Фуллстоп (СИ) - Грау Герда (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
Столовая не издавала привычных запахов кофе и каши, не шумели осушители рук в туалетах, не играла утренняя программа на радио. Санаторий эвакуировали, пока он спал, а может и весь город, и полуостров целиком.
Александр начал подниматься в обеденный зал, где прошлым утром разговаривал с Сашкой. Хотя не с Сашкой. И не разговаривал. Черт знает, что он там делал, если взглянуть со стороны. Может быть, молчал сычом, уставившись себе в стакан. К тому, что в зале тоже не будет ни души, он морально подготовился, но чем ближе подходил к дверям, тем слышнее становились человеческие голоса, которые обрадовали его до спазмов в горле.
Он услышал свою фамилию и замер как вкопанный, непроизвольно прислушиваясь.
— …Никаких признаков, — сказал кто-то. — Двадцать лет в издательстве, на хорошем счету. Исполнительный, аккуратный, членские взносы платил всегда вовремя. Характеристика с места работы положительная.
— Знаем мы эти характеристики, — оборвал говорившего собеседник. — За двадцать лет какие-то знаки наверняка уже были. Никогда не поверю, что красный цветок вызвал рядовой член профсоюза.
— Тем не менее, рядовой, — не сдавался первый голос. — Вы читали его книги?
— Ознакомился, — презрительно бросил второй. — По диагонали пробежал в самолете. Извините, это даже не уровень первокурсника. Это какое-то профтехучилище. На троечку не тянет, не то что на красный цветок. Черт знает что печатаете.
— Какое отношение художественные достоинства книг имеют к плану издательства? — первый голос изобразил сарказм. — На одном гении в пятьдесят лет его не выполнишь. К тому же с гениями еще поди договорись по срокам: нервная система разболтанная, ответственности перед коллективом никакой, ему черновик сдавать, а он в вытрезвителе или вообще рукопись сжег. Про то, как правки воспринимают, говорить не буду. Благодарю покорно. Члены профсоюза себе такого не позволяют.
Александр почувствовал, как кровь приливает к лицу. Хотелось войти и прекратить этот унизительный разговор, но он заставил себя стоять и слушать.
— Читатели с вами не согласны, — возразил кто-то вкрадчивый, с хорошо поставленным голосом. — Объем корреспонденции на его имя исчисляется килограммами, если не тоннами, и благодарственных писем больше.
— От кого? Есть там хоть одно письмо от академика или члена-корреспондента? Или такие же троечники хвалят? Второгодники, как его герои?
— По-вашему, если академики не пишут, то и не читают? — засмеялся вкрадчивый. — Вы сами всегда после прочитанной книги садитесь автору ответ писать? Только честно? Скольким написали за всю жизнь? Или принципиально не читаете ничего, кроме новостей? Ни разу не открывали в поезде шпионских детективов? Что у вас сейчас лежит в чемодане на обратный путь, может, покажете?
Александр с благодарностью подумал, что в столовой есть как минимум один здравомыслящий человек. Презрительный голос пробурчал что-то невнятное и заглох, уступив место другому, деловитому.
— Мы не худсовет, чтоб обсуждать сейчас достоинства его книг, которые, бесспорно, имеются, как и недостатки. — Деловой явно глотнул воды. — Есть проблема красного цветка, ее надо решать. До этого мы встречались только с фазой бутона, она нивелировалась быстро. Один-два единомышленника, совместное творчество, перевод текста в публичное чтение, обсуждения, критика, прочие способы. Сейчас нам представилась уникальная возможность наблюдать явление в экстремуме, поэтому предлагаю…
— А наука понимает, что этот цветочек может в любой момент рвануть, как в Семипалатинске? — гаркнул кто-то басом. — Что тогда ваша наука скажет сотням тысяч беженцев, оставшихся без домов, и правительству, лишившемуся куска государственной территории в стратегическом месте? Задача, кажется, поставлена ясно — ликвидировать опасность. А вы собираетесь сидеть на пороховой бочке и играть со спичками. Это даже не безумство храбрых, это, простите, какое-то слабоумие.
— Потише, — попросил женский голос, который Александр узнал. — Пожалуйста, не так громко. Он может войти сюда в любой момент.
— Вы что, не седатировали его? — удивился вкрадчивый. — Мне казалось, была договоренность, что пока решение не принято, вы держите его на препаратах.
— Седация пациента, находящегося без сознания, бессмысленна, не считая того, что способна вызвать остановку дыхания, — холодно ответила врач. — Я дам разрешение только при общем его удовлетворительном состоянии и согласии на манипуляцию.
