Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович (полные книги TXT, FB2) 📗
26 мая 1902 года. Черноморская развязка
Море было гладким как стекло, и бурун от перископа русской подводной лодки, поджидавшей колонну британских кораблей на выходе из протраленного фарватера, был замечен почти мгновенно. Сразу три дестройера охранения ринулись в атаку, пытаясь протаранить подлую тварь. К сожалению, русский успел погрузиться, но его атака была сорвана, и все семь броненосцев Королевского флота смогли выйти на черноморский простор.
«Да, – подумал адмирал Фишер, злорадно улыбнувшись, – сегодня чудесный день!»
На этот раз сбоя не было: броненосец «Двенадцать апостолов», в одиночестве дежуривший у минной позиции, улепетывал на всех парах. Предусмотрительно конфискованные фелюги и пароходики под турецкими флагами беспрепятственно рассыпались по морю, собирая с воды уцелевших моряков с тральщиков и эсминцев, ставших платой за прорыв.
– У него осталось не больше двадцати снарядов на ствол, сэр, – усмехнулся командир флагманского «Коллингвуда». – Русские неплохо стреляли и пустили нам изрядно крови. Но теперь они почти беззащитны.
– Я считал, Гордон. – Улыбка Фишера больше напоминала оскал. – Его погреба почти пусты. И он будет отходить к Кара-Денизу. Надеюсь, «Екатерины» тоже потратили снаряды, поддерживая очередной десант. Но давайте есть блюдо по кусочкам. Передайте первому отряду: начать преследование.
Более скоростные «Илластриес» и «Викториес», передвигаясь в середине колонны до прохождения минных банок, приняли вправо и прибавили скорость.
– Если у русских действительно осталось всего восемьдесят снарядов, и если они откроют огонь со своей обычной дистанции, я ожидаю четыре или пять попаданий главным калибром, – пояснил адмирал. – В худшем случае мы потеряем один из «Маджестиков», тогда соотношение сил изменится на три к одному. «Екатеринам» придется либо оставить десант наедине с нашими орудиями, либо погибнуть… с тем же результатом. Эвакуировать свои войска они не успеют.
– Дымы на горизонте! – заголосили сигнальщики. – Дымы на горизонте! – И почти сразу же: «Летающая свинья»! «Свинья» в воздухе!
– О, – снова оскалился Фишер, – они отреагировали быстрее, чем мы ожидали. По эскадре – зенитные плутонги к бою!
Листок радиограммы, подписанной проще простого – «Иванов», дрожал в руках адмирала Рожественского.
– У вас есть какие-либо возражения, милостивый государь?
Адмирал промолчал, с тоской глядя на приближающиеся со стороны Кара-Дениза увенчанные черными шапками дыма «Екатерину» и «Синоп», сопровождаемые «Алмазом» и «Ониксом». Жандарм с бледно-рыбьими глазами был совершенно спокоен, головорезы из его эскорта тоже не выказывали никаких эмоций, стояли себе, держа руки на рукоятках табельных браунингов.
– Передать на оба отряда: «Флагман передает командование адмиралу Фёлькерзаму», – распорядился командир «Двенадцати апостолов» Коландс, протянув еще один точно такой же приказ вахтенному офицеру.
– Прошу проследовать в адмиральский салон, господин Рожественский.
Жандарм не соизволил обратиться к нему по званию – «господин адмирал», – и Зиновий Петрович понял, что все кончено.
Адмирал Рожественский был человеком сильной воли, мужественным, безусловным патриотом, и весь вопрос заключался только в том, что конкретно он мнил благом для Отечества и какие поступки считал патриотичными.
Морской кадетский корпус юный Рожественский окончил в числе лучших выпускников. После начала войны с Турцией был направлен на Черноморский флот в качестве флагманского артиллериста. Служил на пароходе «Веста», получившем общероссийскую известность в неравном бою с турецким броненосцем «Фетхи-Буленд». За проявленные отвагу и доблесть получил очередной чин и ордена Святого Владимира и Святого Георгия, делом доказав свой профессионализм и отвагу.
