Укрепить престол (СИ) - Старый Денис (книги серии онлайн txt, fb2) 📗
Вначале я рассказал про то, какая сердобольная была инокиня Марфа, в миру Мария Нагая, как она истово молилась за благо народа и вот только за пару дней, как Господь ее прибрал, она требовала от меня встать грудью на защиту православия и империи. И я уже собирался отправиться биться с вероломными ляхами, как…
— О, горе мне, кровинку потерявши, материнское сердце, что не столь давно приобрел, вновь теряю! — говорил я, тогда, опасаясь, что переигрываю.
Потом был общий молебен, мной спровоцированный, и я расплакался. Вот проникся атмосферой понял, что нужно пустить слезу и разрыдался. Мне казалось, что это было естественно и проникновенно, что никто из присутствующих не мог бы подумать о лжи и притворстве. И в этом времени слезы не то, чтобы и проявление слабости, но показатель человечности.
Мог ли я уходить на войну и оставлять у себя в тылу заговор? Мое отсутствие — это же самый удобный момент для того, чтобы ударить по семье. Если ранее я думал только о дочери, то теперь есть еще два дорогих мне человека. Причем это было, как шампунь в будущем — два в одной. Ксеня округлилась и стала, может менее сексуальной, но такой домашней, милой… Так что я был не в праве оставлять их без кардинально решенного вопроса по безопасности.
И все равно, с тяжелым сердцем я покидал Москву, только знал, что это необходимо. Пусть Матвей Годунов и заверил в своей преданности и в том, что он оборонит мою семью, но было уже, когда я оставил жену, и случилась тогда попытка ее убить.
Однако даже эмоции переживания были перекрыты иными.
Уезжал из Москвы матерясь, вот все, что знал из нецензурного, было озвучено. Старался, чтобы никто не слышал, но все-таки были слушатели и чуть ли не почитатели моего таланта матерщинника. Все дело в… сука… Караваджо! Вот нужен мне был этот гемор? Так на тебе: получите и распишитесь! Нет, не гомосек он, он пида…с. И это не касается сексуальной ориентации, это так… диагноз по жизни.
Он намалевал Богородицу… с голой грудью и мордой Лукерьи. Ну хорошо тебе с бабой, намалюй ее на листике бумаги, да делай с той эротикой что хочешь, но так, интимненько. Нет же…
Деятельный Гермоген, так сказать пока «исполняющий обязанности» патриарха, решил проверить, чем же занимается католик, который пишет картину про крещение Руси. А этот… сука… Караваджо дай и покажи картину с голыми сиськами Лукерьи и ее же взглядом похотливой самки. И, мол, не хочу я больше писать про крещение, я хочу Лукерью… писать.
И это еще не все. В горницу заходит сама блудница… в неглиже.
Я не могу даже представить шок у Гермогена. Хотя будущий патриарх не сильно-то и растерялся. По горбу отхватил и художник, ну и голую Лукерью Гермоген отходил посохом, как бы двусмысленно это не звучало. Хорошо, что картину не попортил. Я потом посмотрел — талантливо же у засранца вышло, гениально, и так быстро! Прямо самому захотелось ощутить тот катарсис, что дарит чертовка Лукерья.
И вот на эту хреновуху мне пришлось потратить крайний день перед отъездом на войну.
Таким образом… в лоне православной церкви скоро появится новый верующий, который только учит молитвы на русском языке, ну а блудница Лукерья пока поживет в монастыре. По осени венчать будем. И даже Караваджо понял, что это лучший из возможных вариантов. С ним исподволь работали в этом направлении и Лукерьи было четко сказано о цели ее красивой жизни с итальянцем. Ну а «ночная кукушка» и верность католицизму перекукует. Но чего мне стоило?.. Одно дело стоять на позиции истинного защитника православия, коим себя позиционирую, другое, когда я сам спровоцировал грехопадение в Кремле.
— Государь! — позвал меня Дмитрий Михайлович Пожарский, прерывая воспоминания.
Вот кого хочется уже называть «Димой» или «Димкой». Что-то за последний месяц с ним проводил больше времени, чем женой, а Ксению я точно не обидел общением. И так хотелось, как в иной жизни, расслабиться, назвать «Димоном», похабно пошутить, выпить и поругать власть, чтобы часом позже найти, за что ее же похвалить. Но нам, царям, этого нельзя, у нас рабочий день… не нормированный.
