Магнатъ - Кулаков Алексей Иванович (первая книга .txt) 📗

– Осмелюсь заметить, в последнем рапорте есть кое-что интересное.

– Своими словами, голубчик.

– При очередной перлюстрации писем один конверт не поддавался обычным мерам. Пар, просвечивание, тонкое лезвие, иные методы – все оказалось бессильным. Исключительный случай!

– Так.

– Ротмистр под свою ответственность приказал вскрыть конверт. Вот его содержимое, ваше превосходительство.

На стол перед Шебеко лег лист веленевой бумаги, на которой прекрасным типографским шрифтом были отпечатаны положения Всемирной почтовой конвенции. А кое-какие так даже были дополнительно обведены ярким красным карандашом, видимо, для лучшего понимания:

«…Гарантируя тайну частной переписки, участники конвенции принимают на себя обязательства не допускать нарушения оной».

Намек был настолько ясным и толстым, что двойного толкования не имел. О наблюдении знают, его терпят, но – до определенного предела. Который, похоже, уже близко. Если титулованный аристократ, стремительно обрастающий «тяжеловесными» связями и имеющий немалый авторитет в армейских кругах, обнародует сам факт просмотра своей корреспонденции!.. Скандал выйдет изрядным. Хуже того – с весьма неприятными последствиями, в том числе и для него.

– Так!

– Более того, в том же конверте нашелся кусочек фотографической бумаги. К сожалению, она оказалась засвечена, поэтому восстановить запечатленное на ней не представляется возможным. Я уже отослал предварительное распоряжение об «утере» письма почтовыми служащими, но если будут иные указания?..

Нельзя восстановить, а значит, нельзя и подменить – кто знает, что именно было снято на эту фотокарточку? А раз нельзя сделать вид, что никто ничего и не вскрывал…

– Так!..

Решение было быстрым:

– Цензора немедленно убрать, работу с корреспонденцией князя прекратить. Распоряжение касательно «утери» письма утверждаю.

Адъютант открыл блокнот и сделал короткую запись:

– Ротмистр?..

– В его отношении все по-прежнему. Безотлагательно разослать циркуляр о возможности обнаружения при перлюстрации вложений непроявленной фотобумаги, а также передачи сообщений с помощью этого способа. Н-да, изобретатель!.. Кхм. Далее – необходимо усилить работу по кыштымским начинаниям князя, и… пока на этом все. У вас есть что-то еще, требующее отдельного доклада?

– Никак нет, ваше превосходительство.

Аккуратно положив папку перед начальством, адъютант без промедления убыл за дверь. Шебеко же сложил пальцы в замок, положил на получившуюся опору подбородок и уперся взглядом в тисненый рисунок дубовых листьев на лицевой стороне кожаного чехла для бумаг. Николай Игнатьевич всегда считал (и не без оснований), что для того, чтобы разгадать намерения человека, так сказать – его самую потаенную суть, достаточно всего лишь понять все интересы и таланты исследуемой особы. Сложить их, отсортировать по степени важности, хорошенько все обдумать, и!.. найти тот самый «крючочек», на который можно поймать очередную «рыбку». Власть, красивые женщины, деньги, слава, положение в обществе… Древние, как сам мир, но по-прежнему весьма действенные приманки. Многие, очень многие проверили на себе их губительную сладость!

– Так-с.

К большому сожалению товарища министра, молодой Агренев был как раз тем из немногих исключений, что лишь подтверждают незыблемость общего для всех правила. Жил подчеркнуто скромно (это при его-то капиталах!), развлечения, обычные для людей его круга и возможностей, попросту игнорировал – в карты или рулетку не поигрывал, лошадьми не увлекался, предметы искусства не коллекционировал. И что уж совсем было странно, к прекрасной половине человечества тоже особого интереса не проявлял! Одно время Николай Игнатьевич даже подозревал у оружейного магната кое-какие нездоровые пристрастия к собственному полу… Пока не выяснилось, что время от времени у князя все же появляются содержанки очень даже недурных кондиций.

Генерал-лейтенант полистал содержимое папки, изредка останавливаясь на самых занятных фактах, затем взял из специальной стопки белоснежный лист с голубоватым отливом, обмакнул перо в малахитовую чернильницу и поставил цифру один. А сразу после нее вывел: «Скромен». Поглядел на дело рук своих и принялся негромко рассуждать, вертя перо между пальцев:

– Скромник, но при желании умеет произвести благоприятное впечатление на кого угодно. Отчего и знакомства свои заводит с потрясающей легкостью. М-да.

