Противостояние - Шхиян Сергей (читать полную версию книги .TXT) 📗
– Ребята, давайте еще раз и повнимательнее. Генерал говорит, что они должны быть в доме, – приказал он столпившимся в гостиной воинам.
ОМОНовцы без особого рвения вновь парами разошлись по дому. Они были уверены в результатах первой проверки, больше не играли в войну и попусту не усердствовали.
– Может, у них здесь есть подземный ход? – предположил один из бойцов, возвращаясь к вновь собравшейся группе.
– Это уже не наша проблема, – откликнулся командир. – И так из-за этих козлов у меня выходной пропал.
Кого он назвал «козлами», нас или своих начальников, я не понял. А вообще, бойцы вели себя вполне прилично, зря не ругались и не мародерствовали. Просидев с четверть часа без дела, чтобы продемонстрировать начальству свою тщательность и рвение, командир вновь доложил генералу, что в доме никого нет.
– Есть, отбой, – повторил он за начальником и отключил рацию.
– Сейчас сам прибудет, – порадовал он товарищей.
– А не хило живет бандит! – сказал рослый боец, оглядывая интерьер.
– Видать давно в бизнесе.
– Да, поди, отобрал дом у какого-нибудь коммуняки. Сразу видно, беспредельщик.
Гутмахеру такие комментарии не понравились, и он несколько раз смущенно кашлянул, как бы отвлекая нас от ложных измышлений милиционера.
– Какие глупости, никакой я не бандит! – подумав с минуту, неожиданно сказал он.
Однако, до конца профессор оправдаться не успел, приватные разговоры бойцов были прерваны прибытием высокого начальства. В гостиную вошли двое пожилых мордоворотов в штатском, и ОМОНовцы дружно встали.
– Товарищ генерал, – доложил более внушительному из этой упитанной парочки командир отряда, – объект захвачен, пострадавших нет. В доме никого нет.
– Хорошо обыскали? – хмуро поинтересовался генерал. – Наружка докладывает, что отсюда никто не выходил.
– Так точно, все обшарили, может они раньше ушли?
– Не похоже, машина во дворе, следов никаких, а соседи видели хозяина с фигурантом сегодня утром. Ладно, разберемся. Можешь выводить группу.
ОМОНовцы, не дожидаясь особого приглашения, спешно удалились. В комнате остались только двое начальственных господ.
– Ну, и что будем делать? – спросил более массивный, тот, которого мы уже могли идентифицировать как генерала у второго помельче.
– Оставь засаду и наблюдение, – распорядился второй, не такой мордастый, но, судя по тону, более высокий начальник. – Куда они, в конце концов, денутся. Да, распорядись проверить дом, чем черт не шутит, может быть, здесь есть тайники.
– Тухлое это дело, – пожаловался генерал. – Главное – было бы кого ловить! Этот засранец Крылов – типичный лох, не говоря уже про старого жидяру и их блядь. Главное, не пойму, кому они так насолили, что нас всех на уши поставили.
Нам, охарактеризованным так кратко и емко, генеральское суждение о себе не очень понравилось.
– Нет, подумайте, какой хам! – возмутилась Оля.
– К антисемитизму я привык, меня трудно этим удивить, – задумчиво поведал нам Гутмахер, – но оскорбить женщину, да еще такую!
Один я промолчал. То, что я «засранец» и «лох», по мнению милицейского гондона, как и уничижительные замечания в адрес товарищей, меня никак не задели.
Однако, Аарон Моисеевич, кажется, думал иначе. Ничего нам не сказав, он покрутил какую-то ручку на стенном пульте.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – между тем ответил генералу его собеседник. – Нам приказали – мы выполняем. Ты это чего, Витя?
– Вчера, видать, немного перебрал, – ответил тот, отирая ладонью вспотевшее и заметно покрасневшее лицо. – Чего-то в груди печет.
Он оперся рукой о стол и тяжело опустился на стул. Около минуты «Витя» сидел неподвижно, потом повел шеей так, словно она затекла или отгоняя наваждение.
Я искоса посмотрел на Гутмахера. Как и вчера в машине, лицо его совершенно переменилось, превратившись в жестокую маску, вдоль губ пролегла суровая, упрямая складка.
– Вить, да что с тобой?! – послышался из гостиной встревоженный голос.
Генерал, между тем, замычал и начал валиться со стула.
– Эй, кто-нибудь, сюда! – заорал начальник, не пытаясь даже приостановить падение поверженного товарища.
В комнату заглянул какой-то человек в форме.
– Врача быстро! – приказал ему неопознанный начальник и, не заботясь о лежащем на полу в неестественной позе генерале, спешно покинул гостиную.
Минут пять до появления бригады медиков, вероятно, сопровождавших ОМОН на случай ранений, в комнату никто не входил. Генерал мычал и тяжело ворочался на полу, пытаясь то ли встать, то ли удобнее устроиться.
Мне было немного его жалко. Несмотря на непрезентабельное личико, отвисшие до плеч, напитанные белковыми деликатесами щеки и распущенные, слюнявые брыли, это был обычный деревенский мужик, которому повезло в жизни. Генерал, судя по внешности и способу словоизъявления, был офицером еще старой советской формации. Такие, как он, не хватают с неба звезд, но имеют хоть какие-то принципы. Значительно хуже был второй, современный, складно без бумажки врущий, из категории надежных, стойких членов любой, но главной партии.
В отличие от меня, Гутмахер пораженного болезнью человека не жалел и смотрел волком и в его сторону. Я понимал его оскорбленные мужские и национальные чувства и не пытался переубедить. Меня же эпитет «лох» нимало не задел. В конце концов, «лох» на «офенском языке», жаргоне карманников и коробейников XIX века, означал всего-навсего «крестьянин», а понятие «засранец» – все социальные категории, стоящие ниже генеральской в общественной иерархии.
Пока я философски осмыслял происходящее, в комнату вошел военный, вероятно, врач, как и все задействованные в «спецоперации», в камуфляже, но с медицинской сумкой через плечо, и с ним два солдата с носилками. Врач склонился над мычащим блюстителем нашего пресловутого правопорядка и, не предпринимая никаких поспешных действий, приказал санитарам грузить больного на носилки.
Санитары, ничтоже сумняшеся, перекатили бессознательного пациента на носилки и понесли к выходу вперед ногами.
– А ну, стойте, вы чего делаете, он еще живой! – закричал на них врач.
