Последний мятеж - - (читаем книги TXT) 📗
– Прочь! Идите к язычникам!
Люди загомонили, спрашивая друг у друга, что же случилось. Явно назревал скандал.
– Они язычники, братья, язычники! Где вы видели ирева, который входит в дом, не коснувшись манлузы?! Они даже не омыли лиц, переступив порог! Вы видите, как он держит монеты? Монеты с поганой личиной он держит в правой руке! Той, где у всех нормальных людей священный знак Бога отцов наших!
Должно быть, крестьянина сильно обидели на торжище, и теперь он хотел отвести душу. Те, кто еще не улегся и желал развлечений, стали подтягиваться к навесу. Усталый хозяин – толстый потный ирев в сдвинутой на лысый затылок повязке – попытался замять скандал:
– Прекрати орать! Если не нравится, можешь убираться отсюда и ночевать в канаве! Или ты опять наторговал себе в убыток?
– Какая может быть торговля, если эти мерзавцы сбили все цены?! Теперь я должен везти свой лук обратно?!
– Другие-то торгуют! Просто, когда к твоему лотку подходит ремтиец, ты корчишь такую рожу, словно это змея или жаба, и тебя вот-вот стошнит. Кто тебе сказал, что этот навес является домом? Тут и двери-то нет! А что такое здесь порог, преступив который надо омывать лицо? А если завтра я передвину столы, и вход окажется с другой стороны?
Хозяин был истинным сыном своего народа и знал, что сказать людям. Присутствующие немедленно забыли о странных гостях и принялись обсуждать жизненно важные вопросы: является ли навес на постоялом дворе домом? С одной стороны, у него нет стен и под ним никто не живет, но с другой стороны, здесь принимают пищу и ночуют, когда идет дождь. Если это дом только в плохую погоду, то благодатная манлуза не должна постоянно висеть при входе, хотя, с другой стороны, не может же дом – священное для ирева пространство – переставать быть таковым только из-за того, что кончился дождь? Следует ли считать дверью проход между опорными столбами? Являются ли эти столбы дверным проемом или только символизируют его? Следует ли относиться вон к той доске, обозначающей порог, как к настоящему порогу? Скорее всего, следует, но тогда в чем же разница между самим предметом и его обозначением? Кто-то попытался заговорить о ценах на рынке, но никто не стал его слушать.
Вар-ка, конечно, сразу заметил, что все входящие касаются овального предмета, висящего на столбе, а потом как бы проводят руками по лицу. Судя по всему, этот комплекс движений на самом деле был более сложным, но люди, всю жизнь по многу раз в день повторяющие его, научились делать его машинально и быстро. Внешняя простота кажущаяся, и попытка воспроизвести на глаз этот ритуал обязательно будет замечена. Он решил и не пытаться, но получилось еще хуже. И что теперь делать? Еду им, наверное, дадут, но потом надо будет сесть за стол, а кто же захочет принимать пищу рядом с язычниками? Если бы не этот пьяный скандалист, он, наверное, сумел бы «наколдовать» доброе отношение окружающих и к себе, и к Николаю, а так…
Из затруднения его вывел человек средних лет в обычной одежде ирева, но чистой и без знаков принадлежности к крестьянскому сословию. Он забрал у гостя его монеты и, вместе со своей, передал хозяину. Потом, подхватив миски, отправился к дальнему концу стола, кивком пригласив гостей следовать за собой.
Люди, бросая недовольные взгляды, раздвинулись значительно больше, чем нужно, чтобы освободить место для троих. Кто-то даже встал и ушел, не доев остатки каши.
– Не гневайтесь, не осуждайте, братья мои. Помните заповедь любви Бога отцов наших!
– Так то ж о ближних сказано, а какие же они ближние? То ли язычники, то ли так… неверные какие-то. Из рассеяния, поди?
– А хоть бы и язычники? Если сын протянет руку, чтобы взять хлеба, разве дашь ты ему камень? Разве не были все мы сотворены по образу Божьему и подобию. Разве…
– Э, э! Что за слова ты говоришь… в приличном месте?! Иди объясняй ремтийцам про образ и подобие!
– Я и объясняю! Всем, кто готов слушать.
– Ты что, учитель? Книжник?
– О, что вы, братья мои, что вы! Я всего лишь ученик мудрейшего Лавепа и приехал вместе с ним из Ремта к его другу Аввину.