— Может, хватит этих игр в гуманизм? — рубанул бас. — Доигрались уже в свободу выбора и высокие принципы. Надо было после химчистки его изолировать, а не отправлять в санаторий, а если уж отправили, то не давать ему гулять где вздумается. У кого он вообще взял эту тетрадь?
— Попала в его руки случайно, — спокойно ответила врач. — Непрогнозируемый фактор.
— А если не случайно? — осенило кого-то, до сей поры молчавшего. — Может быть, у него есть сообщник?
— Соавтор, вы хотели сказать? — поправил его деловой.
— Он приехал один, — отрезала врач. — Крайности своего положения до последней минуты не осознавал, действовал инстинктивно и находился под влиянием эмиссара.
В столовой наступила тишина.
— Эмиссара? — жадно спросил бас. — Откуда это известно?
— С его слов. Эмиссар был не один, их было трое. Целая семья. Отец, мать и ребенок. Ребенок — лоцман, остальные — фоновая декорация.
В столовой некоторое время все говорили одновременно, слов не удавалось разобрать, пока шум не утих.
— Это составляет главную проблему в решении задачи, — продолжила врач в наступившем молчании. — Текст, написанный для человека, абстрактного или конкретного, может найти читателя. Тексту, рассчитанному на эмиссара, найти реципиента среди людей очень трудно. Если вообще возможно.
— Три эмиссара, поразительно, — пробормотал голос, предполагавший сообщника. — Никогда о таком не слышал. Один бывал, два — крайне редко. Но чтобы три… Это говорит о многом.
— Например? — не удержался бас.
— Контакт.
— Не смешите, — отмахнулся бас. — Контакт — и выбрали самого серого из всей пишущей массы?
— Бездарность и серость иногда отличная маскировка.
Такое предположение не приходило басовитому в голову, но Александр не стал дожидаться следующей версии, толкнул легкую дверь и вошел в зал. Все разговоры мгновенно стихли, врач поднялась со своего места, с тревогой вглядываясь в его лицо.
Надо было поздороваться, но он не нашел в себе сил разжать зубы. Боялся, что, если откроет рот, выдаст себя. Не глядя по сторонам, он прошел к титану с кипятком, позвонками ощущая на себе взгляды всех присутствующих. Чья-то фигура выросла у него на пути. Он посмотрел помехе в лицо: квадратное, с крупным носом и выразительными губами, сложенными в фальшивую гримасу.
— Она? — кратко спросил тот знакомым басом, указывая на тетрадь в его руке, и, не дожидаясь ответа, приказал: — Дайте сюда.
Прятать за спину было глупо, как бы он ни относился к этим людям, задача у них была общей. Александр протянул тетрадь, бас забрал ее, тут же отступил назад и начал жадно листать. К нему пристроились еще трое или четверо, дергая страницы каждый к себе, чтобы прочесть написанное. Александр старался на это не смотреть. Врач подошла сзади и тронула его за плечо.
— Нужно поесть, — сказала она. — Садитесь, я принесу. Да садитесь же, бога ради, не стойте столбом.
Уступив ее нажиму, он опустился на ближайший стул. За его стол тут же пересел человек в хорошем летнем костюме, на вид шелковом.
— Положите руки на стол, пожалуйста, — быстро попросил его человек, у которого оказался знакомый вкрадчивый голос. — И в дальнейшем, убедительная просьба, держите их тоже на виду.
Александр исподлобья взглянул на него и не стал спорить, положил перед собой сжатые кулаки, чтобы не было заметно дрожание пальцев. Врач поставила рядом с ним тарелку с овсянкой, положила ложку и отошла за чаем.
Каша была горячей, но вкуса он не чувствовал, машинально отправлял ложку за ложкой в рот, пока его тетрадь жила собственной жизнью в чужих руках. Александр жадно прислушивался к реакции людей, но понимал, что ее нет. То есть возгласы были, но совершенно не относящиеся к тексту. Кто-то обнаружил стихи и высказал предположение, что роль сыграло сочетание прозы и поэзии. Всеобщее внимание переключилось на стихи, с них на имя владелицы тетради, оно было указано в самом начале и ее предлагалось разыскать и расспросить на тему соавторства, потом дошла очередь до черной пасты, ей тоже придали значение. Еще один заинтересовался весом тетради после написания текста и предлагал сравнить его с весом тетради, только что сошедшей с конвейера. Александр слушал все это, чувствуя, как начинает дергаться мышца на щеке: нервный тик, раньше он за собой такого не замечал. Когда дошло до возможности зашифрованных в тексте фраз, он не выдержал и встал.
