Слово шамана (Змеи крови) - Прозоров Александр Дмитриевич (книги онлайн полностью TXT) 📗
— Я могу обещать вам, досточтимый Касим-паша, что с едой для ваших воинов никаких трудностей в пределах ханства не возникнет, — без всяких подсказок быстро отреагировал Девлет-Гирей.
— Это хорошо, хорошо… — кивнул османский военачальник. Обещание Гирея означало, что все золото, выделенное султанской казной на провиант, останется в кармане самого паши. А это очень хороший стимул для дружеских отношений. — Однако, нам всем нужно пройти во дворец. Я привез сюда султанский фирман, и его следует огласить безо всякого промедления.
— Ну, Девлет, — не удержавшись, первым произнес заветное слово Кароки-паша, — вот ты и хан!
Известие о нападении русских на обоз застала врасплох не только Сахыб-Гирея, но и его калги-султана. Фатих-бей, рассвирепев и хлестнув гонца плетью по спине, заорал:
— Возвращайся к своему трусливому сотнику, и скажи, чтобы немедленно перебил русских и вернул обоз назад! Скажи, если Салих Гали не способен справиться с горсткой неверных, то место ему не в седле, а на султанской галере! И он пойдет в гребцы вместе со всеми родственниками до седьмого колена! Пойдет вместо неверных, которых не может посадить на аркан. Ну же, скачи, скачи, скачи!
Третий удар пришелся уже не на защищенную ватным халатом спину, а на круп скакуна — и тот сорвался с места несколькими крупными скачками.
— Ты сказал «горстка» Фатих-бей? — неуверенно поинтересовался Сахыб-Гирей. — Мне послышалось, гонец говорил про десять тысяч…
— Да, — после некоторого молчания признал командующий войском и жестом подозвал к себе десятника: — Пошли нукеров вперед, передай, Гирей-хан повелевает останавливаться на ночлег.
Татарин кивнул, отъехал назад, к отряду личных телохранителей.
— Простите меня, любимый хан, — почтительно поклонился, прижав руку к груди, калги-султан. — Я возьму Ширинские тысячи из Карасубазара, и лично уничтожу подлых неверных, потревоживших наших доблестных воинов.
— А тебе хватит Ширинских тысяч, Фатиз-бей?
— Еще пять тысяч есть у этого глупца Салиха, любимый шах. И три тысячи я оставлял для охраны самого обоза. Мы втопчем русских в грязь!
Калги-султан с силой потянул поводья, поворачивая коня и помчался вслед за гонцом. Туда же устремилась и сотня телохранителей бея.
Сахыб-Гирей спешился, остановился, задумчиво поглаживая по морде своего скакуна.
Нет, он, как и всякий воин, вполне мог обойтись без шатра, ковров, серебряной посуды и даже наложниц — девок всегда достанет в любом походе. Но воевать без запасных копий, щитов, стрел, кузен, наконец? Без обоза способна воевать полусотня, сотня. Может быть, отряд в пять сотен. Но когда в поход отправляется тысяча, она уже нуждается в дополнительных припасах. При таком числе воинов обязательно потребуется кому-то починить доспех или оружие, кому-то заменить сломанное в сшибке копье. А уж стрелы… При любой серьезной стычке воины выпускают по паре сотен в день каждый! Воевать два-три месяца без припасов, без повозок, на которых можно будет потом вывозить добычу. Без места, куда можно складывать каркасы шатров, войлочные накидки и ковры…
Хан отпустил коню подпругу и, хлопнув по шее, отпустил гулять.
— Фатхи, Муса, Мирим-мурза, разбивайте лагерь. Мы не двинемся дальше, пока не получим известий от калги-султана.
Никаких известий до самой темноты не пришло, а потому утром Сахыб-Гирей приказал подниматься в седла и возвращаться к броду через Миус.
До реки передовые тысячи добрались к полудню. Калги-султан сам подбежал к ханскому коню, придержал стремя, пока Гирей спускался на землю, низко поклонился:
— Мы добиваем неверных, любимый хан. Скоро все они будут мертвы.
Издалека доносились гулкие пищальные выстрелы, временами сливающиеся в непрерывный гул, и хан сразу вспомнил Оку. Реку невероятной ширины с ледяной водой, себя в тяжелой кольчуге и грохот русских пищалей, посылающих смерть в спины скинутым в воду пришельцам. Он невольно передернул плечами, а по телу, несмотря на летнюю жару, побежали ледяные мурашки.
— Так добей же их, Фатах-бей!
Хан закинул руки за спину и медленно побрел к ближайшему взгорку. Там, не дожидаясь, пока нукеры принесут коврик, он скинул халат на траву, опустился на колени и долго молился, призывая Аллаха в помощь отважным воинам, что отчаянно сражались сейчас с неверными. Однако грохот у реки не умолкал, и Сахыб-Гирей просто уселся на холме, глядя на запад, и прихлебывая разведенное речной водой толченое просо, поднесенное ему кем-то из нукеров вместо обычной еды.
Фатих-бей не появлялся — а потому хан понимал, что происходит что-то не то, и перед глазами снова и снова вставал призрак Оки. Далекий берег, насквозь промокший ледяной халат, тяжелый доспех и спасительная грива коня, увлекающего его вперед. За спиной грохочут пищали, и нукеры, плывущие слева и справа, один за другим скрываются под водой.
Сахыб-Гирея ничуть не удивило, что переправившись следующим полуднем через реку, он увидев сотни трупов, перегораживающих русло подобно плотине, но не обнаружил своего обоза. Калги-султан, боясь показываться на глаза своему господину, ушел в погоню с передовыми сотнями, и даже прислал гонца сообщить, что неверные измотаны и их осталось совсем мало.
Похоже, Фатих-бей начисто забыл, что в свое время, до достопамятного обского купания, крымский хан десятки раз ходил в набеги и способен прекрасно разобраться в происходящем.
— Мирим-мурза, разбивайте лагерь, мы не пойдем вслед за калги-султаном.
— Здесь, любимый хан?
— Нет, поднимемся на пару верст выше по течению. Здесь слишком плохо пахнет.
— Простите, любимый хан, может быть, послать в помощь уважаемому Фатих-бею тысячи из Каламита? — осторожно предложил доверенный сотник, но Сахыб-Гирей отрицательно покачал головой:
— Ему не нужна помощь, Мирим-мурза. Будет лучше, если мы последуем заветам Аллаха и предадим земле тела наших павших единоверцев.
— А-а-а…
— Нет, Мирим-мурза, — снова покачал головой Гирей. — Фатих-бей ничего не сможет сделать. Он ведет битву третий день, а значит, у него уже кончились стрелы. Он может только пугать русских долгим преследованием. И то недолго, потому, что у него нет даже еды! Исполняй свой долг перед Аллахом, мой храбрый воин, и забудь про то, чего нам все равно не удастся увидеть.
