Свидетель канона (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич (бесплатные серии книг TXT) 📗
Дзуйкаку развела руками:
– Ошибемся – как бы не возникла новая Вселенная, в которой нас уже не окажется.
– А где же мы окажемся? – Ашигара нервно стянула заколку- "волка" и защелкнула красные зубки на собственном запястье.
Аватары синхронно хмыкнули, ответила Секаку:
– Умей мы такое предвидеть, мы бы вмешались еще при кризисе с Глубинными.
– Получается, шторм в мировых линиях – следствие работы такой же аппаратуры, как и у вас?
Макие Осакабе и аватары "кораблей подавления" разом поморщились:
– Ну что вы, Ямато-сама. – Секаку провела пальчиком по безукоризненной прическе, – уж если мы правим дорожку, стыков не видно. А здесь такое ощущение, что по клавиатуре топчется кот.
– Кот?!
– И жмет на клавиши как придется, иногда и по десять штук разом. – Секаку поболтала пальцами в воздухе. – У него же лапки.
Лапки куриные вымыли и выложили на широкую, чисто выскобленную столешницу, да там пока и оставили.
Что бы азиат ни готовил, сначала он жарит лук!
Щедро заливает в казане маслом, отжатым из хлопка. Добавляет оливковое, дорогое, когда оно есть.
Сегодня есть. Сегодня Томас вынул из пояса последний серебряник, береженный еще от Венеции. Вот повелитель кастрюль и старается, тщательно мешает лук большой круглой шумовкой. Запах идет по всему постоялому двору, даже два слона у слоновязи начинают принюхиваться, с шумом втягивать воздух. Погонщики-махауты вчера поведали, что слоны в сырую погоду пьют подогретое вино, чтобы не простудиться. Совсем как люди. Выходит, и пилав слоны тоже жрут?
Впрочем, нехристи могли и соврать, с них станется. Здесь, на границе Казвина и Мазандерана, живут мусульмане всех толков: от суннитов до гонимых тайных шиитов, а вот в этой деревушке и вовсе какие-то низариты-травоеды. Встречаются последователи Заратустры, огнепоклонники Авесты, служители Побеждающего Солнца Митры. Торгуются за ковры схизматики-купцы словенских земель, приплывшие по Итилю, а потом через Хвалисс. Смирно и чудно скрестив ноги, сидят последователи Учителя Будды из Тибета или откуда-то еще подальше; наконец, ордынские ариане – веруют в Христа, но лучше бы не веровали. Даже крестят не водой, песком – надо же так извратить святой обряд!
С одной стороны, хорошо: никто не бросит лишнего взгляда на светловолосого парня, одетого по заморским обычаям. Очередной приказчик или слуга очередного франкского купца.
С другой стороны – тупик.
Торговый путь от берега Хвалисса идет восточнее, через Алам-Кух, потом поворачивает к армянам и сирийцам, для чего и проходит у подножия гор, через Авех, Танурах. Отклонившись чуточку на север, попадаешь в зеленую долинку, где мирно пасутся овечки, возятся пастухи, важно восседает чайханщик, не действуют законы шариата – а над всем этим возвышается замок.
Замок Аламут.
Томас морщился при одном воспоминании, сколько пришлось раздать серебра, чтобы узнать, куда же увезли сестру. И то – в Аламуте всего лишь имам, а крепостей у исмаилитов намного больше одной. Если сестра не здесь, если она где-то еще?
Томас подтянул пояс, скроил выражение лица посуровее – но выдал его заурчавший живот. Ничего, скоро уже дойдет пилав с куриными ножками… С говядиной, конечно, лучше. Но дороже. Но вкуснее! Но по три серебряных, а он сберег лишь одну…
Вот уже в зажаренный лук брошено мясо, всыпаны пряности, сильные чистые пальцы чайханщика перемывают рис.
К пилаву Томаса приохотил рыцарь святого Иерусалимского Храма. Рыцари охраняли паломников на пути от порта к гробу Господню; Томас же выспрашивал всех и каждого о похищенной сестре, и потому завязал разговор с человеком, судя по загару, весьма опытным. Рыцарь чиниться не стал, поведал многое. Он же надоумил искать в Аламуте, хотя и сам не знал, где тот Аламут находится. Дескать, главный шейх проживает именно в нем. И уж главный-то шейх наверняка знает, в какой из крепостей исмаилитов недавно появилась новая светловолосая наложница.
