Красные камни (СИ) - Савин Владислав (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Убить Анну Ольховскую я решила сама, без чьего-либо приказа. Пистолет (наградной) взяла у отца. Намеревалась встретить ее у гостиницы "Россия", куда и направлялась, по дороге решив сдать в библиотеку книги. Выходя из которой, увидела Ольховскую, вместе с хорошо известным мне товарищем с киностудии, всегда ее сопровождавшим. Решила, что более удобного случая не представится.
О содеянном не сожалею. Готова понести наказание, в соответствии с советским законом.
С моих слов записано верно. Куколь Нина. 1 сентября 1953.
— Ну что, написала? Давай сюда. Так, а вот интересно, что это ты одного своего женишка указываешь, подписывая его на статью, а про прочих молчишь?
— А он дрянью оказался. Когда мы познакомились, он казался мне — герой, комсомолец-доброволец, такие правильные слова говорил! Я за ним готова была на край света, на любую стройку в Сибири ехать. Или на казнь идти, как Зоя Космодемьянская. А он, как оказалось, со мной лишь ради того, что мой папа ректор, и квартира, машина, будущая карьера! Услышав же, что папу снимут — сразу в кусты! К Ленке Носенко с истфака, "она красивее тебя". Дрянь!
— Кто — он или Ленка?
— Оба! Она тоже хороша! В кусты, как все — пересидим, обождем!
— То есть, она тоже была членом вашей организации?
— Ой!
— Ладно, к тому, кто туда еще входил, мы вернемся. Ты вот скажи, почему ты решила убить Ольховскую? Ведь понимала, что уйти тебе не удастся — а значит, придется свою жизнь на ее разменять. Личных мотивов у тебя не было — вы раньше нигде не пересекались. Тебе гражданин Линник дал приказ?
— Нет! Сергей Степанович ни при чем. Он напротив, всегда одергивал, если кто и предлагал. Говорил, что большевики, в отличие от всяких эсеров, против террора как главного средства борьбы. Предателей казнить, можно. А мы должны были примером и пропагандой способствовать возвращению СССР на истинный ленинский курс. Что нас пока мало, но станет больше. И кто-то сумеет и на самый верх во власть. Что дело это страшно долгое, и победы мы можем и не увидеть, но потомки наши продолжат.
— Потомки? Так вы же против семей.
— Идейные потомки, а не наши дети. Те, кого мы распропагандируем, увлечем.
— Что не мешало вам готовить антисоветское выступление в университете уже сейчас.
— Не антисоветское! А как у Ленина, "партия должна не брезговать и текущими делами по защите интересов трудящихся, чтобы массы видели, кто их защитник". Мирная демонстрация, забастовка, листовки. Но никаких погромов и убийств. Сергей Степанович так говорил. Что силой мы ничего не добьемся, нас раздавят. А так, даже проиграв, мы заработаем авторитет.
— Раз выступление против Советской Власти, значит антисоветское. Какими средствами, неважно. Так все же, кто тебе приказал убить Ольховскую?
— Никто. Я сама. Сделала это, для себя.
— Под дуру косишь? Какой тебе интерес? Жить надоело — так давай, в петлю! Или под поезд, как Анна Каренина. Посторонних невиноватых зачем тянуть?
— А она не невиноватая. Про нее мой папа, и другие, говорили, что есть такая, Ольховская, как чрезвычайный и полномочный комиссар в Гражданскую. Ездит, выслеживает — и кого заметит в неправильных мыслях, а тем более делах, тому приговор! Чтоб дело Сталина жило и побеждало. После разговора с ней, еще вчера утром папе "скорую" вызывали, сердце прихватило. А после диспута уже все открыто говорят, что папе ректором не быть, это дело решенное. Жизнь ему сломала, тварь! Поделом ей!
— Так наверное, твой папа по миру бы не пошел? Профессорствовал бы, где-нибудь чином ниже. В зарплате потерял бы, но не настолько же, чтоб тебе под высшую?
— В зарплате?! А вы будто не знаете! Нет, говорили уже, едва ему не в глаза, что за ним придут, этой ночью или следующей. И конфискуют все, ну а меня на сто первый километр, коровам хвосты крутить! Или же, в лучшем случае, мне учительствовать в сельской школе, с окладом в пять сотен — самой огород копать, чтоб прокормиться.
— Так может, и не было бы ничего.