На бумагу легла цифра два и рядом с ней очередное слово: «Независим».

– Независим и довольно ловко ускользает от любого давления. Но опять же – при желании умеет договариваться. Вот только непонятно, почему с каким-нибудь профессором из разночинцев он вполне приветлив и может даже шутить, а с большинством дворян держит определенную дистанцию. Хм, уж нет ли тут чего-нибудь этакого, идейного? Хотя, надо отдать должное, с полдюжины ловушек он таким образом избежал – и ведь наверняка даже и не догадывается, что давненько уже мог бы быть женатым человеком. Ха!

Подчеркнув второй пункт жирной линией и едва не поставив небольшую кляксу, сенатор стряхнул лишние чернила обратно и небрежно записал третий пункт: «Изобретательство».

Вот тут Николай Игнатьич тяжело вздохнул и чуть ли не пригорюнился. Потому что объяснить, каким образом выпускник Первого Павловского пехотного училища умудрился получить столь глубокие и всеобъемлющие знания по множеству наук, он сильно затруднялся. Физика, химия, электротехника, механика, металлургия, строительство станков… Просто кладезь талантов получается! Одно только непонятно. Чего же он их раньше не демонстрировал, например, во время учебы в Александровском кадетском корпусе? А теперь вот ну прямо как прорвало. Одна его новая взрывчатка чего стоит: в Артиллерийском комитете, поговаривают, целые дебаты развернулись!

Морское ведомство опять же интерес проявляет, и нешуточный – господа адмиралы на полном серьезе подумывают, нельзя ли этот его «гренит» в свои снаряды запихнуть, раз укротить чертов мелинит [6] никак не получается. Пулеметы свои на конкурс подал, императорские оружейные заводы переустраивать по-новому хочет, винтовки направо и налево продает, причем десятками тысяч… Попробуй, тронь такого – мигом столько недовольных образуется! Правда, по молодости да неопытности князь Агренев и сам успел немало мозолей оттоптать – и промышленникам, и аристократам, и даже чиновникам. Но опять же кому из чиновничества оттоптал, а кому и потрафил изрядно – например, тем из них, кто в недавно образованную Медицинскую комиссию вошел, которая по надзору за торговлей опасными лекарствами. Разом такой клубок змей образовался! И еще один образуется совсем скоро – должен же кто-то надзирать, как именно производится модернизация заводов… Работу принимать, казенные средства отпускать, планы согласовывать, наблюдать за самим ходом переустройства… Да уж, его министерству тоже работы прибавится!

Шебеко еще раз вздохнул и опять шевельнул пером, не забыв предварительно макнуть его в чернила. Четвертым словом стало: «Честолюбив».

– Пять великих князей, не считая Михаила Александровича. Юсуповы, Нечаев-Мальцев, молодой граф Игнатьев, князь Гагарин, банкир Губонин. Чертова дюжина генералов и втрое больше полковников!.. Добрая треть Главного инженерного управления, офицеры лейб-гвардии, сам военный министр, профессор Чебышев, Менделеев и под сотню его учеников. Из иностранцев тоже – сплошь и рядом настоящие «короли» от промышленности. Крупп, Тиссен, Вестингауз… И наверняка кто-то еще, такого же калибра. Еще и государыня к нему явно благоволит, а государь постоянно интересуется!.. Нет, этот юноша определенно знает, как заводить правильные знакомства.

Перо, мягко надавливая на бумагу, вывело следующее слово: «Расчетлив».

– Или же дьявольски удачлив! Хотя, пожалуй, нет – никакая удача не может длиться так долго.

Оставив одинокий лист бумаги в покое, Николай Игнатьевич бегло перечитал кое-какие страницы в папке, освежая в памяти список последних приобретений недавнего гостя. Освежил. После чего покачал пальцем увесистое пресс-папье [7] в виде фигурки льва и в очередной раз вздохнул. Потому как у него все в тот же очередной раз возникла настойчивая мысль – о том, что молодой аристократ попросту и без особых затей скупал все, на что только падал его взгляд.