Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ) - Романов Герман Иванович (полная версия книги .txt, .fb2) 📗
— Второй батальон инструкторской школы только я смогу вывести, я все же там курсовой офицер, и солдаты мне верят. Боюсь, что капитан Решетин не справится с этим делом, ему бы свой отряд особого назначения вывести. А что с милицией?
— Павел Дмитриевич наш партиец, вы прекрасно знаете. И милиция, и отряд Решетина указания от него вчера получили. Они давно готовы к выступлению. К тому же в Знаменском сформирована рабочая дружина в пять сотен человек..
— Прекрасно, Марк Яковлевич. Тогда завтра, вернее уже сегодня, нас ждет победа. В наши руки перейдут склады в Военном городке и на Батарейной. А это позволит снабдить всем необходимым Народно-революционную армию и дожать колчаковцев в Иркутске.
— Склады, как я знаю, очень богатые. И сколько там нужного?
— Обмундирования и снаряжения на двадцать тысяч человек. И еще на тридцать тысяч солдат зимней одежды — полушубков, шинелей, тулупов и прочего. Кроме того, масса продовольствия, одного сахара 20 тысяч пудов, мука, сукно, обувь. Это даст возможность выдать чешским эшелонам все для них необходимое, решат ли они следовать на восток, или остаться здесь, для нашей поддержки…
— И потому, как я понимаю, наши доблестные союзники не станут выставлять свои караулы?
— Именно потому, Марк Яковлевич. В этом нет необходимости. По соглашению Политцентр безвозмездно предоставит чехословацким войскам все необходимое и договорится с черемховскими шахтерами о бесперебойной поставке угля для их эшелонов.
— А как с техническими средствами?
— На Батарейной есть четыре аэроплана, полсотни орудий, два десятка бомбометов, три сотни пулеметов, 25 тысяч винтовок, снаряды, три миллиона патронов, гранаты, шанцевый инструмент, колючая проволока и прочее. Там всего очень много, нашим войскам надолго хватит.
— Я аплодирую вам с губернатором — нам удалось полностью придержать этим летом все поставки союзников колчаковской армии. А раздетые и невооруженные солдаты воевать не могут и очень восприимчивы к нашим агитаторам, очень!
Заговорщики переглянулись между собой, одновременно улыбнулись. Планы партии социалистов-революционеров по борьбе с диктатурой Колчака успешно выполнялись в Иркутске при помощи чехов и управляющего губернией Яковлева.
Саботаж намного эффективней вооруженных выступлений, на которых эсеры не единожды обжигались. Лучше разложить армию врага, не дать ей снаряжения и продовольствия, послать к солдатам лучших агитаторов партии, чем напрямую встретиться в бою. И много ли пользы для Колчака представляет батальон охраны на Батарейной, где фельдфебель во весь голос предлагает солдатам переходить на сторону красных, так как он сам знает туда все пути.
— Наши партийцы уже выступили в Красноярске, и успешное восстание в Иркутске полностью погубит как Колчака с его правительством, так и всю белую армию. Вы это понимаете, Николай Сергеевич?
— Понимаю. Но меня тревожат коммунисты — партизаны заняли Нижнеудинск и Балаганск, подступили к Зиме и Канску. А они, как вы знаете, находятся под влиянием большевиков.
— У нас есть все — оружие, снаряжение, продовольствие и деньги. У них нет ничего. Они будут зависеть…
— Но лучше бы обойтись без коммунистов, намного лучше.
— Лучше бы, но вы сами понимаете…
— Понимаю, прекрасно понимаю. Но надеюсь, что наше одновременное выступление в городах собьет спесь с их Сиббюро. Ведь так, а то придется вам стать товарищем Лидбергом, — криво улыбнулся штабс-капитан.
— Как и вам, товарищ Калашников, — с иронией ответил офицеру штатский и встал со стула.
— Вы уже уходите? — Николай Сергеевич тоже поднялся.
— Мне необходимо предупредить членов Политцентра. А вы, пожалуйста, отдохните пару часов, а то светать скоро будет. А командующий НРА должен быть в силах…
— У меня еще достаточно времени, чтобы выспаться…
Слюдянка
В себя Ермаков пришел спустя десять минут — хоть и было в голове пусто, но настроенный внутренний таймер исправно отсчитывал время, тик-так, тик-так.
