На исходе лета - Хорвуд Уильям (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt, .fb2) 📗
— Как его звали?
— Я никогда не спрашивала его имя, — сказала она, — ни разу. А он не спрашивал мое. Если нам нужно было имя, мы брали его у земли, у воздуха или у неба, когда занимались любовью. Он был такой красивый. Он был моей жизнью.
— Он когда-нибудь говорил, откуда пришел или куда держит путь?
Она покачала головой.
— Ты знаешь, кем он был?
— Он предпочитал не говорить, а я — не спрашивать. Зачем мне менять что-нибудь сейчас? — Она огляделась и увидела своих правнуков. Им было любопытно, и они снова подползли поближе. Она была очень старой, и только глаза, в которых отражались воспоминания, казались молодыми, как эти малыши.
— Что он хочет? — спросил один из них.
— Поговорить о Пяти Тучах, — ответила она.
— Ах вот что! Когда он уйдет?
— Не будь таким нахальным и грубым, — рассмеялась она.
— Он уже уходит! — сказали они. — Что он хотел?
Она ничего не ответила и лишь смотрела вслед этому кроту, темная шкура которого блестела на солнце. Задолго до того, как он остановился и, оглянувшись, поднял лапу в знак прощания, она отвернулась и пошла играть с детенышами.
Люцерн вернулся в Кэннок так же тайно, как ушел. Как и предсказывал Терц, он горел желанием поскорее начать поход.
— Все сидимы здесь, Господин, все ждут, всем не терпится, — сказал Терц. Слай находился тут же.
— Все? А Мэллис здесь?
— Нет, Господин.
— Я недоволен.
— Но твое… путешествие? Ты… удовлетворен?
— Чем удовлетворен?
— Тем, где побывал.
Люцерн так взглянул на Терца, что тот никогда больше не задавал подобных вопросов. А когда Мэллис позже услышала об этом, у нее хватило ума ничего не спрашивать. И никто больше не задавал вопросов. Что было, то было. Теперь важнее то, что будет.
— Клаудер и Гиннелл отчитались?
— Полностью.
— Хорошие новости?
— Превосходные.
— Прекрасно. Теперь введи меня в курс дела до того, как я с ними увижусь. Это сэкономит время. А пока что, Слай, оповести сидимов, что завтра рано утром я соберу их всех и расскажу, какого рода задание получат тройки. После того как я побеседую с Терцем и переговорю с Клаудером и Гиннеллом, мы встретимся втроем еще раз и решим, какие тройки куда отправятся. Это будет долгая ночь, Терц.
— И начало еще более долгой ночи для последователей Камня, — ответил Двенадцатый Хранитель.
— Ты ближе к правде, чем можешь себе представить! — сказал Люцерн, и глаза его блеснули. — А теперь ознакомь меня с делами.
Мы скоро узнаем больше обо всех ужасах и жестоком кровопролитии в Маллерстанге и в Рибблсдейле. Это было одно из первых избиений во имя Слова. Все поголовно — кроты обоего пола, старики и детеныши, попавшиеся на глаза Клаудеру с его гвардейцами в этом тихом, мирном месте, — были зверски убиты. Это была гнусная оргия разбоя и насилия. Кроты Хортона, которых сочли неповинными перед Словом, тем не менее вынуждены были любоваться зловещими плодами трудов Клаудера, когда взбирались по склонам Маллерстанга, политым кровью. А чтобы ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения, в чем заключается долг крота, Клаудер заставил элдрен и старших гвардейцев Хортона повесить нескольких кротов, которым специально для этой цели сохранили жизнь.
По сей день склоны Маллерстанга хранят память об этой бойне, а в октябре, когда приходит осень, склоны кажутся красными. «Да, красными от крови невинно убиенных», — говорят местные жители.
— Очень хорошо, — одобрил Люцерн. — Пусть Клаудер завтра подробно расскажет эту историю перед собранием сидимов. Это подбодрит их и прояснит им мозги. Маллерстанг послужит для всех нас примером, как сурово мстит Слово грешным и лукавым.
Рано утром на следующий день Люцерн произнес речь перед сидимами, собравшимися в полном составе. Те, кто сейчас, затаив дыхание, с нетерпением ждал, чтобы он заговорил, сильно отличались от слушавших его в Середине Лета в Верне после низвержения Хенбейн. У этих был более суровый вид: у одних появились шрамы после путешествий, другие выглядели гораздо старше, чем прежде. Слабые ушли, а те новички, что остались, и старые сидимы, пережившие тяжелые времена проверок и опросов, были исполнены решимости и блестяще вымуштрованы.
