Клятва разведчика - Верещагин Олег Николаевич (полная версия книги TXT) 📗
— Заходите, — шепнули из-за приоткрывшейся двери, — скорей.
Я спиной поднялся по ступеньками следом за Сашкой скользнул в тёмные сени. Хозяин — невысокий мужик — держал в руке свечу в какой-то банке, которую подпалил от немецкой зажигалки.
— Тихо всё, — сообщил он. Сашка кивнул, дунул в банку и сказал мне в темноте:
— Вон там окно… Через него вылезешь наружу. Затаись и смотри.
— Да нету никого, — слегка обиженно повторил хозяин, — что я, первый раз, что ли, не проверял?! Оба заходите, поешьте посидите, а я пока всё расскажу, что и как…
Но я уже подошёл к окну, отодвинул деревянную задвижку — как в древних избах — и через него максимально бесшумно вылез наружу — в заросли крапивы у глухой стены дома. Присел. И, не вставая с корточек, у корней, медленно и плавно начал перебираться к углу.
Я увидел их сразу, как только выглянул из-за угла — над самым нижним венцом сруба.
Они вышли из того самого сарая, около которого мы прислушивались — две бесшумных, бесформенно-размытых фигуры. Проплыли скользящим шагом к крыльцу. Так же бесшумно, как и Сашка, поднялись на него и замерли по обе стороны от двери. Они топорщились в разные стороны какими-то выступами и буграми, я не мог понять, есть ли у них оружие и какое — но оба что-то держали в руках. Потом один чуть повернулся, и я увидел натянутую между кулаками удавку. Меня аж дрожь пробрала. Сейчас бы поели… Вышли бы — сытенькие, отдохнувшие — и ррраз! Что бы мы смогли, когда здоровенные мужики накинули бы нам на шейки такие штучки? Подрыгали бы ногами, похрипели, а через пару секунд вырубились бы. Потом нас привели бы в чувство — и…
Так же в полуприседе я прокрался обратно, выпрямился, достал до окна…
…и меня бешено рванули назад!!! За окном тоже следили!!!
Не знаю, что меня спасло. Какое-то наитие — за миг до этого я упёр подбородок в грудь, и струна легла под нижней губой. Я задёргался, схвативший меня человек ослабил удавку, чтобы повернуться и поднять меня на спине… и тут же я изо всех сил ударил его локтем!
Он коротко охнул и отпустил меня. В следующую секунду я выстрелил в него с разворота, наотмашь, не глядя — «парабеллум» я так и не выпустил — и заорал во всё горло:
— Са-а-ань! За-са-да-а!!!
Ослепительным медным пламенем разорвалась граната, продолжением разрыва прозвучал стонущий крик:
— У-уххху… шшайссе, а-а!..
— Борька, напролом! — послышался крик Сашки, вылетевшего с крыльца — собранным, стреляющим комком над ступеньками и перилами. Я сперва не понял, куда он стреляет, а потом увидел, как в чёрном проёме входа в сарай бьётся рыжий огонь сразу двух стволов. А где-то за дальней околицей слитно взревели моторы, полоснули по домам лучи прожекторов!!!
Это была не просто засада…
Сашка приземлился на ноги, упруго подскочил, чтобы уйти в сторону прыжком с перекатом… и вдруг возле него брызнуло пламя, он крутнулся сам возле себя, как-то отдельно взмахнул руками — и повалился наземь.
— Йаааа! — бессмысленно и страшно закричал я, и пальцы сами нашарили на застреленном мной егере МР — такой же, как у меня. — Йааа! — продолжал я кричать, посылая одну длинную очередь в дверь сарая — на бегу, я бежал, почти не пригибаясь, и пистолет-пулемёт зло прыгал около моего живота. — Са-а-ань!!! Сань-ка-а!!! — я швырнул замолкший МР в дверь и подхватил Сашку под мышки. Он был в сознании и зажимал одной рукой живот — через пальцы толчками била кровь. — Сейчас, погоди… я потащу…
— Бро-о-ось… — пропел он негромко-звонко. — Всё-о… это… всё, Бориска…
— Заткнись, придурок, — прохрипел я, взваливая его на плечи. Из сарая больше не стреляли, но длинные щупальца фар шарили по улице, по заборам, по домам, множились в стёклах, и кто-то закричал совсем близко — повелительно и гортанно:
— Хальт!
