Время увядающих лилий (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш" (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— Да, затем, — соглашается королева, явно имея в виду то же самое, то есть то, ради чего она сюда и приехала. Переговоры о политике и союзе между Борджиа и Трастамара, скрепляемом не только словами просто и на бумаге, но и брачными узами.
— Тогда разрешите мне лично сопроводить вас до замка Святого Ангела. По пути же я, как давно живущий в этом великом городе, смогу рассказать много интересного о его достопримечательностях. Только не будем заставлять лошадей двигаться быстро, ведь добрые римляне только тогда получат возможность увидеть великую королеву, столь много совершившую для всего христианского мира.
— Разрешаю, — бросив быстрый взгляд за совсем уж засмущавшуюся дочь, Изабелла добавила. — Мы обе с интересом послушаем то, что может рассказать о Риме тот, кто за короткий срок сделал столь многое для его славы.
Собственно, именно это я и хотел услышать. Медленная прогулка, пусть и верхами, по улицам Вечного Города — как раз то, что требуется для установления первого контакта. А уж что рассказать я найду. Тут буквально каждый камень пропитан историческими событиями — как далёкими, так и не слишком.
Ливорно, апрель 1494 года
Сколько нужно времени для того, чтобы богатый портовый город, где находилось место купцам и отрядам наёмников, ремесленникам и шлюхам, монахам и странствующим актёрам превратился в нечто совершенно иное? Как оказалось, совсем немного с чисто формальной точки зрения. Другое дело время относительное, когда то месяц может пролететь словно за неделю, то он же, пройдя, оставляет впечатление целого года.
Казалось бы совсем недавно вспыхнуло организованное при помощи людей короля Франции восстание, целью которого было объявлено восстановление Пизанской республики. Готовые сбросить власть Флоренции и особенно Медичи, этого новоявленного щедротами Святого Престола и Борджиа герцога, получили многое: золото, оружие, поддержку политическую и духовную. О, духовная поддержка и вовсе была особенной в лице как пламенного проповедника фра Джироламо Савонаролы, так и всего ордена доминиканцев, стоящего за спиной того, кто во всеуслышание заявлял, что сам Господь говорит через него со своей паствой.
Первые результаты не заставили себя долго ждать — гарнизоны герцога Флорентийского были быстро вырезаны что в Ливорно, что во многих других городах бывшей Пизанской республики. Сыграла свою роль поддержка французов, что тайно прислали отряды наёмников, которые и помогли слабо подготовленным горожанам. К тому же неожиданность восстания, чрезвычайная осведомлённость восставших о своих врагах и зажигательные речи как Савонаролы, так и его приближённых. Разве что в самой Пизе отряды горожан, поддержанные французскими и просто наёмниками натолкнулись на ожесточённое сопротивление — комендант гарнизона почуял неладное в чрезмерной активности монахов-доминиканцев и приказал солдатам быть готовыми к чему угодно. Это их и спасло — точнее, помогло продержаться до тех пор, пока Пьеро Медичи не прислал помощь. Ту, которую смог наскрести, учитывая ведущуюся союзными войсками войны против вторгшегося в италийские земли Карла Валуа, короля Франции.
В итоге Пиза и окрестные земли остались за Флоренцией. Учитывая же силу флорентийской армии, заметно превышающую всё то, что могли выставить восставшие даже с учётом поддержки со стороны завязших в Неаполе французов… перспективы для пытающейся возродиться республики были неважными. Однако располагающийся восточнее сосед, республика Сиена, протянула руку помощи, выслав отряды «добровольцев». Только благодаря этому удалось удержать как Ливорно, как и несколько других городов. Пусть даже в заметно урезанном в сравнении с ожидаемым виде, но республика могла удержаться… если ничего не случится.
