«Варяг» - победитель - Дойников Глеб Борисович (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Перед назначением оба они имели весьма необычную для них беседу с Рудневым. Пожалуй, в первый раз кто-то, не входящий в царскую семью, позволил себе прямо, резко и нелицеприятно оценить их достоинства и недостатки в роли командиров, без скидок на происхождение. Это было столь необычно, что даже несколько притягивало. Резюме беседы Руднева заставило задуматься этих в общем-то не очень склонных к данному занятию людей.
— Итак, Ваши Высочества, вывод таков. Положенных вам по званию корабля и полка я под ваше начало предоставить не могу. Во-первых, их у меня во Владике просто нет в наличии. Да и вы с ними в боевой обстановке не справитесь из-за отсутствия опыта реального командования — учения и парады не в счет. Можно было бы, конечно, дать вам, Михаил Александрович, начальника штаба, а вам, Кирилл Владимирович, старшего офицера, которые бы делали за вас всю работу, а вы бы командирами только числились. Но сие как-то не очень честно по отношению к вашим заместителям, так что я вам предлагаю сделать с точностью до наоборот. У меня есть настоящая, не выдуманная нехватка командиров на паре ключевых постов, но там надо по настоящему работать, да и должности несколько неудобные. «Варягу» нужен старший офицер. Это к Вам, Кирилл Владимирович. С одной стороны — «Варяг», самый боеспособный корабль эскадры с прекрасной репутацией и подготовленной, обстрелянной командой. Но с другой — старший офицер — самая «собачья» и неблагодарная должность, которая только есть на флоте. Вы будете командовать командой крейсера, но не крейсером. Вы и только вы будете отвечать за все его неудачи, поломки техники и скандалы с командой, но ваш командир будет получать все лавры победителя. С другой стороны — только на этой работе вы можете научиться управлять людьми, а не кораблем или целым, готовым полком. Я думаю, что для Великого князя это самое важное умение. Вам, Михаил Александрович, придется еще тяжелее. Если Кириллу Владимировичу я хотя бы в общих словах могу предсказать, что его ждет, то вас я отправляю в абсолютную неизвестность. Сейчас в депо Владивостока лейтенант Балк доделывает первый в России бронепоезд. Ни он, ни я, ни вообще никто в целом мире не знает, насколько он будет эффективным, какова должна быть тактика его применения, даже насколько он окажется живуч под огнем артиллерии противника. Английские опыты в бурскую войну не в счет — у них противник был почти без артиллерии. Может, вся эта затея вообще не принесет никакой пользы и обернется роскошным бронированным гробом на колесиках для вас и Балка. Но если уж выгорит, как задумывалось — то японцы вас запомнят надолго. И главное — на этом месте именно вы незаменимы. Потому что я хочу, чтобы этот бронепоезд не подчинялся напрямую никому и был настолько независим, насколько вообще может быть независима часть российской армии. А то угробят его наши господа генералы идиотским приказом, а лейтенантишко Балк их куда следует послать не сможет, не по чину.
Сейчас Кирилл стоял ночную вахту на мостике «Варяга», намеренно выключенный из общего веселья для, по выражению Руднева, «воспитания характера». Причем, к чести Великого князя и удивлению Руднева, он ни звуком, ни жестом, ни выражением лица не проявил никаких признаков неудовольствия при получении приказа командира. Хотя по воспоминаниям Карпышева, в литературе князь описывался как изрядный гуляка. Похоже, что программа перевоспитания ответственностью начала приносить свои плоды, а может, мемуаристы советского периода немного преувеличивали. Михаил остался во Владивостоке, Балк не взял его с собой в рейд, ссылаясь на то, что кто-то должен присматривать за ходом работ.
В кают-компании по традиции сначала спели «Варяга», причем Руднев был неприятно удивлен, что канонический текст был несколько подправлен. Потом господа, вернее, товарищи офицеры практически насильно всунули гитару Балку и затаились в ожидании чего-нибудь новенького.
— Ну как мне тут давеча сказал товарищ поручик Ржевский — нас окружают замечательные люди, — издалека с цыганским заходом начал Балк, — я его, правда, в ответ заверил, что без боя мы все равно им не сдадимся, даже будучи окруженными.
Балк выдержал паузу, необходимую для усвоения материла. Переждал смешки офицеров крейсера и не слишком добрый взгляд Ржевского, который смягчился, только вспомнив, кто именно первым прыгнул за ним в ледяную воду. Поручик наконец-то выбрал единственно верную реакцию на все анекдоты о нем, широко рассказываемые Балком — он начал тому подыгрывать и рассказывать их самостоятельно, от первого лица. Балк, тем временем, перебрав пальцами струны, продолжил.
— Ну раз общество настаивает, придется спеть, но, товарищи — песня на этот раз будет не о море. Я, как вы знаете, сейчас временно списан на берег. Наверно, за слишком большую инициативность, — начал Балк, проверяя настройку гитары, — и вот по примеру нашего командира, решил не только построить бронепоезд, но и сочинить ему боевой гимн. Так что не обессудьте — сегодня не о море. Ну, по крайней мере, для начала:
По рельсам скаты грохота-али,
Бронь-поезд шел в последний бой.
А ма-ла-до-о-ва машиниста
Несли с пробитой головой.
Руднев, услышав знакомую с детства мелодию, под которую и сам не раз слегка и не очень пьяным распевал «нас извлекут из под обломков», подавился шампанским. Откашлявшись и промокнув салфеткой подбородок, он с ненавистью уставился на «автора-исполнителя», бормоча себе под нос проклятья по поводу шуточек.
В броню ударила шимо-оза,
Погиб машинный экипаж,
И трупы в ру-убке па-ра-во-оза
Дополнят утренний пейзаж.
Вагоны пламенем объяты
И башню лижут языки…
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.
Не дождавшись упоминаний про танки, танкистов, болванки и прочие анахронизмы, Руднев позволил себе расслабиться, и теперь с интересом ожидал, каким еще образом его неугомонный соратник изнасилует старую добрую песню.
Нас извлекут из-под обло-омков,
Положут рядом на балласт,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.
И полетят тут телегра-аммы
Родных и близких известить,
Что сын их бо-ольше не вернё-отся
И не приедет погостить.
Слушатели, к удивлению Руднева, внимали певцу с неослабевающим вниманием без всякого намека на улыбки.
В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец,
И молода-ая не узна-ает,
Где машинисту был конец.
А он на карточке смеё-отся
В газете «Русский инвалид»
В ва-ен-ной фо-орме, при пого-онах,
Но ей он больше не жених.
Как будто дождавшись окончания последнего куплета, прервав на полуслове вопрос кого-то из офицеров насчет башенных орудий, истошно зазвенели колокола громкого боя. Собравшиеся нестройной гурьбой понеслись из кают-компании по боевым постам, создав короткую, но весьма плотную пробку в дверях. Столкнувшись с Балком, Руднев (они оба уже не имели постоянных боевых постов по новому штатному расписанию крейсера и благоразумно пропустили вперед остальных офицеров корабля) «нечаянно» всадил ему в бок локоть и прошипел на ухо — «предупреждать надо, ведь говорил же».
