Рубежи свободы - Савин Владислав (бесплатная регистрация книга txt) 📗
И я подписал. Решив, что это просто формальность — чтобы выйти на свободу. Меня держали в одиночке, и я не знал, что с остальными. Оказалось, что таких как я, девять человек. Да, нас освободили — и были журналисты с фотографами, и мы должны были повторить перед камерами то, что подписали. А когда мы после спросили, когда отправимся домой — нам ответили, что никто больше не имеет перед нами никаких обязательств. И только тогда мы узнали, что все остальные, кто ничего не подписал, уже дома! Ну а про нас сказали, что мы желаем остаться в "свободном мире".
Нам выдали немного денег — но их хватило меньше чем на неделю. Мне посоветовали обратиться в католическую миссию — но я туда не дошел. Меня схватили у ворот, какие-то типы в штатском, и отвезли в полицию, как "подозрительного иностранца". И снова два дня в общей камере с каким-то гнусным отребьем — ну а после за мной пришли, не европейцы, по виду местные. И забрали меня, сказав, что "сам уважаемый Салем за него поручился". И это было начало моего персонального ада.
Меня продали в рабство. Самое настоящее рабство, с надзирателями, собаками и плетьми. Рабство с моторами — я был на особом положении, ведь этим вчерашним погонщикам верблюдов нужен был кто-то, умеющий обращаться с техникой, а потому я был более ценным товаром, чем негры и индусы, которых за малейшую провинность забивали насмерть. У меня даже была видимость свободы — особенно после того, как король Сауд официально запретил в своем государстве рабство и работорговлю. Но разве это свобода — работать там, где тебе велят, за койку и кормежку, денег не видя вообще? И мне не запрещено выходить с территории хозяина — но я знаю, что тогда любой встреченный бедуин может безнаказанно меня убить. Здесь цивилизация крохотными островками посреди пустыни, в которой европеец выжить не может. И даже если я как-то доберусь до Эр-Рияда, меня схватит полиция, как лицо без документов, и будет держать в тюрьме, пока не приедет мой хозяин и не возьмет меня под свое поручительство — а после, будут бить плетьми. Или, возможно, даже не станут, сказав что я уже получил свою долю страданий за попытку побега.
Да, я не один такой. Белые рабы у местных шейхов, вовсе не такая редкость. Правда, в большинстве, такие как я — для работы с механизмами, а не в каменоломнях. Немцы, итальянцы, французы, поляки — национальность не имеет значения. Но как правило, это изгои, без Отечества, за которых не вступится никто. Один шейх хвастался даже тем, что у него есть русский раб — а на вопрос, не боится ли он, отвечал, что этот человек страшится своих соотечественников еще больше, чем плетей, и что он сделал там что-то такое, за что его немедленно повесят. Белых рабынь мне видеть не довелось, кто я такой, чтобы шейхи пускали меня в свой гарем — но я слышал неоднократно, что белые женщины ценятся гораздо дороже местных.
Что я хочу от вас, синьор? Если судьба занесет вас в Неаполь, там возле порта есть переулок Сантонетти, дом пять. Может быть, там живет еще синьора Паола Сартори. И дочка, Лючия, тогда ей было восемь, сейчас наверное уже нашла себе мужа. Скажите им, если найдете, что я вспоминал о них все эти годы.
И обязательно зайдите в церковь, что на углу улицы Маджори. Если там еще служит отец Габриэле, расскажите ему все. И поставьте свечку святому Иосифу. А то здесь категорически не терпят ничего христианского — если увидят, бьют жестоко. Если бы знали эти проклятые арабы, как я их ненавижу!
Боже, смилуйся над душой грешника Джузеппе. И если можешь, прости!
Лючия Смоленцева. Рим, 1 июля 1953.
Мы с Юрием приехали на аэродром за полчаса. Уже получив известие, что самолеты вылетели из Египта. И что мой отец на борту. Зная, что англичане предупреждены — если снова "несчастный случай", ответ будет сокрушающим! И все равно молилась — и Господу, и Мадонне, чтобы все было хорошо. Узнав, что американцы что-то затевали — их истребители пытались преследовать наши самолеты, уже над морем, в международном воздушном пространстве!