— Что, Дмитрий Михайлович, Сигизмунд пожаловал? — спросил я.
— Завтра будет! — напряженно отвечал Пожарский.
— Ну и хорошо! А то нам еще урожай собирать! — сказал я с некоторым озорством.
— Урожай? — недоуменно спросил князь.
Вот что в нем не очень, так не умеет чувствовать тонкий сарказм и юмор. А юмор помогает при стрессах лучше всего, кроме, может эмоционального секса, который лекарство от всех психологических травм. Как там про то, что хуже всего? Про ждать и догонять? Так вот ждать я не люблю уже потому, что это потеря времени. Вот простоим мы тут без дела полгода — вполне возможный сценарий. И что тогда хорошего? Да будь у моего предка Ивана 3 Великого достаточно сил, чтобы разбить хана Ахмеда, стоял бы он тут? Вот и у меня нет этих сил. А так… утром битва, днем контрибуции и репарации от поверженного врага, вечером домой.
— Урожай не менее важен, чем предстоящая битва, — поучал я Пожарского. — Ты Дмитрий Михайлович пошли к Скопину-Шуйскому кого быстрого. Пусть он поспешит, но подойдет с отдохнувшими конями. Ну а мы выиграем один день переговорами, а после головной воевода пусть сам выберет случай и место, дабы ударить по ляхам, токмо не позднее, как будет взята хоть одна наша крепость.
Пожарский кивнул и отправился исполнять мою волю. Вообще я тут так, свадебный генерал, но никак себя не заставлю помолчать и дать работать тем, кому это по должности положено. Был бы великим стратегом, так и ладно, мог лезть, а я для этих реалий все еще скорее теоретик, меньше практик. По крайней мере, управлять войсками офицер из будущего сразу не сможет. Тут же выработанные, вдолбленные в училище, учениях и боях, рефлексы и системы принятия решений, когда опираешься на связь, совершенно иные тактические приемы и оценки неприятеля. Так что стоит посмотреть и поучиться у хроноаборигенов. Ну, а если увижу явные просчеты, то на то я и царь, чтобы повелевать.
Вот, к примеру, это я настоял на резервах. При этом мы усадили даже стрелецкий полк на коней, чтобы можно было быстро реагировать на складывающуюся обстановку. Узнали, что так сделал спешащий к нам Скопин, и я вспомнил про драгун. Получалось, что резерв стоит минимум в версте от крепостей. Если пойдет атака противника на отдельном участке, то есть кем усилить то направление — стрелецкий полк, да шесть сотен конных дворян — это уже хоть что-то. И таких резервов два, благодаря некоторым непоседам из Брянска.
Ночью вражина стала прибывать. При этом сработали пять фугасов, которые уже нанесли урон в не менее чем в пять десятков конных поляков. Были и обстрелы приближающегося врага по принципу «стрельнул-тикай». И пусть в темноте стрелки ориентировались большей части на звуки, но разделенные по десяткам стрелки должны были так же чуточку, но проредить колоны Сигизмунда. Так же были и «мины» — замаскированные выкопанные небольшие ямы с заостренными колами. Может такие ловушки не могли убить, но сломать или сильно повредить ногу, как человеку, так и коню — запросто. Был еще рассыпан чеснок. Но это уже близко к крепостям. Впрочем, до крепостей пусть вначале Угру перейдут! И тут был сюрприз — мы перекрыли выше по течению реку, вернее, поставили из бревен дамбу, которая сильно обмелила Угру. Пусть только начнут переправляться, а, лучше частью переправятся, а после откроем шлюз, просто скинем обтесанные бревна и устроим временный, но потоп.
— Пошлите предложение Сигизмунду, на переговоры! — повелел я утром, когда все же поляки начали ставить лагерь в трех верстах от реки.
Нам нужно было выиграть один день. Вот говорильней я и хотел способствовать этой цели. Пока мои парламентеры доберутся, после королю скажут о моем предложении поговорить, тот соберет совет, так как польский король и самостоятельное решение — это оксюморон. Потом нарядятся, ибо негоже представать на переговорах в походной пыли, потом выедут, чтобы сказать, что они не собираются разговаривать. На это уйдет полдня, а начинать штурм под вечер никто не станет, хотя разведка-боем может случиться.