Вскоре вместо пустоты пришло размышление — «и что же это такое?». Ох, и попал же ты, так попал, забубенная головушка. Накаркал бурят с этим его переселением душ, значит, не врут, когда говорят, что такое еще как возможно.
— Душа моя переселилась… Тьфу ты черт, — он машинально перекрестился, — дурь какая-то! В кого? Он тоже, выходит, офицер! Купе-то его. Ясно-понятно, что дело тут вовсе не в том казаке. Это все, — Ермаков обвел взглядом купе, — его…
Долгие годы военной выучки привили ему главный принцип: в экстремальной ситуации сначала действуй, а потом думай. Именно это часто спасало его, когда незамедлительные интуитивные действия оказывались самыми точными и правильными, а лишняя трата времени на рассусоливания могла бы стать фатальной.
Ермаков искренне взмолился Богу, чтоб дал хоть полчаса на ознакомление, не привел бы в купе посетителя.
И начал действовать — надо было определить источник освещения первым делом, ибо светильников и выключателей нащупать не удалось, а спичек в коробке оставалось всего несколько штук. Спустя минуту он нашел искомое — на стенке у двери была прикреплена керосиновая лампа с толстым стеклом.
Подсознательно он уже ощущал неправильность обстановки: старый вагон, керосинка, незнакомая доселе пачка папирос, спички — и те какие-то другие, необычные были.
Сняв заслонку, Ермаков запалил спичку и осторожно поджег фитиль. Дождавшись устойчивого огонька, закрыл лампу и подкрутил колесико регулировки, добившись большого язычка пламени, и полностью осветив купе. Костя даже удивился своей проворности, будто всю жизнь керосиновые лампы зажигал. Лихо у него получилось…
При ярком свете (если сравнивать с пламенем спички, а отнюдь не с лампочкой) ждали новые открытия, подлившие приличную порцию масла в огонь сомнений.
В шкафчике обнаружился полевой офицерский китель с тускло блестевшими наградами. Но какими! Он ожидал увидеть что угодно, но не кресты: святого Владимира на колодке и малый шейный Станислава с мечами (в свое время Ермаков прочитал большую книгу с цветными иллюстрациями об орденах Российской империи).
— Не может быть! — Ермаков разглядывал китель и награды. — Это же царское обмундирование! Может быть, он, то есть, в смысле, я в нем… Нет, тот, в которого попал я… Ну, прежний хозяин тела… Бог ты мой, какую чушь я несу! Какой хозяин? — он опять уставился в зеркало. — Невероятно!
Он снова ощупал свое, то есть чужое, лицо, перевел взгляд на китель с наградами:
— Допустим, эти, как их, реконструкторы, они ведь тоже шьют форму разную, когда постановки сражений прошлых лет воссоздают. А он, который я теперь, наверное, просто увлекается эпохой начала века, — он отчаянно цеплялся за скудную надежду, не веря в то, что уже успел почувствовать, но не успел еще осознать. — Нет, невозможно так сделать форму, учесть все детали, да и ордена-то настоящие, тяжелые, а не дюралевый новодел. Этот китель надевали, именно надевали, даже не надевали, а носили! Видно, что и сукно потертое, вон пуговица чуть ослабла… Даже пахнет он как повседневная одежда, а не используемый время от времени маскарадный костюм: табачище, дымком тянет, такой нормальный повседневный мужской запах.
Да, приятного было мало! Оказаться в незнакомом месте да еще и в незнакомом теле! Тем не менее Ермаков, не откладывая нужных дел в долгий ящик, стремительно оделся в эту форму (а что еще прикажете делать голому и замерзшему до зубовного стука человеку). Затем обмотал ступни теплыми байковыми портянками и вбил в щегольские кожаные сапоги, и на мгновение подумал, что тяжко будет ему в такой обувке на морозе.
Еще были большие золотые наручные часы, вернее — хронометр, лежащий на полочке, папка с какими-то бумагами, портмоне и острый старинный солдатский кинжал-бебут в ножнах.
Константин закурил и уселся просматривать извлеченную из папки бумагу, которая оказалась послужным списком Арчегова Константина Ивановича, 1891 года рождения, православного, из казаков Терской области, холостого.