Случилось. Хотя совсем не то, чего боялись жаждущие восстановления прежнего вида правления и изгнания власти Флоренции и тем более Медичи. Только не извне — там как раз всё обстояло неплохо, со временем даже Венеция стала намекать, что её устраивает ослабление Флоренции и сохранение отколовшейся части — а изнутри. Савонарола, которого многие горожане готовы были носить на руках, почувствовал свою силу. А сила светской и духовной власти одновременно в руках того, кто и без того считал себя Гласом Господним — опасное сочетание. В этом жители республики Ливорно, а именно так по понятным причинам вынуждены были себя называть, убедились довольно скоро. Не все, поскольку большая часть до сих пор находилась под влиянием доминиканского проповедника, но кое-кто начал прозревать, осознавая, что они ухитрились натворить, какое чудовище призвали на свои головы и головы своих близких.
Леонардо Монтальбано стоял, прислонившись спиной к стене одного из домов, примыкающих в центральной площади Ливорно, и ощущения от происходящего вокруг были… Они были, они разрывали душу на множество мелких лоскутков, и это являлось достаточным для того, чтобы если и не уйти, то хотя бы закрыть глаза. Увы, этого он себе позволить не мог. Требовалось держать глаза, уши и сердце открытыми, чтобы окончательно сбросить с себя очарование слов Савонаролы и его своры бешеных псов. То воистину колдовское очарование, которое совсем недавно помутило разум почти всех жителей Ливорно и не только.
Стоящий рядом друг Леонардо со времён обучения в Пизанском университете, Джузеппе Альгири, также разделял чувства Монтальбано по поводу творящегося на площади. Площади, заполненной людьми так, что свободное место было лишь по краям — и то немного — да в самом центре, где происходило то действо, которое организовал Джироламо Савонарола. Стоящие на коленях, спиной к толпе и лицом к своему лидеру доминиканские монахи с небольшими вкраплениями слуг Господа из иных орденов. Добровольные помощники из мирян, находящиеся на седьмом небе от счастья уже оттого, что им разрешили находиться не просто на площади, а «во внутреннем кольце», поблизости от своего кумира и светоча. Запахи смолы и масла, переплетшиеся в общий, довольно причудливый аромат. И политые этой смесью дрова, сложенные в один огромный костёр. Тот, который пока ещё не был подожжен. Тот, рядом с которым стоял сам Джироламо Савонарола, витийствующий по своему обыкновению, проповедующий жителям города о пагубности греховной жизни и о пути к спасению, выстланному не розами, но терниями.
— В прошлый раз подготавливаемый костёр был намного меньше.
— На том костре казнили книги, неугодные Савонароле, Дзузеппе, — шёпотом ответил другу Монтальбано. — Сократ, Цицерон, комедии Аристофана, другие, вызвавшие его гнев. А книги горят быстро и они невелики. Сейчас он, не закончив войну со знанием, начал воевать с богатством.
— Зачем мы стоим тут и смотрим?
— Чтобы окончательно исцелиться от дурмана, которым затуманили наш разум, — не медля ни мгновения. Ответил Леонардо. — Другие, кому мы посоветовали прийти, тоже тут и тоже для этого. Мы увидим их после… представления и по одному виду, по первым же словам поймём, кто из них выздоровел, а кому уже ничем не помочь.
— Разве такие найдутся? После того, как этот доминиканец прокричал, что человеку достаточно чтения лишь одной библии, охапки соломы вместо кровати и одной смены одежды. Остальное же — роскошь и излишества, которые смущают дух ревностного христианина и с которыми нужно бороться.
— Посмотри на… этих, — презрительно скривился Монтальбано. — Они как овцы, которых пастух ведёт то на луг с зелёной травой, то на водопой, то прямо на бойню.
Смотреть и впрямь было на что. На политые смолой и маслом дрова подручные Савонаролы бросали картины, гобелены, очередные книги, шитые серебром и золотом одежды, чучела зверей и птиц, а также многое другое, что в понятии беснующихся монахов подпадало под определение «богатство». И как только набралось достаточно «зримого воплощения растлевающей души добрых горожан роскоши», в эту груду полетели зажжённые факелы. А много ли надо для того, чтобы воспламенились политые тем же маслом поленья? Достаточно даже нескольких искр, не говоря уже о десятках факелов. И вот уже ревущее пламя алчно поглощало плоды трудов известных и не очень мастеров, слово рукописное и печатное, теша этим стремление мракобесов в рясах обрушить людей обратно, во тьму невежества и примитива.
