Еще один баловень судьбы (СИ) - Васильев Николай Федорович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
— Какой кофе Вы предпочитаете, Антуан: черный или со сливками?
— Со сливками и Вашими поцелуями.
— Я полагала, что мы нацеловались на неделю вперед. Тем более что изобразила за ночь целый гарем. Кто из представленных одалисок Вам понравился?
— Все без исключения. Но этим утром я не прочь вновь посмотреть танец живота в исполнении Фатимы.
— Ни за что: вчера я опьянела от любви и к тому же танцевала в полумраке. А сегодня у меня настрой деловой да я и не решусь при свете дня демонстрировать Вам изьяны своей фигуры…
— Нет у Вас никаких изъянов, милая Констанс, все формы тела совершенны и образуют идеальный для мужского глаза ансамбль. А уж в выдумках с Вами не сравнится никакая женщина. Это же надо: вместо трех гаремных девушек предоставила мне пятерых!
— Это чтобы Вы забыли про Луизу, Розали и Летицию, а думали только о том, какую экзотическую женщину я предоставлю Вам в объятья в следующий раз. Но чур, кофе убегает!
Пока Констанция была в кухонных хлопотах, Антон с улыбкой стал вспоминать наполненную любовными ласками ночь и удивительных персонажей новой любовницы. Сначала она была в своей ипостаси и отдавалась самозабвенно. Но когда он пошел было на второй приступ, начитанная Констанция попросила несколько минут для перевоплощения и явилась перед ним в образе турчанки: в газовых шальварах и под газовой накидкой на обнаженном теле.
— Господин! Меня зовут Фатима, — сказала она. — Что Вы предпочтете: увидеть танец живота или позволить мне покрыть поцелуями все Ваше тело?
— Предпочту сначала танец, а потом можешь перейти к поцелуям, — изъявил милость великодушный господин. И она начала танцевать, сладострастно поводя бедрами или мелко-мелко потряхивая чуть обозначившимся нежным животиком, а также внятными мягкими грудками… В итоге градус вожделения у Антона столь повысился, что когда "Фатима" перешла к обещанным поцелуйчикам, он стал взамен покрывать поцелуями ее тело и далее по списку…
Третьим персонажем Констанции стала немочка в клетчатом фартучке на голо тело, которая оповестила:
— Меня зовут Гретхен. Моя мама говорит, что я очень глупая и потому моя жизнь состоит из одних запретов.
Когда Антон подыграл этому персонажу и предложил полежать немножко в постели, Гретхен всполошилась:
— Никак нельзя! Мне мама первым делом запретила ложиться в постель с парнями…
— А можно ли тебе покачаться с парнем на стуле? — спросил Антон.
Гретхен засунула пальчик в рот, призадумалась и просияла:
— Про стул она мне ничего не говорила! Значит можно…
Потом в спальню зашла натуральная англичанка (с волосами, скрученными на затылке и в глухом черном платье) и сообщила:
— Я леди Бульвер-Сеттер-Спаниэль. Сегодня девять дней как мой муж, лорд и пэр Великобритании, ушел в мир иной. Поэтому прошу Вас, сэр, осуществлять Ваши домогательства пристойно, медленно и очень-очень долго…
Завершила череду образов японка Сикоку в подобии кимоно: почтительная, пугливая, как бы несчастная, но уступчивая…
Тут его воспоминания были прерваны приходом в спальню Констанции с подносом, уставленным различной снедью и чашками с кофе.
После совместного завтрака в постели последовал, естественно, вновь акт любви, а затем Антон попросил у Констанции перо, чернила и лист бумаги и написал записку следующего содержания: "Мадам! Я необратимо связал себя обязательствами по отношению к мадмуазель Витри. Очень признателен Вам за радушие, с которым Вы принимали меня по четвергам".
Эту записку он дал прочесть Констанции, после чего упаковал ее в конверт и отправил с посыльным Летиции Брока.
Глава десятая. Новый персонаж в Равьере
Свои близкие отношения новоявленные любовники не афишировали, но встречались каждый вечер, а воскресенье целиком проводили вместе. Равьерцы быстро узнали об их связи (шустрые — через день, а ленивые — через неделю), но сильно не донимали, полагая, что библиотекарша и учитель — два сапога пара и вскоре придут в мэрию для заключения брака. Однако миновал фример, потом нивоз и плювиоз, наступил вантоз (19 февраля), а пара все не появлялась на приеме у Филипа Брока.
