Спасти СССР. Манифестация (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Досада моя была обращена исключительно на самого себя. Ведь принял же за правило, что по ближним брейнсерфингом не работаю! Нет, не выдержал и, пока летел над севером Арала, решил подстелить соломки и запулил несколько запросов. И вот теперь есть у меня многие знания, а вместе с ними и лишние печали.
Вот как мне в предстоящем разговоре изображать, что я не в курсе событий прошлого? Как не сфальшивить перед профессионалом? И, ведь, возможно, совсем не случайно Жозефина Ивановна пыталась отгородиться от внучки: то вполне могло быть не безразличие к ней, а, напротив, защита...
"Да и то не так важно", - я опять обнаружил себя у плаката с надписью "Пахтакор" и поморщился: - "Ох, лажаю! Все время ведь лажаю!"
Непокорное тело подростка постоянно отмачивало фортели, и поступки на интуитивном ощущении грани между правильным и неправильным раз за разом опережали мысли. Я просто не успевал опереться на свой опыт: решения выскакивали как чертики из коробочки - быстрее, чем соображал подумать; лишь потом, рефлексируя, я догадывался, что мог бы поступить мудрее.
Меня все время несло, часто совсем по-детски, несло и заносило. Удивительно, что не опрокинуло еще в тех заносах...
Я опять взглянул на часы: плюс двадцать пять минут к времени "Ч".
"Как жрать-то хочется... Я же ради этой встречи пропустил обед. Удивительная непунктуальность для человека такой выучки. Изучает меня со стороны? Очень может быть".
Я покосился в сторону лотка с самсой, а потом ноги опять поднесли меня к "Пахтакору", словно желая еще раз напомнить о предстоящей трагедии.
"Да помню я, помню", - отмахнулся я мысленно, - "легко. Самолеты в тот раз не разошлись в облаке всего на двадцать миллисекунд: один звонок о заложенной в багаже бомбе решит вопрос. Все бы вопросы так легко решались..."
- Андрей? Соколов? - раздалось из-за спины.
Я медленно повернулся.
Еще в Ленинграде, готовясь к поездке, я был готов увидеть сейчас перед собой невысокую бабушку с усталыми глазами. Она должна была быть одета скромно и старомодно и держать в морщинистых руках потертую сумку; варианты с бабищей - толстой и громкоголосой, или же с бабкой - болтливой и неопрятной, я почему-то даже не рассматривал. Иногда я допускал, что Жозефина Ивановна может оказаться старухой, мощной, костлявой, с былой властностью в глазах - этакой седовласой ведьмой.
Вот к чему я не успел подготовиться, так это к даме в возрасте золотой осени - прекрасно держащей спину, уверенной в себе и несуетной.
Пару секунд мы разглядывали друг друга. Холодок в ее глазах осадил меня, стирая набежавшую было вежливую улыбку. Я чуть склонил голову:
- Это я. Жозефина Ивановна?
- Это я, - сухо повторила она и замолчала.
На миг я растерялся: вовсе не так представлялась мне эта встреча.
"А, с другой стороны", - подумалось мне, - "не бросилась на грудь - и не надо. Жила Мелкая без нее эти годы, проживет и дальше".
Я неторопливо извлек из внутреннего кармана конверт и, протянув Жозефине Ивановне, пояснил:
- Здесь письмо от Томы, обратный адрес, если что, и несколько ее фотографий из последних.
Тонкая кисть приняла конверт и пару раз в нерешительности взмахнула им в воздухе, словно решая, выкинуть прямо здесь или донести все же до мусорного ведра дома. Потом, как бы нехотя, Жозефина Ивановна извлекла фотокарточки, а само письмо небрежно сунула в карман плаща.
- Симпатичная получилась, как подросла... - протянула, разглядывая.
Я заглянул в снимок: на нем Мелкая, шутя, отмахивалась контурной картой от пристающего Паштета, глаза ее победно блестели.
- Да, она такая, - подтвердил с невольной улыбкой.
Жозефина Ивановна искоса мазнула по мне внимательным взглядом и добавила с каким-то сожалением:
- На мать похожа...
Я промолчал.
Женщина быстро, нигде не задерживаясь, просмотрела снимки, потом знакомо задрала подбородок и спросила:
- Как у нее... вообще? Есть какие-нибудь проблемы? Что-нибудь надо? - глаза ее чуть сощурились.
