Багровые волны - Максимушкин Андрей Владимирович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Подводные лодки уступают немецким аналогам. У наркомата большие проблемы с поставщиками приборов и оборудования. Гидроакустические станции слабые и не надежные. Проектировщики накосячили с компоновкой. Доходит до того, что на субмарину невозможно загрузить провиант на штатную автономность. Моряки по этому поводу много ругались, и справедливо, впрочем.
С вооружением кораблей не все в порядке. Вот только недавно наладили производство более-менее неплохой торпеды, скопировали с итальянской. Да и до сих пор не можем решить проблему с взрывателями и устойчивостью на курсе. Смех и грех один. Оказалось что, из 45-и мм. пушки, популярной на флоте, почти невозможно попасть в самолет и очень сложно потопить судно.
Иван Исидорович сам более-менее понял ситуацию, только когда его назначили наркомом. До этого все валил на мелкие недостатки и временные трудности. Оказалось, не все так просто. Нет кадров, и все тут. Нельзя вырастить конструктора за пару лет. Нельзя сельского парня от сохи за месяц научить работать на современном станке. Да и станков тоже мало.
Все эти вопросы решаемые. Дайте время, и люди научатся работать, вырастут, освоят технику. Квалификация по приказу не повышается, техническая грамотность сама по себе после прочтения пары книжек не возникает. Нам нужно нарабатывать опыт. Нам нужно время, а времени нет. Носенко надеялся, что еще лет через пять мы сможем утолить кадровый голод, а пока приходится работать, чем есть и как есть, пока приходится набивать шишки и набираться опыта, зачастую горького.
Носенко удивился бы, узнав о чем сейчас думает Малышев. По мнению наркома судостроения, заместитель председателя Совнаркома зачастую требовал невозможного и не понимал реального положения дел в отрасли. На самом деле Вячеслав Малышев знал ситуацию не хуже Носенко, знал что кадры в голом поле не рождаются, но и отказаться от навязанных ему программ, уменьшить план не мог.
Кроме того, Малышев понимал то, до чего Носенко еще не дошел. Например, не всем ясно, что у нас слабая судоремонтная база. С панталыку эту проблему не решить. Нарком тяжелой промышленности планировал при первой же возможности ввернуть вопрос судоремонта морякам, когда они придут жаловаться на задержки с плановым ремонтом кораблей. Дескать, надо было раньше мощности заказывать, а не когда жареный петух закукарекал. Под этим соусом можно будет пересмотреть планы, перераспределить ресурсы и выделить средства на ремонтные корпуса и доки.
Тем временем Кузнецов, Галлер и Трибуц докладывали о состоянии немецкого флота и степени его готовности к форсированию Ла-Манша. По всему выходило, что ради удержания проливов и района плацдармов на 5–7 дней союзникам придется пожертвовать всем своим военным флотом и половиной каботажного тоннажа. Даже с участием советского Балтийского флота операция остается рискованной.
Мало кораблей, мало подводных лодок для блокирования вражеских баз. Даже мин и то мало, для операции не хватит, придется делиться нашими запасами. Кроме того, сильное течение в проливе не способствует устойчивости заграждений. Сорванные же с минрепов мины отнесет к району плацдармов. Это повысит риск для транспортов, и без того недопустимый даже по нормам военного времени.
Иногда во время доклада Малышеву казалось, что моряки намеренно сгущают краски, выставляют предстоящую операцию как принципиально невозможную. Зачем? Нарком тяжелой промышленности скосил глаза в сторону Валерия Чкалова. Тот сидел с невозмутимым видом и рисовал карандашом. Вячеслав Александрович удивился, было такой реакции летчика, но вовремя понял, что тот в курсе дела и владеет ситуацией не хуже моряков. Значит, мрачный тон выступления для Чкалова не является неожиданностью.
Да, так оно и было. Заместитель главкома авиации пару раз вставлял в доклад свои короткие реплики, подкреплявшие выкладки Кузнецова и Галлера. По всему выходило, они полагают десант возможным, риск в пределах допустимого, а предполагаемые потери небольшой ценой за победу над Британией. Видимо, моряки сгущали краски только для того чтобы произвести впечатление на присутствующих, обеспечить себе беспрепятственное снабжение и резервы, убедить Сталина в допустимости потерь, в конце концов. Так оно и было. Малышев верно просчитал планы товарищей. Иосиф Сталин, впрочем, тоже не строил иллюзий относительно наркомов и прекрасно понимал, чего от него хотят моряки. Виду же между тем не подавал. Он любил такую игру.
