Принц Галлии - Авраменко Олег Евгеньевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Вот в этом самом замке, недалеко от Тараскона, и держали свой тайный совет заговорщики. Единодушно согласившись с тем, что во избежание в будущем затяжной борьбы за наследство, необходимо действовать уже сейчас, молодые люди затем разошлись во мнениях, с чего же именно следует начинать. Горячие головы предлагали радикальное средство решения всех проблем — организовать убийство Гийома и Робера, и делу конец, однако большинство заговорщиков с этим не согласилось. Не отрицая в принципе, что старшие сыновья герцога вполне заслуживают смерти, они все же отдавали себе отчет в том, что на данном этапе предпочтительнее дипломатические средства. Бурные дискуссии продолжались целый день, только к вечеру молодые вельможи пришли к согласию по всем принципиальным моментам и разработали план дальнейших действий. Они выбрали из своего числа десятерых предводителей, среди которых естественным образом оказались Гастон д’Альбре с Эрнаном де Шатофьером, и возложили на них руководство заговором.
На следующий день все десять предводителей отправились в Тараскон. Накануне с подачи Эрнана было решено поставить Филиппа в известность о существовании планов по его возведению на герцогский престол, не раскрывая, впрочем, всех своих карт. Осведомленность Филиппа позволяла в случае необходимости выступать от его имени, что придавало заговору больший вес.
Филипп выслушал их, внешне сохраняя спокойствие и невозмутимость. За все время, пока Эрнан и Гастон попеременно говорили, излагая соображения заговорщиков, он ни взглядом, ни выражением лица не выдал своего внутреннего торжества. Наконец-то случилось то, о чем он так мечтал на протяжении нескольких последних лет, пряча эту самую сокровенную мечту глубоко в себе, не поверяя ее никому на свете…
Когда Эрнан и Гастон закончили, Филипп смерил всех собравшихся доброжелательным и вместе с тем горделивым взглядом и сказал:
— Друзья мои, я свято чту кровные узы, законы и обычаи наших предков, и считаю, что лишь исключительные обстоятельства могут оправдать их нарушение. К сожалению, сейчас в наличии эти самые исключительные обстоятельства. И если я окажусь перед выбором — мир, покой и справедливость на наших землях, или слепое следование устоявшимся нормам, то будьте уверены: я не колеблясь выберу первое. Думаю, и Бог, и люди одобрят мое решение.
Эти слова лишний раз убедили молодых людей, что они не ошиблись в выборе своего будущего сюзерена.
Когда все предводители, кроме Шатофьера и д’Альбре, ушли, Филипп покачал головой и задумчиво произнес:
— Ошибаются те, кто отказывает Гийому и Роберу в каких-либо талантах. В некотором смысле они даже гении. Ведь это еще надо суметь пасть так низко, чтобы настроить против себя решительно всех.
— Да уж, гении, — ухмыльнулся Гастон. — Но я предпочел бы не иметь таких гениев среди своих родственников. Перед людьми стыдно.
А Эрнан молча смотрел на друзей и думал о том, что воистину неисповедимы пути Господни, если от одного отца рождаются такие разные дети, как Филипп и Гийом.
Упомянутая выше ссора между герцогом и Гастоном д’Альбре имела самое непосредственное отношение к заговору молодых вельмож. Гастон однажды попытался прозондировать почву и намекнул герцогу, что, возможно, его подданные хотят видеть наследником Гаскони и Каталонии Филиппа. Герцог тотчас пришел в ярость и наговорил племяннику много обидных слов. Гастон тогда тоже вспылил, и после этого ему не оставалось ничего иного, как забрать с собой сестру, жену и дочерей и уехать из Тараскона. Позже, задумываясь над поведением герцога, Гастон находил этому только одно объяснение: он явно был не первый, кто намекал ему на такую возможность.
А между тем Гийом и Робер, будто нарочно, делали все, чтобы облегчить труды заговорщиков. Они собрали в своем окружении самые отборные отбросы высшего общества, что уже само по себе вызывало негодование респектабельных вельмож, и бесчинствовали в округе, наводя ужас на местных крестьян. Среди множества гнусных развлечений братьев было одно, производившее на Филиппа особо гнетущее впечатление. Со своим романтическим отношением к женщинам он всей душой ненавидел насильников — а Гийом и Робер были самыми что ни на есть настоящими насильниками…
Глава III
Лик смерти
Это случилось 2 мая 1445 года.
