Прыщ - Бирюк В. (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗

Большую часть цен мы согласовали, основные условия обговорили, пропотели оба… как в бане. Утомились — рукобитие оставили на завтра. Гвездонь ушёл, а меня в трапезную позвали, за хозяйский стол.

На улице — прекрасный весенний вечер. Светло, чисто, прозрачно. Синь небесная… хрусталь горний аж от меня и до господа бога. Воздух… не надышаться!

В трапезной… Темновато, дымновато. Пахнет подгоревшей и скисшей едой, горелым жиром от свечей и маслом от лампадки, пыльным деревом и сырыми тряпками… Во главе стола — боярское семейство. Лазарь, тощий, несколько несуразно длиннорукий, как это бывает у подростков в таком возрасте — глава семьи. Матушка его — Рада, боярыня лет тридцати. Не девушка, но ещё вполне. Две девчушки — дочери её, лет тринадцати и одиннадцати. Смотрят на меня, шушукаются и хихикают. Ещё сын, лет восьми. Тот просто рот открыл, глаза вылупил. Из старшей прислуги — один Резан. Что ненормально — должно быть три-пять человек. Ещё четверо слуг. С оружием — «ножи булатные» на поясах. И — Рыкса.

— Здравствуй, Рыкса. Что ты так рано поднялась? Тебе бы денёк-другой отлежаться надо.

Рыкса на хозяйку глянула, давай что-то лепетать. А я по её посадке на лавке вижу — рано встала. Заставили? Хозяйка сыночка ногой толкнула. Тот сперва не понял, потом опомнился — для чего собрание собралось. Начал вопросы задавать:

— Вот пустили мы тебя в усадьбу, место дали, корм наш ешь. А кто ты, что ты — мы и не знаем. Сказывают, что звать тебя Иваном, а сам ты из смоленских бояр. Так ли это?

Ну, слава богу — додумались. Спрошено — представляюсь:

— Я — Иван Рябина, сын Акима Яновича Рябины из бояр смоленских. Иду по делам торговым: посмотреть какой тут в Залесье торг идёт, да каковы цены есть. Вотчина у нас поднимается, товары есть разные, даже и редкие. Вот, к примеру, краску синюю делаем. Дорогу от Дорогобужа по Вязьме да Вазузе я посмотрел. Думаю и дальше пройти, аж до Владимира. Промеж наших князей ныне мир — чего ж не торговать-то?

Всё это, конечно, сильно длиннее — с междометиями, с рассказами о дороге, о погодах, о кое-каких товарах, вспоминая Господа нашего Иисуса и Матерь Божью Заступницу. Тут хозяйка вдруг начинает на меня наезжать:

— А вот Рыкса говорит, что ты из разбойников. Что тебя, де, их наводчик вольной волей к ватажковому привёл. Да вы, она сказывает, повздорили, и ты шишей порубил-порезал, на их место стал. Майно, разбойниками грабленое, себе взял, бедняжку-полонянку по-всяческому насиловал да мучил. А теперь усадьбу ограбил да сюда дуванить пришёл. В надежде, что никто здесь, в Твери, про тебя не знает и воровским твоим делам не помешает.

Офигеть! Вот уж не ждал — не гадал. Рыкса сидит красная, глаза в стол уставила, Резан пояс с мечом на пузе сдвинул, четверо слуг за столом — тоже за ножи ухватились. Вот сейчас она заорёт:

— Тать! Душегуб! Имать!

Слуги кинутся. Если я шиш — запаникую, кинусь убегать-драться. Тут меня и прирежут. «Русская Правда» позволяет убить обнаруженного на дворе татя при попытке побега или оказания сопротивления. А вот взятого, повязанного татя — убивать нельзя. Его надо отвести на суд. Или спровоцировать на побег. Я эти хохмочки уже проходил в самом начале своего «Рябиновского сидения».

А пока «суд да дело», имущество моё… хоть я — покойник, хоть — в порубе сиделец… может сильно поуменьшиться. Комбинация — беспроигрышная. Мораль?

Мораль: баба-дура. Вести такие… острые разговоры, имея детей за столом… Или она решила, что раз у меня на поясе длинного железного не болтается, так меня и без масла кушать можно? Хотя, конечно — и взрослые мужики на мои заспинные «огрызки» только хмыкают издевательски. Но до оружия дело, бог даст, и не дойдёт — уж больно глупый наезд.