— А мне плевать! Я не только из-за этого решилась. Выходит, что вся наша "Ленинская Гвардия", это впустую? Даже если Сергей Степанович был в чем-то неправ, и даже если он совсем был неправ — мы-то есть! Вот и захотелось что-то изменить — не будет теперь страшной Ольховской, и то дело! И никто не будет дрожать, как мой папа, что она к ним приедет. Значит, жизнь стала лучше хоть чуть.
— Значит, сама решила, и приговорила? Ну и тебе тоже, будет приговор.
— Я по совести. Еще раньше, когда мне Лючия Смоленцева про письмо этой Полещук сказала — так я Марату передала, и настаивала, чтобы ее не трогали! Пусть письмо выкрадут, отнимут — но чтобы она сама не пострадала. Потому что она актриса, модель и просто красавица — а не комиссар. Ну жалко стало мне ее!
— Ух, жалостливая какая! Аж слезу вышибает.
— Я правду говорю! И книги библиотечные в тот день решила сдать, чтоб не пропали, другим полезны будут. С папой простилась — он даже не понял, отчего я так ласково с ним. Зная, что домой уже не вернусь.
— Это верно. Разве что лет через двадцать пять — и то, если тебе чертовски повезет на снисхождение суда. Но обычно за попытку убийства такой персоны — высшая мера, без вариантов.
— Попытку? Я ее убила! Видела сама! Папа рассказывал, слухи ходили, что эта, с нежитью знается, с оборотнями, и сама, возможно — но ведь оборотней не бывает?!
Анна Лазарева. Вечер 1 сентября.
Мы с Лючией вошли в допросную. Вали Кунцевича с нами не было — он бы эту соплю просто прибил бы, а это слишком просто. Следователь вскочил, готовый уступить место за столом, но я сказала, не надо. Его присутствие никак нам не помешает. А кроме того, у меня отчего-то лучше получается чувствовать оппонента, когда я стою или хожу, но не сижу. А эта, на меня как на привидение смотрит. Могла бы быть хорошим материалом, двенадцать лет назад, как я сама тогда, к немцам в тыл — а сколько таких не вернулись? Но теперь — возврата нет. Своей крови — не прощаем.
— Так за что же ты меня хотела убить? Просто потому, что кто-то сказал, какая я нехорошая. Достойных птенчиков воспитал Сергей Степанович. И хороший же мир вы хотели построить — в котором останется лишь горсть бешеных, и они будут ласково кусать друг друга острыми зубками, про такое еще Александр Грин писал. Но вы же такие умные, и желаете сами идти по своим граблям? Чем читать классическую литературу, где ответы на многие мировые вопросы уже даны.
Я злая сейчас. Очень злая. На эту соплюху — даже больше, чем на Лиду Чуковскую: ведь та все же наших никого убить не успела. И оттого, хочу даже не информацию с нее получить (ну что она может знать), а морально растоптать ее в полную грязь. Чтобы она сама себя не Софьей Перовской считала, а последним дерьмом. За смерть хорошей девушки Маши сполна ответишь — уже если предотвратить мы не смогли, то отомстить сумеем! Ведь Маша погибла из-за моей доброты (хотя никому я о том не скажу). Если бы мы, сразу после Линника, похватали бы всех его "птенцов", о ком нам было известно. Не разбираясь степенью вины — кто не замарался, после отпустим. Но захотелось быть добренькой, "ведь это наши, советские ребята", пусть и заблуждающиеся — но родись они на двенадцать лет старше, могли со мной вместе, сначала в Школу, затем немцам в тыл, и многие бы не вернулись. Думала, без вождя оставшись, будут тихо сидеть, ну а мы их вызывать, увещевать, и для нашего советского общества спасать (ну кроме совсем уж безнадежных). И ведь Валя предлагал — а я "добро" не дала. Ошиблась!
А эта, молчит в ответ. Сжалась как в кокон — не слушаю, не хочу слышать. Наверное, это японцы называют "дзен"? Ничего, сейчас ты меня услышишь!
— Так когда, где и какими словами гражданин Куколь Иван Никифорович подговаривал тебя совершить покушение? Это какой же надо быть сволочью, мразью — чтобы, самому не решившись, посылать на смерть свою дочь? И не надо врать, что "решила сама". Если только что призналась, что якобы, Сергей Степанович такого не велел. Тогда кто?
