Японская война. 1904 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич (чтение книг txt, fb2) 📗
Вот он сделал что-то невероятное с ногой Шевелева, но не стал бахвалиться. Наоборот, признал, что только в начале пути. Это понравилось штабс-капитану. А вот солдатам больше приглянулась другая часть обещания: когда полковник дал слово, что если придется, то он снова возьмется за нож и сделает все, чтобы и их не дать утянуть на тот свет. По крайней мере, так они это услышали. И вроде бы мелочь… Но именно с таких мелочей порой и начинаются настоящие командиры.
Штабс-капитан успел застать русско-турецкую 1878 года, ходил он и в азиатские походы, так что точно знал, как это бывает.
В Мукден мы приехали только на следующий день.
Хорошо, хоть без новых приключений обошлись. Только капитан добыл где-то у соседей похожую на сено траву и заварил из нее терпкий чай. После него все и уснули — кроме пары фельдшеров, которых я посадил по очереди присматривать за Шевелевым. И утром доктор пришел в себя. На вопросы отвечал складно, была температура, но вроде бы не слишком большая. В общем, пока шансы складывались в его пользу.
— Вячеслав Григорьевич, прошу, возьмите меня дальше с собой, — вместо вопросов, которые он уже успел задать своим сиделкам, Шевелев сразу перешел к делу. — Понимаю, что это не по уставу, но… Если будут осложнения, разве кто-то кроме вас сможет мне помочь?
Я тут же вспомнил, что нас сейчас ждет почти сто километров перехода до позиций у реки Ялу. Представил, как мы будем тащить человека после операции на ноге — тряска, жара днем, холод ночью…
— Вы не переживете дорогу, — я покачал головой. — Да и нет смысла рисковать. Если теперь что-то пойдет не так, то я уже не смогу помочь, а вам сейчас нужен покой и только покой.
— Значит, оставите, — взгляд доктора разом потускнел.
Захотелось пожалеть, но если жалость ведет к смерти — к черту ее. Оставив Шевелева в покое, я выпил кружку заново заваренного чая и принялся всматриваться в утренний туман, пытаясь разглядеть очертания Мукдена. Столица маньчжурской династии, что сейчас сидит на троне Китая, дом для сотен храмов и место веры для миллионов простых китайцев. Если у меня ничего не получится, то где-то через год тут случится последнее крупное сражение этой войны. И очередное поражение.
Неожиданно поезд остановился, так и не доехав до города. Я сначала подумал — опять беда, но нет, оказалось, просто очередная железнодорожная пробка. Несмотря на зимнее время и то, что из России в Маньчжурию проходило всего два с половиной эшелона в день, местные интенданты постоянно не успевали разгребать грузы вовремя. А что будет, когда потеплеет и заработает переправа через Байкал? А когда в сентябре запустят Кругобайкальскую железную дорогу?
Я увлекся и чуть не пропустил прибытие посланника от начальника 2-го Сибирского корпуса. К нам в вагон забрался подтянутый мужчина в яркой, недавно сшитой белой рубашке, сразу приметил меня и доложился:
— Штабс-капитан Клыков Никита Иванович, собирал в Мукдене пополнения для корпуса генерала Засулича, поступаю в ваше распоряжение!
Так я узнал сразу несколько новостей. Во-первых, мой 22-й стрелковый полк, как оказалось, должен был развернуться из двух батальонов мирного времени, но один из них был перенаправлен на формирование 31-го стрелкового и… Новичков у меня теперь выходило больше, чем у кого-либо. Начинаю подозревать, почему никто из самого 2-го Сибирского не захотел идти на эту должность[1] и почему генералу пришлось обращаться за помощью на сторону. Ну и, во-вторых, прямо здесь и сейчас нас должно было стать почти на две сотни человек больше. Причем солдат из них была в лучшем случае половина, и я, изучая переданные мне списки, с трудом сдерживал ругательства.
А что, так в каждой армии?
— 10 мастеровых и 30 нестроевых, денщики, хлебопеки, конюхи… — я читал вслух. — А у нас есть прикрепленный отряд кавалерии?