— Рыкса, ну-ка вспомни как мы с тобой первый раз повстречалися? Когда я тебя в погребе, за ногу Зубом прикованной, нашёл. Ты чего тогда говорила-делала?

Рыкса молчит, только багровым светит. И я воспроизвожу в подробностях нашу первую встречу. Ну, когда «привычка свыше нам дана, замена счастию она». Вот тогдашнюю «замену счастию» подробно описываю да спрашиваю:

— Так было? Так?

Наконец, она зарыдала, слёзы — в три ручья, кинулась с рёвом из-за стола вон.

— Вот так оно было, боярыня Рада. И где тут «полонянку насиловал да мучил», коли она сама раком становилась да своими же слюнями подмазывалась? Ты бы детей из-за стола отправила. Коли о таких делах спрашиваешь да честного ответа ждёшь.

А у детишек, у всех, включая Лазаря, уши красные, рты и глазёнки — распахнуты, каждое слово впитывают. Рада сама раскраснелась, разозлилась, всех из-за стола выгнала. Пересела на место сына в торец стола. Начала по иному, по-доброму разговаривать. Ошибку свою, само собой, на Рыксу сваливает:

— Ах же ж ляшка лживая! Ах же ж сором-то какой! Прости Иван, боярский сын. Я эту брехушку нынче со двора выгоню!

— Гос-с-споди! Рада, ты хоть воздух-то попусту не тряси. Бабёнка только что родила. Бабы в такое время иной раз и не такое несут… Отлежится — мозгой просветлеет. Да и не выгонишь ты её. Рыкса — вашей княгине близкая подружка. На что тебе с князем ссориться?

Сперва взвилась: молод ещё жизни учить. Но сама себя осадила, покивала, вроде успокоилась, снова начинает — уже ласково:

— А вот у тебя майна много. Лодейка полная узлов да кулей была. С Рыксиной усадьбы добро взял?

— Ну ты как девочка малая! В усадьбе были разбойники. Со своим разбойным майном. Я разбойников убил, вещички забрал. Что мечом в бою взято — то моё по закону.

Рада смотрела на меня, нехорошо улыбаясь. Чему Рада радуется? — Моей глупости! Закон, факеншит, надо знать!

«Русская Правда» позволяет забрать чужое имущество в бою («мародёрство», «хабар»), в качестве наказания («поток и разграбление»), но — не прежде украденную вещь.

Смысл: запрещается самовольно отнимать краденые вещи, предлагается идти на свод. Свод заключался в том, что владелец украденной вещи должен указать, у кого он ее приобрел, тот возвращает первому деньги и указывает на третьего; на третьем свод кончается. Третий отдаёт деньги второму, украденное — опознавшему, а свои деньги ищет уже сам с помощью свидетелей.

Сказано: на того, третьего, пусть бы он и купил вещь у неизвестного лица, «татба снидеть», он и будет отвечать за кражу. Да ещё и со штрафом:

Закличь, или заповедь на торгу запрещает принимать краденую вещь или беглого раба.

Картинка получается такая: разбойники Ярёмы Зуба — «краеведы», разбойничали в здешних местах, примерно — от Мологи до Ржева. Завтра Гвездонь вынесет награбленное Зубом на торг. Местные, может быть, опознают что-то своё. Пойдёт этот пресловутый «свод». Гвездонь укажет на меня, я — на Рыксу, она — на покойника Зуба. Гвездонь продавать будет не своё — моё, на продажу даденое. Фактически — он приказчик. Рыкса — почитай, голая, Зуб — мёртвый. Кроме как с меня — ни с кого ничего взыскать нельзя. Так ли, иначе — а на меня «татба снидеть», шмотки отберут, да ещё «3 гривны за обиду» по каждому случаю. Просто потому, что с других взять нечего. Это — не по закону, это — по жизни. Причём, «Правда» так интересно толкует, что компенсировать нужно не только конкретную украденную вещь, а все, которые были вместе с ней украдены или испорчены, хоть бы их у меня и не было.

Круто. Попал. То-то Рада так радостно улыбается. Вот же зараза… Только… «эксперт по сложным системам» — это тебе не хрен собачий! И я начинаю радостно улыбаться ей в ответ. Умный я, соломки подстелил. «Акт купли-продажи» — называется. Навык социалистического общества эпохи застоя — иметь бумажку. Закреплён и развит в условиях демократии. Как говаривал Жванецкий: «- А вот справка. — Тьфу! — Плевательница».