— Пошёл ты!.. — я над бедром наугад выстрелил на голос и поволок Сашку к лесу. Лучи скрещивались вокруг, как световые мечи джедаев. Потом я услышал посвист — и понял, что нас увидел и стреляют. С трудом обернувшись (а делать этого не стоило!), я увидел, что следом бегут не меньше двадцати человек — их фигуры в свете бьющих им в спину фар казались плоскими, вырезанными из чёрного картона. Сашка протекал кровью, как дырявый полиэтиленовый пакет и со скрипом дышал, что-то мешалось мне, и я подумал: «Догонят!» — но нам навстречу ударили два ствола — слитно и точно, слева и справа, прикрывая. Я отчаянным рывком выдрался из световой паутины и, пробив собой кусты, грузно упал на колени, постаравшись не уронить Сашку. К нам тут же подскочила Юлька; Женька продолжал стрелять короткими очередями. — Где мой ЭмПи?! — я наугад цапнул, нашёл оружие, откинул приклад, подтащил «сбрую».
— Засада? — выдохнула Юлька.
— Не… засада… — прохрипел Сашка. — Это… операция… против нас… В лесу за деревней… войска… стояли… Уходите… я прикрою…
— Прикрою я, — отозвался Женька, — а вы уносите Сашку. Я потом уйду, в темноте не поймают…
— Мне… уже… всё равно, — я увидел, что Сашка улыбается. — Смотрите… что у меня…
Я посмотрел — и понял, что мне мешало на бегу.
Из Сашки вывалился комок кишок — длинных слизистых петель, во многих местах истекавший кровью, желчью и ещё чем-то.
— Мы так и так не уйдём, — вдруг сказал Женька, прислушавшись. — Они сзади в лесу. Обошли, наверное, давно и ждали.
И — точно там ждали его слов — позади нас вспыхнули фонари, покачивавшиеся в чьих-то руках, и резкий голос зазвучал в темноте — почти до смешного по-киношному:
— Партизан, сдавайса! Или ви бутет уничтошен!
— Всё, — выдохнула Юлька.
— Не всё, — возразил я холодно, застёгивая ремень. — Будем шуметь, пока можно. Поднимем бучу. Наши должны услышать. Предупредим их… хоть так.
— Верно! — глаза Юльки загорелись.
— Дайте автомат, — потребовал Сашка, садясь и руками подбирая внутренности. Юлька задрала на нём гимнастёрку и рубаху, я начал молча запихивать это обратно в живот, а она тут же перехватывала рваную рану бинтом. Кровь текла вяло, но кишки лезли обратно плохо. — Поскорей, чего ты копаешься, — сказал Сашка спокойно. — И закрепите, чтобы не вылезали.
— Куд-да! — Женька дал короткую очередь. — Скорей, они ползут, гады!
— Я сама, — Юлька отстранила меня, — теперь я сама, а ты давай…
Что «давать» — было понятно. У меня было четыре полных магазина, плюс пятый в оружии, шесть патрон в «парабеллуме», запасная обойма, штук тридцать парабеллумовских патрон россыпью — они, как известно, подходят и туда и сюда — и две «лимонки». Примерно так же обстояли дела и у остальных. В принципе, мы могли отбиваться долго — перед нами были огороды, слева, справа и сзади — пологий, но довольно длинный склон, по которому карателям предстояло лезть под огнём. Пригибаясь, я занял позицию справа. Женька лежал в сторону огородов, Юлька перебралась влево, а Сашка на своих ногах перешёл в тыл. Я понял, что он так и так уже мёртв, и у меня сжало горло. Мне захотелось окликнуть его и сказать что-нибудь… ну, типа что всё будет хорошо…
То, что и все мы, в сущности, мертвецы, меня как-то не колебало.
— Нельзя их подпускать близко, — сказал Сашка, — они нас закидают гранатами.
Видно было плохо, свет фонарей и фар больше мешал — впрочем, нашим врагам он мешал, конечно, тоже.
— Партизан, сдавайса! — гортанно кричал в темноте голос. — Партизан, сдавайса! Ити плен! Рус капут! Зовьет капут! Шталин капут, ити плен! Партизан, сдавайса! Война конец, ити плен! Партизан, сдавайса!
— Нну-у, с-сука… — процедил Сашка, и его ППШ коротко харкнул на звук. Я не знаю, попал ли он, но голос умолк — зато всё вокруг буквально взорвалось стрельбой и воем — каратели пошли в атаку. Поверх стрекота пистолет-пулемётов и винтовочной пальбы рокотали два пулемёта. Я положил ЭмПи боком, чтобы магазин не мешал плотней прижаться к земле, и начал водить стволом, отсекая очереди в три-пять патрон, по дуге. Перекатился влево, вправо, не переставая стрелять. Мокрая земля ударила в левую щёку, что-то с противным сырым хлюпаньем рвануло её с другого бока. Я сменил магазин и продолжал стрелять. Потом стало тихо, только неподалёку кто-то надрывно стонал и матерился по-русски, да изредка постреливали винтовки.