Перед выступлением Люцерна Терц рассказал собравшимся о тройках, а Слай зачитал заранее составленные им списки. Теперь каждый знал, с кем ему предстоит выполнять задание и куда он направляется. Правда, пока что было неизвестно, чем им придется заниматься.
Волнение и любопытство по этому поводу все возрастали, и тут поднялся Клаудер и хладнокровно и бесстрастно описал разрушение Маллерстанга. Он рассказал, как его обитатели глумились над Словом, — вот почему его суд был беспощадным. После окончания его отчета воцарилась благоговейная тишина, затем раздались крики, которые обычно издает сброд, когда чувствует свою полную безнаказанность. Эти вопли требуют новых жертвоприношений и смерти тех, кто не на их стороне.
В этой атмосфере, где ненависть и жестокость били через край, наконец поднялся Люцерн. Мгновенно все стихло. Его речь была длинной и страстной, хотя в записи Терца ее мощь утрачена, а страсть выхолощена. Однако из этой записи видно, что все, кто ее слышал, были в восторге от такого вождя и от заданий Слова, которые неизбежно приведут к гибели Камня.
Когда Люцерн заговорил, на лицах сидимов появилось восторженное выражение; когда он улыбнулся, они рассмеялись; когда он засмеялся, некоторые растрогались до слез.
— Помоги ему, Слово! — взывали они.
— Благословен будь, Господин!
— Нет, пока что я не Господин Слова, потому что еще не введен в должность. — Он умолк, и воцарилась такая мертвая тишина, что, если бы кто-нибудь осмелился дышать, его бы услышали.
— Нет, мои собратья сидимы, я еще не введен в должность. И я клянусь перед вами и перед Словом, которому мы служим и которое дает нам жизнь, что, когда наша цель будет достигнута, в ту же ночь я буду введен в должность. Произнесенным шепотом Словом, окровавленным Камнем, скрежетом праведного когтя буду я введен в должность. Когда придет эта ночь, ужасная для тех, кто боится суда Слова, и ликование наполнит сердца всех, кто гордится тем, что совершает, — тогда Слово назначит меня Господином. Но что это будет за ночь? Чем станет она для нас?
— Скажи нам, Господин! — заорали сидимы.
— Господин, расскажи нам, что мы должны сделать, чтобы тебя ввели в должность!
— Вы должны выполнить свои задания, — ответил Люцерн просто, и голос его вдруг зазвучал спокойно. Он сделал паузу, внимательно следя за реакцией сидимов, и стер белую слюну с уголка рта.
— Каково наше задание? — спросил другой, умоляя взглядом, чтобы Люцерн наконец сказал.
— Послушно отбыть тройками, в которые вас включили. Направиться в те системы, куда вас назначили. — Он смотрел на сидимов, играя с их ужасным рвением.
— Но что мы будем делать? — наконец снова не выдержал кто-то.
— Делать то, что труднее всего. Вы будете… слушать. Слушать последователей Камня. Слушать об этом обмане и мошенничестве, которое они называют Безмолвием. Слушать и записывать имена, места, сильные и слабые стороны — все о последователях.
Сидимы переглядывались друг с другом, недоумевая.
— И только-то? — прошептал один сидим.
— Только-то?! — с притворным негодованием воскликнул Люцерн. — Это «все» будет самой сутью разрушения Камня. Слово будет знать силу своего врага. Слово будет знать места, где обитает его враг. Слово будет знать все. Вы завоюете их Доверие, ваши тройки будут встречать с почетом. Элдрены и гвардейцы будут вам повиноваться, в вашем распоряжении будут все средства. Кроме одного.
Подняв лапу, Люцерн вытянул острый, сверкающий, изогнутый коготь.
— Не должно быть насилия. Пока что. Не должно быть наказания. Пока что. Если над вами будут насмехаться или вам станут угрожать, вы будете улыбаться и не станете платить той же монетой. Вы будете только слушать. Но поскольку Слово могущественно, поскольку Слово велико, то мы все вместе сделаем такие записи о системах, что будем знать, где находится Камень, что это такое и как его уничтожить.