4
К вечеру волнение стихло. Обрадованный этим подарком стихии, командир подлодки распорядился увеличить ход до 14-и узлов. Корабль неплохо держался на курсе, качка слабая, легкая вибрация корпуса от раскрутивших полные обороты дизелей терпима. Можно попытаться наверстать упущенное из-за шторма время и выйти к рубежу прорыва в Северное море в удобное для нас время.
Заглянувший на центральный пост штурман напомнил, что если ночью небо расчистится неплохо бы попытаться определиться по звездам. Последний раз координаты подлодки определялись 50 часов назад. Корабль за это время несколько раз менял курс и скорость, шел в штормовом море. Береговых ориентиров в океане нет. Естественно, если учитывать нехорошую особенность лага давать показания как бог на душу положит и не слишком высокую точность показаний гирокомпаса, координаты на карте, обозначавшие местоположение подлодки Д-3 были весьма приблизительными.
Лейтенант Серебряков штурманом был неплохим, умел вести прокладку по счислению, грамотно определялся по солнцу и звездам. Ценный флотский кадр. Два года назад Котлов сманил Серебрякова со второго дивизиона подплава с чем и нажил себе смертельного врага в лице командира Щ-404. операция по переводу штурмана была обставлена по всем правилам жанра, с душевными разговорами, жалобами и докладными руководству и презентом флотскому начальству в виде сэкономленного ящика хорошего красного вина. Дело того стоило. Анатолий Серебряков прижился в новом коллективе и освоился на подлодке. Для человека плававшего в нечеловеческих условиях тесноты отсеков «Щуки» это было немудрено.
— Где хоть мы находимся? — недовольно пробурчал командир, наклоняясь над штурманским столиком.
— Примерно вот здесь — Серебряков ткнул пальцем в карандашную точку в северо-восточной части Атлантики.
— На сколько ошибся?
— На лаг давно не смотрю. Гироскоп полетел. Видимо, обмотку мотора замкнуло. Так что, с учетом дрейфа в шторм, нас могло отнести миль на сто южнее.
— Товарищ штурман, а почему у Вас приборы так сильно ошибаются? — в люке третьего отсека нарисовалась круглая заросшая кучерявой с медным отливом шерстью физиономия замполита.
— Потому что приборы ни в дыру, ни в ржавую гайку — не поворачивая головы, огрызнулся командир БЧ-1-4.
— Политрук Махнов, не мешайте работать — с угрозой в голосе ответил Котлов.
С тех пор как вышел приказ "Об укреплении единоначалия в Красной Армии и Военно-Морском Флоте", отношение экипажа к политруку Махнову сильно изменилось. Не несший практически ни какой ответственности, не имевший допусков к кораблевождению и не владевший элементарными знаниями, положенными командиру красного флота, Эммануил Александрович быстро скатился до роли заместителя по общим вопросам. То есть, по никаким вопросам.
Котлов рассеяно почесал в затылке, с такой погрешностью, легко можно проскочить мимо конвоя и узнать об этом только во время утреннего сеанса связи. Будем надеяться на хорошую погоду и звездное небо и на то, что штурманский электрик разберется с железным нутром гирокомпаса, да оживит эту дуру.
Командир очень надеялся на ночное сражение. Стыдно было б возвращаться, не потопив даже старой калоши. Радиограмма с курсом и координатами конвоя пришла очень кстати. Люди уже стали унывать, командир такие нюансы улавливал моментально, здесь ему замполит был не нужен.
Но если ночь пройдет безрезультатно, если никого не встретим, моральное состояние экипажа опять упадет, как барометр перед бурей. И так в кормовых отсеках уже ходят нехорошие слухи. Непонятный приказ на срочное возвращение дал повод к брожению умов и "трюмному мифотворчеству". Этим выражением капитан-лейтенант Котлов называл всевозможные неимоверно фантастические слухи и невероятные сплетни, порой возникающие среди краснофлотцев, лишенных доступа к информации и не всегда понимающих планы командования.