Последняя мысль показалась даже интересной, но Клыков с подошедшим Хорунженковым тут же меня расстроили. Чисто теоретически нам должны были полагаться и пара казачьих сотен для разъездов, и пара батарей по 8 легких орудий, но наш полк был последним в списках, так что всего этого богатства нам не досталось. Бывает. Поэтому лошади оказались не строевыми, а обозными: то есть или клячи, или ветераны, для которых тащить повозки со скоростью пехоты уже подвиг.
— Зато количество нестроевых обещают довести до полного штата, все 240 человек, — попытался порадовать меня Клыков. И с одной стороны, я им всем найду применение, а с другой, кем тогда сражаться?
— 12 музыкантов, столько же старших музыкантов — такие бывают? — и капельмейстер к ним? — я продолжал чтение и подсчеты. — Аптечный фельдшер — это ладно. Ветеринар? Зачем?
— Следить за лошадьми и стадом для кухни, — меня снова вернули к суровой прозе жизни. Все верно, солдату каждый день положено давать мясо, а поэтому в целях правильного хранения и транспортировки пока это мясо бегает на своих четырех ножках.
— Пять писарей, священник с помощником… — я вздохнул, а потом заметил и кое-что интересное. — Саперная рота и команда связи в составе 2 самокатчиков и 4 телефонистов.
Тут мне тоже быстро объяснили, что к чему. Самокатчики в 1904-м — это велосипедисты, которых гоняли и просто для передачи сообщений, и чтобы кабели связи прокладывать. Мой нынешний командир, как оказалось, не очень любил все эти новшества, поэтому их никто и не прибрал к рукам раньше. Ну, а саперы… Их в это время использовали только для обороны, а генерал Засулич опять же не собирался отсиживаться в кустах перед какими-то японцами.
Может, и не так мне с ним не повезло.
— Беру… — перед глазами начали вырисовываться первые детали будущего сражения, и я довольно потер руки.
[1] Главный герой ошибается. 2-й Сибирский — это сводный корпус, который надергали по всей армии под конкретную задачу. В то время такое любили.
Глава 4
Сижу на крыльце, смотрю на рассвет. Красиво, хотя и здесь, на юге-востоке Китая, он какой-то не такой, как дома.
Вчера мы сдали Шевелева в дивизионный госпиталь, а потом отправились готовить к ночевке выделенное нам здание. Вернее, всеми бытовыми вопросами занялись Хорунженков и Клыков, а я больше слушал, смотрел и запоминал. Все нормальные казармы в Мукдене были уже заняты, так что нам досталось несколько домов-фанз на окраине. Все они были повреждены еще в прошлой войне и до сих пор не приведены в порядок, но мои капитаны не обращали внимание на такие мелочи. Просто отдали распоряжение нестроевым, и те вернулись с гаоляном. Оказалось, это что-то вроде нашей пшеницы, только в два с половиной метра в высоту. Из верхушек можно чай заварить, а низ-сено пошел на лежанки для солдат и на то, чтобы заложить крышу. Один из фельдфебелей притащил несколько ночников, заправленных бобовым маслом, и у нас даже стало уютно.
А утром начались сборы. Отделениями должны командовать младшие и старшие унтер-офицеры, но их у нас еще не было. Вернее, имелся один-единственный прапорщик Стасов, но и он умудрился простудиться, и мы отправили его вслед за Шевелевым в Мукденский госпиталь. Так что построение провели ефрейторы, они же под строгими взглядами Клыкова и Хорунженкова заставили каждого проверить сапоги, и не зря. Это в мирное время в русской армии всем их шьют индивидуально, а вот при мобилизации — раздают по размеру. И, как оказалось, большая часть солдат даже не умела определять, что подходит, а что нет.
Ходят, сапоги гуляют — кажется, и ничего страшного. Но потом большой переход, и все, ноги в кровь.
— Пятку подними. Носок чувствуешь? В носок уперся? Нет? Следующий.
Заставив почти двадцать солдат поменять обувь, мы еще раз всех построили и на этот раз двинулись в путь. Первый переход у нас планировался короткий, до Ляояна, и уже оттуда мы свернем на юг — к Ялу и нашим позициям. Час перехода, короткий отдых, потом еще и еще. На обед будет большой перерыв, и снова несколько переходов. Я мотал на ус практику пеших маршей, дополняя то, что успел увидеть в свое время в будущем. Иногда даже задавал вопросы, надеясь, что они звучат не слишком подозрительно.