзей. Тяжело это очень – терять тех, к кому успел привязаться.
Обратный путь я не запомнил. Все было как в тумане. Я автоматически переставлял ноги, ориентируясь на спину идущего впереди. Ни о ссоре с лейтенантом, ни о Лешке я не думал. Я вообще ни о чем не думал. В голове было абсолютно пусто.
Когда мы вернулись в лагерь, там проходило какое-то собрание. В центре лагеря все бойцы, за исключением караульных, стояли в строю, а перед ними прохаживался и толкал какую-то речь майор. Впрочем, это меня абсолютно не заинтересовало. Я все еще был полностью замкнут в себе и занял свое место в общем строю чисто автоматически. Сквозь пелену, накрывшую сознание, конечно, пробивались какие-то отдельные слова и фразы. Но они исчезали в тумане точно так же, как и появлялись. Крохотная искорка сознания, которая осталась бодрствовать, отметила только, что речь шла о положении на фронтах.
