Елабуга (СИ) - Линник Сергей (полная версия книги TXT) 📗
– А ты кто?
– Тебе какая разница? Спасать друга вашего буду.
Андрей залез за спину судорожно пытавшегося вдохнуть мужчины, обнял его и, прижимая живот, резко стукнул того трижды между лопаток. Но легче ему не стало. Тогда Андрей резко, уже двумя руками, нажал ему на верх живота и изо рта у больного, как пробка от шампанского, вылетел какой-то комок, долетевший до вбегающего в приемный покой доктора.
Мужчина, только что задыхавшийся, вдохнул полной грудью и закашлялся.
– Ну что, дружище, как оно, на этом свете? – вылезая из-за спины приходящего в себя мужчины, спросил Андрей.
– Спасибо тебе, друг, я уже думал, конец мне, дышать-то нечем было.
– Ты на будущее постарайся жевать тщательнее и есть не спеша, тогда точно проживешь подольше.
Иохель Моисеевич, отчищающий халат от того, что вылетело изо рта у пострадавшего, спросил:
– А что это за прием такой интересный, нас такому не учили? Очень эффективно.
– Да я раньше на скорой работал, вот дружок мой, Андрей Геймлих, придумал такое [5].
– Вы знаете, надо обязательно об этом статью написать, ведь это очень интересный прием, а, главное, очень эффективный! Давайте я ваши данные запишу, чтобы указать в статье.
– Некто, решивший остаться неизвестным. Вы, Иохель Моисеевич, пишите от себя. Разработайте методы для положения стоя, лежа, подумайте, что делать с тучными пациентами, а про меня не надо, не стоит.
– Давайте, я вас отведу в отделение, там поедите, отдохнете, нельзя же так отпускать вас.
Марина
Утром с парохода до дома Марина еле дошла – ужасно болели ноги, хотелось засунуть их в горячую воду и держать там. После приезда сюда, в это кошмарное место, она и дня не могла без этого обойтись. Даже есть не хотелось. Зашла в свою комнату и без сил опустилась на кровать. Мура дома не было, он куда-то с утра ушел. Телеграмма, которую она отправила из Чистополя, лежала на подоконнике. Собрав последние силы, разделась и легла. Так и лежала с закрытыми глазами, пока не вернулся Мур.
Сын воспринял чистопольские новости как данное, спросил только, когда переезжать будут. Марина попросила несколько дней, чтобы отдохнуть от этой поездки, повторно она это перенести вряд ли смогла бы так скоро.
Андрей
После того как их покормили (Иохель расстарался, предлагал выпить вина, бутылка которого нашлась у него в кабинете, но Андрей отказался), Настя, утомленная утренними событиями, задремала. Доктор уложил ее на диванчик у себя в кабинете, укрыл принесенным одеялом и Настя сладко проспала несколько часов. Проснулась и пожаловалась на то, что ее знобит. Измерение температуры дало тридцать восемь градусов с хвостиком и, естественно, никто дальше никуда не поехал.
«Гомеопатическое мироздание держит оборону [6]», – грустно пошутил про себя Андрей, скармливая Насте таблетку азитромицина.
Одежду их, в итоге, постирали, выгладили, потом еще кормили, а Иохиль до утра записывал за Андреем все, что тот мог вспомнить про скорую, реанимацию и все остальное, что еще удалось припомнить про медицину, пока Андрей не отрубился прямо в приемном покое, на той же кушетке, где утром выбил наружу кусок еды из оставшегося неизвестным работяги – оказалось, что в горячке, последовавшей за его чудесным спасением, никто не записал, как того зовут.
Засыпая, Андрей вспомнил про обещание Иохиля отправить их в Казань на больничном транспорте и подумал, что наступило уже двадцать девятое августа. Оставалось три дня и шестьсот с лишним километров.
Глава 6
29 августа 1941 года
«Здесь для шуток не место, я возьму под ружье»
Андрей
Как и обещал Иохиль (называйте по имени и на «ты», как жаль, что вы уезжаете, мне с вами рядом сразу легче жить стало, будто я вас всю жизнь знаю), наутро поехали в Казань. Водитель, высокий седой поляк, которого звали Адам Геронимович, познакомился с ними перед самым выездом.
– А мені сказали, що зі мною попутники будуть. Залазьте в кузов, будемо їхати не поспішаючи. До вечора в Чебоксари доберемось, якщо бог дасть, а завтра вже і до Казані доїдемо. [7]
– А Вы на каком языке это сказали? – спросила Настя, прижимающая подаренную ей доктором книгу сказок Андерсена, которую она не выпускала из рук с того момента, как увидела.