Затем рыцарь отвел парня в храмовую часовню. После разгрома при Хаттине от королевства Иерусалимского сохранилось несколько замков на побережье. В одном из них Томаса и представили важному орденскому чину – не то комтуру, не то маршалу, не то еще какому-то иерарху. Томас только запомнил пронзительный, нечеловечески-острый, взгляд храмовника.
Орденский чин благословил Томаса на поиски, и даже вручил освященный на Гробе Господнем крестик из вифлеемской сосны. "Если случится тебе в самом деле найти убежище безбожных исмаилитов, и ты окажешься в нем самом или хотя бы не далее ста шагов," – сказал на прощание важный черноглазый храмовник, – "то сломай крест. Когда же обломки замерцают, немедленно брось их наземь и беги оттуда как можно дальше и как можно скорее, ибо гнев господень обрушится еще до заката."
С тех миновал почти год времени, и все деньги, сбереженные Томасом, закончились, но и путь его завершился.
Господи, вразуми! Что дальше?
Вот она цель, вот он Аламут, обиталище Старца Горы. Сто лет назад исмаилиты прятались ото всех, нынче же ничего не боятся. Даже одинокий мальчишка с края света может отыскать черное сердце страны, всего лишь задавая вопросы.
Только попасть внутрь крепости никому не позволено. Все покупки, встречи, прием послов имам совершает в этом вот селе. Оттого-то здесь и процветает большой постоялый двор, даже слонов найдется где привязывать. Здесь чистые столы, крепкие лавки, выбелены и выметены стены, подают не гнилое и не кислое, и все комнаты всегда заполнены, и даже сейчас в зале множество народу.
Вон пьют черные эфиопы, а правее смуглые индусы, а подальше желтолицые ханьцы, а на них косятся презрительно мунгалы, посланники Хулагу-хана, даже за столом не расставшиеся с кривыми мечами. А вон чагатаи с севера, полосатые халаты, шапочки- "тюбетейки", запыленные и стертые дорожные сапоги. Нынче поутру привели на торг сорок верблюдов, груженых "самаркандским товаром" – черт возьми Томаса, если он знает, что это такое!
Боже, Боже, подскажи верному рабу твоему, не для себя прошу!
А вот высокий худой старик, судя по подвернутому концу чалмы – араб с далекого юга. Читает стихи в надежде на угощение, но Томас, конечно, сложного поэтического языка не знает. Старика Томас видел пять или шесть раз, и уже знал, что старец здесь ради легендарной библиотеки шейха Хасана ибн Саббаха. Напроситься в служки, чтобы провели внутрь? Чего там, Томас готов занести поэта в крепость на руках – только бы…
Господи, подай знак!
Подали, наконец-то, пилав. И Томас, вымыв тщательно руки, как научили его все те же знакомые со здешними лихорадками храмовники, приступил к еде.
Последняя монета, последний день!
К столу Томаса подошел чагатаец в полосатом халате, склонил обритую голову, и сказал на вполне разборчивом lingva franca:
– Да благословит Аллах твою пищу, молодой ференг.
– Да благословит Аллах твои пути, достойный караван-баши, – за год скитаний Томас выучил, как надо вежливо ответить.
Чагатаец присел рядом, но в блюдо с пилавом не полез: либо не голоден, либо хорошо воспитан.
Либо, что вернее всего, ему что-нибудь нужно.
– Скажи мне, ты ли Томас из Донкастера?
– Воистину так, но откуда ты знаешь меня, достойный караван-баши?
– Да я тебя и не знаю, а имя мне подсказал чайханщик. Он же рассказал, что ты живешь тут уже семь дней, но не покупаешь и не продаешь, лишь с тоскою глядишь на стены Аламута. Нетрудно догадаться, что ты здесь не по торговому делу. Ты не мудрец, не градоимец, не алхимик и не поэт, иначе имам уже взял бы тебя на службу. Думаю, твою женщину похитили в гарем имама и ты ломаешь голову, как ее спасти. Ну что, я прав?
Томас поморщился:
– Если ты и прав, о достойный водитель хулков пустыни, то что дальше?
– Дальше то, что здешние жители служат Аламуту, и никто из них тебе не поможет, а разгадали тебя давно и не схватили потому только, что ждут появления сообщников.