Антон по молодости лет не стремился, конечно, к брачным отношениям. Но и Констанция, оказывается, искренне полагала, что революция освободила наконец-то женщин и они вправе строить свою жизнь без опоры на мужчин, пораженных в 7–8 случаях из 10 заразой неверности. Ведь в юности мадмуазель Витри обожглась в этом пламени — а уж как она любила своего Максимилиана! Антуан сейчас очень мил, но именно как любовник. А вот представить его отцом семейства достаточно сложно. Так что надо ей бдительности не терять и строго соблюдать меры по предотвращению беременности…
Между тем в Равьере появился новый и весьма значимый персонаж: тот самый генерал Даву, сын Франсуазы де Линьер, урожденной де Велар. Как-то в середине вантоза (начале марта) Антон шел по улице от рынка с грузом овощей, когда возле него остановилась нарядная карета и из ее окна высунулась голова той самой Франсуазы, которая крикнула:
— Мсье Фонтанэ! Пожалуйте к нам в карету!
Антон мысленно поежился ("Сейчас меня станут допрашивать как да что…"), но улыбнулся хорошо знакомой даме и поспешил к дверце. Войдя в карету и устраиваясь напротив дамы, он увидел рядом с ней сидящего в полумраке молодого плотного господина в штатском платье и слегка ему кивнул.
— Николя, — обратилась к господину дама, — познакомься с лучшим учителем нашей школы Антуаном Фонтанэ. А это мой сын, Луи Николя Даву, бригадный генерал, о котором я Вам когда-то рассказывала.
— Рад знакомству, мсье Фонтанэ, — буркнул Даву вовсе нерадостно.
— Польщен знакомством с боевым генералом, — сказал с пиететом Антон. — Надо полагать, Вас ждут великие дела.
— Пока что я оказался вовсе не у дел, — вновь буркнул Даву.
— Сын дал слово австрийцам не воевать против них до формального обмена его на австрийского бригадного генерала, — пояснила Франсуаза.
— У Вас, значит, будет хороший шанс изучить сражения прошлых лет и найти в них лучшие окончания. Этот прием, вроде бы, лег в основу побед Фридриха Великого.
— Фридрих тщательно изучил военную историю и заимствовал ряд приемов у полководцев далекого прошлого, — снисходительно сообщил Даву. — В частности, атаку косым строем он перенял у Эпаминонда. Впрочем, рациональное зерно в Вашей подсказке есть. Мне даже будет интересно проанализировать ход сражений на Рейне, а также в Бельгии и Голландии — как за наши войска, так и за противников. Жаль, что разыграть сражения будет не с кем…
— Ну, если Вы не найдете подходящего соперника, то можете попробовать в этом качестве меня, — предложил Антон. — Я изучал какое-то время военное дело — правда, на опыте войны американских колоний за независимость
— Антуан прибыл к нам из Союза штатов Америки, — пояснила сыну Франсуаза. — Хотел воевать, но попал волей случая в учителя.
— Занятно, — сказал Даву. — Что ж, я, возможно, воспользуюсь Вашим предложением в будущем.
— Антуан! — вновь вмешалась Франсуаза, — Мы уже подъехали к вашей школе. Скажите, почему Вы перестали бывать в салоне Летиции? Вас там очень не хватает…
— Мадам Брока не одобрила моей дружбы с мадмуазель Витри, поэтому мы с Констанцией решили ей не досаждать.
— Это пустяки! Я поговорю с Летицией и она, надеюсь, возобновит вам приглашение в салон. Тем более, что у нее появился новый предмет для обожания…
При этих словах Франсуаза чуть скосила глаза в сторону сына.
— Это замечательно, — улыбнулся Антон. — Но я не уверен, что мадмуазель Витри переступит через свое самолюбие…
— А тут уж Вы с ней поговорите. Со всем мужским шармом… Это ведь Вами высказанный девиз: жить в мире со всеми приличными людьми. Так вернемся к этому миру…
Перед очередным салонным четвергом посыльный принес Антуану Фонтанэ приглашение от Летиции Брока "почтить своим присутствием круг прежних знакомых". Аналогичную записку получила и Констанция Витри.