Я колебался лишь миг:
- Нет, - сказал решительно, - у нее все хорошо, ничего не надо.
- Что-нибудь еще? - уточнила Жозефина Ивановна светским тоном и убрала фотографии к письму.
- Все, - пожал я плечами, - если что, я в гостинице "Москва" еще три дня буду ночевать. Приятно было познакомиться.
Я успел сделать лишь два шага к лотку с самсой, как мне в спину полетело "Андрей, подожди". Оборотился с недоумением на лице.
- Подожди, - повторила она и прикусила уголок губы.
Улыбка опять самовольно выползла на мое лицо:
- Томка так же делает.
Женщина вопросительно округлила аккуратную бровь.
- Она тоже губы вот так прикусывает, когда пыхтит над сложной задачкой, - пояснил я.
Жозефина Ивановна на миг замерла, а потом порывисто кивнула сама себе, словно придя к какому-то решению, и двинулась в том же направлении, что и я:
- Пошли, - приказала, проходя мимо, - посидим в одном месте, поговорим.
Я с сожалением посмотрел на самсу.
- Там и поедим, - добавила она не оборачиваясь.
"Глаза у нее, что ли, на затылке?" - подивился я, догнав и пристроившись сбоку.
Мы прошли мимо рынка, улица начала сужаться.
- Сюда, - Жозефина Ивановна коротко глянула на меня и свернула под арку в узкий и темный проход.
Мы углубилась в дебри старой махалли. Город здесь был словно вывернут наизнанку: по обе стороны тесных улочек тянулись переходящие друг в друга глухие задние стены из облупившегося сырца и самана; фасады домов смотрели в закрытые от посторонних взглядов внутренние дворики.
Иногда переулочки вдруг сбегали в одно место, постройки чуть расступались, и случались небольшие площади. На них появлялась коммунальная жизнь: сидя на стульчиках, играли в нарды степенные седобородые бабаи, рядом гоняла мяч крикливая смуглая ребятня, а за углом девчонки чертили классики прямо по земле.
Это был настоящий лабиринт. Очень быстро я совершенно потерял ориентацию в этой мешанине извилистых переулков, проходов и нешироких арыков, однако Жозефина Ивановна шла очень уверенно.
Потом мы в очередной раз прошмыгнули в какой-то проход и оказались на площади с неработающим фонтаном. За ним стояла старая квартальная мечеть с облупившимися изразцами. Правее обнаружилась одноэтажная замызганная ошхана с потертыми топчанами вдоль стены и густой чинарой у входа.
Жозефина Ивановна взмахнула на ходу рукой:
- Знай: здесь делают лучший в городе плов. Надеюсь, что-то для нас еще осталось.
Я с недоумением взглянул на часы:
- Так трех еще нет.
- Эээ... - поморщилась Жозефина Ивановна, - плов делают с утра и к обеду обычно весь съедают. Это если хороший плов. А Абдулла плохой делать не умеет. Подожди, сейчас все узнаю.
Мы зашли внутрь, и она что-то громко сказала по-местному. Из подсобки торопливо выскочил низенький пузатый узбек. На затылке его каким-то чудом держалась сдвинутая чуть набекрень маленькая тюбетейка, похожая на пиалу. Увидев мою спутницу, он радостно заулыбался и, прижав руку к сердцу, что-то быстро затараторил.
- Повезло, - выслушав, обернулась ко мне Жозефина Ивановна, - плов из коровьих хвостов с поминок остался. Нечастое блюдо, даже здесь.
Наверное, на моем лице что-то такое отразилось, потому как она вдруг звонко захохотала:
- Андрей, - протянула, отсмеявшись, - у меня на родине супы из коровьих хвостов - деликатес. А уж плов из них... - она закатила глаза к небу и поцокала, - цени свою удачу.
- Испания? - прикинулся я дурачком.
- Не совсем, - тонко улыбнулась француженка.
Мелко кланяющийся Абдулла усадил нас в безлюдном садике на задах ошханы. Очень быстро посреди стола встало глубокое блюдо с орнаментом отчаянно-лазоревого цвета. В нем был горкой выложен рассыпчатый рис, с нутом, барбарисом и с воткнутой поверх головкой запеченного чеснока. Потом рядом опустилось второе блюдо, с крупными, размером с кулак кусками мяса на позвонках.