Утро было прекрасное, но чувствовал себя Филипп прескверно. Он гулял по дворцовому парку, проветривая тяжелую с похмелья голову. Вчера он впервые в своей жизни по-настоящему напился и теперь горько жалел об этом, клятвенно обещая себе, что впредь подобное не повторится.
Поначалу Филипп не собирался напиваться, но вчерашняя пирушка получилась не очень веселая, скорее даже тоскливая. Эрнан уехал в Беарн и должен был вернуться лишь через несколько дней, прихватив с собой Гастона и Амелину, благо герцог уже перестал сердиться на племянника. По той или иной причине отсутствовали и другие близкие друзья и подруги Филиппа; так что ему было немного грустно, и он выпил больше обычного. Затем ему в голову пришла мысль, что если он как следует напьется, то, глядишь, наберется смелости переспать с какой-нибудь из присутствующих барышень. Мысль эта была не слишком умная, здравой частью рассудка Филипп это понимал, но с достойным лучшего применения усердием налег на вино, стремительно пьянея от непривычки. После изрядного количества выпитого зелья его воспоминания о вчерашнем вечере внезапно оборвались.
Проснулся Филипп сам, однако не был уверен, провел ли он всю ночь один, и эта неизвестность мучила его больше, чем головная боль. Было бы до слез обидно потерять свою невинность в беспамятстве…
Филипп вздрогнул от неожиданности, услышав вежливое приветствие. Он поднял взгляд и увидел рядом с собой Этьена де Монтини — смазливого паренька девяти лет, служившего у него пажом.
— А-а, привет, дружище, — рассеянно ответил Филипп и тут же сообразил, что может расспросить его о минувшем вечере. — Послушай… мм… только строго между нами. Что я вчера вытворял?
Этьен в недоумении взглянул на него, затем вяло улыбнулся.
— Вы ничего не вытворяли, монсеньор. Все было в полном порядке.
— Когда я ушел?… И с кем?
— В одиннадцатом часу. Вы пожелали всем доброй ночи и ушли. Один.
— Точно?
— Точно, монсеньор.
Филипп облегченно вздохнул:
— Вот и хорошо… — Он внимательнее присмотрелся к Монтини и спросил: — Ты чем-то взволнован? Что произошло?
— В замок привезли девушку, — ответил Этьен. — Мертвую.
— Мертвую?
— Да, монсеньор. На рассвете она бросилась со скалы в реку. Двое крестьян, которые видели это, поспешили вытянуть ее из воды, но уже ничем помочь ей не могли. Она упала на мель, ударилась головой о камни и, наверное, тотчас умерла.
Филипп содрогнулся. Его нельзя было назвать слишком набожным и богобоязненным, но к самоубийству он относился однозначно отрицательно. Сама мысль о том, что кто-то может сознательно лишить себя жизни, заставляла его сердце болезненно ныть.
С трудом подавив тяжелый вздох, Филипп спросил:
— А кто она, эта девушка?
Монтини пожал плечами:
— То-то и оно, что никто не знает. Поэтому ее привезли в замок — она явно не здешняя.
— А как она выглядит?
— С виду ей лет четырнадцать-пятнадцать. Определенно, она не из знатных девиц, но и не крестьянка и не служанка. Скорее всего, из семьи богатого горожанина, правда, не из Тараскона, потому что здесь ее никто не узнал… — Тут Монтини замешкался, потом добавил: — Впрочем, это не совсем так. Кое-кто ее все же узнал.
— Стоп! — сказал Филипп. — Не понял. Ты же говорил, что ее никто не знает.
— Это верно, монсеньор, ее никто не знает. То есть не знает, кто она такая и откуда. Но вчера ее видели недалеко от Тараскона. Дело было вечером.
— И что она делала?
Монтини поднял голову и по-взрослому пристально посмотрел Филиппу в глаза. Взгляд его был хмурым и грустным, в нем даже промелькнуло что-то похожее на ярость.