Большинство служивших с ним людей отмечали необычайное трудолюбие, добросовестность и невероятную силу воли Рожественского и в то же время побаивались его за крутой нрав и язвительные, временами даже грубые выражения, которые он не стеснялся использовать в отношении подчиненных. Во флоте у Зиновия Петровича было прозвище «Тигр в аксельбантах».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вот что писал о нем лейтенант Вырубов в своем письме к отцу:
Приходится хлопотать, чтобы устроить себе на лето мало-мальски приличное существование, а то того и гляди попадешь в артиллерийский отряд к свирепому адмиралу Рожественскому, где не только отпуска не получишь, но еще рискуешь быть проглоченным этим чудищем.
Однако службе такие характеристики не мешали. Грубиянов во флоте было много, а профессионалов – мало. Зиновий Петрович считался одним из лучших артиллеристов. Император Германии Вильгельм как-то после маневров сказал русскому царю:
– Я был бы счастлив, если бы у меня во флоте были такие талантливые адмиралы, как ваш Рожественский.
Сам Зиновий Петрович всегда был примерным монархистом и ярым защитником существующих порядков. Вот что он писал своему другу барону М. Р. Энгельгардту:
Не понравился мне твой немецкий критик (М. Гарден) за его жестокие, грубые слова на государя нашего, на мученика, который лихорадочно ищет людей правды и совета и не находит их, который оклеветан перед народом своим, который остается заслоненным от этого народа мелкой интригой, корыстью и злобой, который изверился во всех, имеющих доступ к престолу его, и страдает больше, чем мог бы страдать заключенный в подземелье, лишенный света и воздуха.
Все изменилось в 1891 году, когда Рожественский получил назначение морского агента в Лондоне. В течение трех лет Зиновий Петрович собирал информацию о британском флоте, наблюдал за строительством кораблей, их отдельных узлов и с болью в сердце констатировал отставание России во всем, что касается промышленности и организации труда. Как человек неравнодушный, он мучительно искал причины технологической немощи Отечества и способы исправить ситуацию. Искал и не находил, пока по рекомендации графа Гейдена не попал на собрание Grand Lodge of All England и не услышал о простой, явной, лежащей на поверхности взаимосвязи методов и формы правления с темпами развития и ростом благосостояния государства.
Тогда для Рожественского все стало просто и понятно. Ну конечно же! Наличие парламента и публичная конкуренция политиков как локомотив тянет за собой технический прогресс! Наличие гражданских свобод выталкивает наверх наиболее достойных и умных! И пример прямо перед глазами – старейшая демократия Европы Великобритания и наступающие ей на пятки Северо-Американские Штаты…
В Россию Зиновий Петрович вернулся другим человеком. Он также скрупулезно выполнял свои обязанности, но таким образом, чтобы как можно быстрее исправить системные пороки самодержавия. Рожественский был полностью согласен с князем Львовым: существует тесная взаимосвязь между либерализацией политического режима в России и внешними неудачами. Яркий пример – поражение в Крымской войне, а следом – отмена крепостного права и ряд других либеральных послаблений. Но потом дело застопорилось, а победа в последней войне с османами вообще погрузила страну в тину самоуспокоенности. Значит что? Правильно! Для стимулирования преобразований требуется новое поражение!
Адмирал Рожественский, с присущими ему тщательностью и самоотдачей, ковал это поражение, как мог, как умел, прекрасно понимая: никакой благодарности за эту работу не предвидится. Просто он, искренне переживая за Отечество и найдя, как ему казалось, верное лекарство, добывал его, отметая все остальные обстоятельства как несущественные. И вот когда до цели оставался всего один шаг… Как глупо и как бездарно! Жаль, очень жаль. Зиновий Петрович, покидая мостик, не чувствовал ни страха, ни угрызений совести, а только досаду за незавершенное дело…