– Українською. Можу ще польською, німецькою та угорською, але ти, доню, навряд чи що зрозумієш.
Настя засмеялась:
– Надеюсь, меня Вы понимаете.
– Розумію, донечко, все розумію, тільки сказати не можу. Старий вже.
Впрочем, кроме этого за целый день от Адама Геронимовича они почти ничего не услышали. Поездка прошла даже скучно: кроме остановки на обед, запомнилась только коротким выездом к Волге, после которого дорога от реки снова свернула и Андрей с Настей смотрели из-под тента на однообразный пейзаж, давно их утомивший.
Настя пыталась читать, но машину трясло так, что ей удалось посмотреть только картинки. Андрей все никак не мог решиться начать давно назревавший разговор, но Настя сама не стала отмалчиваться:
– Дядя Андрей, а что со мной дальше будет? Куда мне деваться? Ты доедешь до своей Елабуги, поможешь этой Марине Ивановне, а потом? Куда ты потом поедешь? У меня ведь, кроме тебя и нет никого теперь. Ты мне поможешь найти мою маму?
Андрей и сам до сих пор не думал, а что будет потом, после тридцать первого? Сначала все было просто: надо вернуться в Москву, а там Михаил Николаевич и возвращение домой. Но сейчас – сейчас появилась Настя и Андрей не мог просто так от нее отмахнуться. За эти дни, пока она рядом, он уже привык в первую очередь думать о девочке и мысли, что с ней делать дальше, его очень беспокоили.
– Настя, потом я вернусь в Москву. Наверное, тебе лучше вернуться со мной, раз с Арзамасом так нехорошо вышло. Лето кончается, тебе надо в школу, наверное. В Москве я тебе что-нибудь устрою, одна ты не останешься. Найду, кто будет за тобой присматривать.
– А ты, дядя Андрей? С тобой нельзя?
– Возможно, мне придется уехать и я не смогу тебя с собой взять.
– На войну? Ты на фронт уйдешь? Немцев бить?
– Нет, Настенька, не на фронт. Так выходит, что это не моя война. Мне туда нельзя. Но тебя я не оставлю, это я обещаю.
– Так ты, наверное, разведчик, дядя Андрей? Я никому не скажу, я понимаю, что это тайна. Вон как ты ловко того фашиста в лесу прибил!
– Настя, о том, что было в лесу, нельзя говорить никому. Совсем никому. Кто я, тебе знать нельзя. Сама сказала, что это тайна. Так что разговоры об этом закончим раз и навсегда. Понятно?
– Да. Честное пионерское, дядя Андрей, никому ни слова! Могила!
– Надеюсь, обойдемся без могил. Но, Настя, ты должна запомнить: по дороге может случиться всякое, возможно, мне придется и с советскими людьми драться и даже стреляться. Ты не должна ничему удивляться и делать только то, что я скажу, что бы там другие не говорили. Я – твой командир и ты слушаешься только меня. Понятно?
– Понятно. Как в рассказе «Честное слово»? [8]
– Как в рассказе «Честное слово».
– Договорились.
И тут впереди что-то хлопнуло, машина резко остановилась, хлопнула водительская дверь и из кабины, ругаясь, вылез Адам.
– Что там, Адам Геронимович?
– Радіатор лопнув, витекло все за хвилину. Тепер треба шукати, де лагодити його. Приїхали.
– Надолго? – спросила Настя.
– Я буду чекати, коли хтось відтягне мене на ремонт. А ви йдіть, Чебоксари, ось вони, – он махнул в сторону.
Чебоксары и вправду начинались через каких-то сто метров. И Андрей с Настей, собрав свои пожитки, опять отправились пешком в очередной город.
Марина
Ночь прошла почти без сна – ноги не давали покоя. Ножная ванна (если так можно назвать таз с горячей водой, которую время от времени подливал Мур) помогла ненадолго. С утра, позавтракав (даже не запомнила, что и ела) долго разговаривали с сыном, когда переедут в Чистополь и решили – завтра. Мур, обрадованный новостями, пошел к друзьям, которых завелось у него здесь без числа, а Марина, закутав ноги кусками старой серой шали, сидела без движения на кровати, пытаясь отвлечься от грызущей и не дающей ни секунды отдыха от себя, боли. Хозяева ушли куда-то, благословенная тишина прерывалась только редкими голосами женщин, идущих к портомойне [9] на стирку.