– А-а, так ты из этих, из наитов, что ли? Так бы сразу и сказал!
– Да наиты хуже язычников!
– Не-е, они закон Свитка блюдут! Они люди праведные, мне точно рассказывали!
– Не станут праведные якшаться с язычниками!
– Они, говорят, обращают их в нашу веру!
– А я слышал, что наиты жрут крольчатину!
– Да ты что?!
– Да-да: жрут и пальцы облизывают!
– Крольчатина – это что! Мне говорили, что они и Бога отцов наших не признают! У них какие-то свои боги – то ли два, то ли три.
– Как у язычников?!
– Да они и есть язычники, даже хуже! Ремтиец какой-нибудь хоть не притворяется человеком, а эти и знак носят, и повязку!
– А я слышал…
Спор постепенно разгорался. Те, кто сидел за столом, не придвинулись ближе, но за их спинами уже стояли новые слушатели и участники дискуссии. Некоторые держали в руках миски и продолжали жевать.
Человек, назвавшийся учеником, доел свою кашу и попытался перехватить инициативу:
– Тише, тише, братья мои! Вы ведь не раз еще будете вместе, я же утром уйду, и, может быть, мы не увидимся больше. Хотите, я расскажу вам правду об учении нашем?
– Что там рассказывать?! Вы кроликов жрете!
– Во-первых, мы избегаем есть крольчатину, а во-вторых, было сказано: «Ничто, в уста входящее, не оскверняет, но оскверняет из уст исходящее!»
– Это где так сказано? В Свитке?! Какое такое «исходящее»?
– А вот ты, например, извергаешь сейчас из уст своих напрасную хулу и тем оскверняешь себя. А Господь наш сказал…
– Наш или ваш? Может, ты уже и не ирев вовсе?
– Вы не хотите слушать? Что ж… Было сказано: «Любите ненавидящих вас, благословляйте врагов ваших…»
– Ого! Такого точно нет в Свитке!
– Да тише, вы! Тише! Пусть говорит!
– Пусть, пусть говорит!
– А будет богохульствовать – выкинем на улицу!
– И камнями! А сейчас молчите!
Ученик начал говорить, и окружающие затихли. Рассказ длился довольно долго, но он ни разу не сбился – судя по всему, текст он знал наизусть и проговаривал его не в первый раз. Удивленная тишина продержалась немного и после того, как он умолк.
– Ну и ну! А почему наш учитель ничего не говорит об этом?
– И наш тоже! Что, он действительно воскрес на третий день?! И все видели? Если там была ремтийская стража, то она уж никак не могла разбежаться! Они же тупые и своих начальников боятся больше, чем любых демонов или ангелов!
– А я, между прочим, тоже слышал, что перед войной многие книжники пытались помириться с ремтийцами. И задницу им лизали!
– Конечно! Тут перед войной такое было! Всякие лжепророки толпами ходили! Среди них могли и не узнать одного настоящего!
– А если он настоящий пророк, то зачем тогда пошел в Столицу? Он же не мог не знать, что там с ним будет!
– И зачем вообще было давать себя убивать?
– Нет, нет, вы меня, меня послушайте! Это все сказки! Самые настоящие сказки! Я жил у иревов рассеяния, я знаю! Они там только называются иревами, а сами-то и язык почти забыли. Зато они очень любят сочинять всякие истории, которые якобы случились в Наахе, особенно перед войной! Свидетелей-то – тю-тю!
– Так он же говорит, что есть свидетели! Ну, эти, ученики его, лотсопы которые!
– Вот-вот: слово-то, между прочим, ремтийское!
– И вообще… Слушайте, слушайте! И вообще: откуда это все известно? Ну, допустим, за ним ходили ученики и все запоминали. Но откуда они узнали, что он говорил первосвященникам, царю, куратору? Это-то кто слышал? Они сами, что ли, потом рассказали?!
– Вот я и говорю: это байки иревов рассеяния! Они там даже Священный Свиток читают по-ремтийски!
– А я вот другого не пойму: пророки ведь и раньше приходили… ну, вы знаете… Когда их не принимали или не понимали, Господь за это наказывал – и правильно делал! А тут-то за что? Народ-то его принял! За ним же вроде как толпы ходили? За что же всех наказывать-то? Наказывал бы первосвященников! Из-за этого вроде как вся война-то и получилась, да? И Столицу сожгли, и Жертвенник… Нет, как-то это неправильно!