На краю поля собралась большая, празднично одетая толпа — не только родственники и друзья тех, кто должен был вернуться из английского плена, но и просто римская публика. И конечно, репортеры — но мне сейчас не до интервью. Поговорила лишь с нашим знакомцем Родари, который сейчас пишет книжку про "страну лжецов". Он еще поинтересовался эмблемой на рукаве одного из наших сопровождающих, "песец, это я слышал, ваш самый лучший спецназ, а серый пушистый кот, он выше или ниже"? Тут мой муж рассказал про нашего кота Партизана, прошедшего с "песцами" славный боевой путь, и у вас в Италии побывал с нами, и даже немецкого шпиона поймал, в честь его черноморцы и взяли имя "бойцовых котов", ну а эмблема, это точный портрет их живого талисмана, котенка от того самого героического кота. После чего Родари ответил, что тогда в книжке еще одним персонажем будет говорящий кот — или котенок, раз книжка для детей.
Мы стояли впереди всех — мой муж при всем параде, и я в новом бело-синем платье, в широкой белой шляпе с синей лентой, под синим зонтиком с белой каймой (аксессуар, о котором я мечтала когда-то, за покупками или с поручением пробегая по бульвару мимо праздно гуляющей публики). Очень многие синьорины были в шляпках и платьях от модного дома моего имени — стиль, который в Москве "итальянская мода", а в Риме "русская". Но мое платье было самым эффектным! Знаю, что мой рыцарь на одну меня смотрит, но считаю своим долгом, рядом с ним и в соответствующей обстановке выглядеть самой красивой и нарядной, и никак иначе!
День был солнечный, но ветреный. Высоко на мачтах развевались флаги, советский и итальянский, вытягивались в порыве, будто соединившись вместе. Летела пыль, срывало шляпы, широкие юбки синьорин вздувались как зонты, а разноцветные зонтики над головами гнулись, хлопали, выворачивались как тюдьпаны. Мой зонтик рвало ввысь подобно воздушному шару, я с трудом его удерживала, наклонив так, что он от солнца меня совершенно не защищал — но не складывала, как иные из синьорин, поскольку хотела показаться отцу нарядной дамой, как я была с Анной в Одессе. Кстати, после обязательно приглашу свою лучшую подругу в Рим, интересно, как она там сейчас, в Москве? Я говорила с ней по телефону, узнала что дети здоровы, и ждут моего возвращения, и что Анна (а значит и сам Пономаренко) внимательно следит за нашим делом и конкретно за моими стараниями, "Люся, ты делаешь успехи". Еще знаю, что в Москве сейчас готовится большой процесс над бандеровской сволочью — ну а мы тут устроим свой суд над "предками Аль-Каиды", как выразился мой муж. И на этом процессе мне еще надлежит сыграть свою роль — так же как Анне на московском.
— Самолеты уже в воздушном пространстве Италии — сказал мне муж, выслушав подбежавшего к нему офицера — и наши истребители, почетным эскортом и прикрытием. Через пятнадцать минут будут здесь.
Прошли самую опасную часть пути над морем — даже англичане в этот раз не решились на разбой. Я смотрела небо до боли в глазах. Налетевший вихрь ослепил пылью, почти уже вырвал зонтик из моих рук, вывернул лилией, ломая спицы и разрывая купол в клочья, прочь понесло шляпы, и мою тоже — о святая Тереза, сейчас с меня платье сдует, и прическу треплет, закрывая мне лицо! Что люди скажут — я ведь у всех на виду стою!
— Это уже моя привилегия, синьора Лючия, ловить ваш головной убор — синьор Родари с почтением вручил мне мою шляпу.
— Синьора Лючия, возьмите мой зонтик! — подбежала ко мне какая-то синьорина — и лучше не держать его в ветер слишком крепко, пусть даже улетит, из рук вырвет, после поднимете, когда притихнет!
— А если его унесет совсем? — спрашиваю я, удивившись и улыбнувшись, вот никогда мне не приходило в голову такое.
— Ну тогда ваш зонтик найдет та, кому он больше нужен — смеется синьорина — это лучше, чем если его разорвет, и он не достанется никому!
