Жизнь взаймы - Кононюк Василий Владимирович (книги серии онлайн .TXT) 📗

Всерьез поверить в то, что в степи нас смогут отыскать, мне было трудно. При передвижении легкой рысью кони не оставляют следов на земле, а без следов как найти? Если погоня растянется цепью в десять, пусть пятнадцать километров, то координировать свои действия они уже не смогут. А мы за час движения растянемся уже на двадцать пять километров (теоретически), и это расстояние с каждым часом будет увеличиваться. Математика была категорически против того, чтобы нас обнаружили, а я, как человек светлого будущего, математике верил.

Поэтому запел легкомысленную, веселую песню, всплывшую в моем сознании, модифицировав ее к текущей обстановке:

Только мне подумалось, что скромнее нужно автору быть, чай, не былинные герои мы с ним выходить в соотношении один к двенадцати, как чувство опасности заставило оглянуться и заметить на далеком холме фигуры всадников. Меня, как человека светлого будущего, потрясло несоответствие действительности и математического расчета. Не могли они меня выследить! Это противоречило любой теории вероятности и здравому смыслу, но факт был, как говорится, налицо. Еще не на лице, но к этому все шло. Единственное объяснение, которое мне пришло в голову, – накаркал! Оно было далеко от математики, но прекрасно описывало действительность. Все происходило в строгом соответствии со словами песни. Я вдруг почувствовал себя актером в пьесе, которую ставит неведомый режиссер. Оставалось продолжить песню и сравнивать развитие сюжета с действительностью:

В этот момент как раз проезжал распадок – в нем весной бежал веселый ручей, а теперь остался заболоченный участок, который мы лихо перепрыгнули, чтобы не увязнуть. Так что соответствие песни и действительности кое-как режиссером поддерживалось. Татары действительно виднелись вдалеке, не меньше километра до них было. Щерится ли их главарь, с такого расстояния сказать было затруднительно, но и фактов, опровергающих это утверждение, у меня не было. А если рассуждать логически – так скорее да, чем нет. При виде меня ему по-любому щериться надо – не плакать же.

Татарский только начал изучать, поэтому тут в песне явное преувеличение. Но кроме песни, были дела поважней. Наученный жесткой наукой Ивана Товстого и Сулима, я продолжал движение той же рысью, что и прежде, которой был намерен проехать весь остаток дня. Никакие враги не могли меня выбить из оптимального темпа.

Чтобы меня догнать, им и так пришлось ехать быстрее, чем предписывала многовековая практика конных передвижений. Значит, кони уже притомлены. Догонять меня тоже усилий стоит. Рано или поздно это скажется, а значит, они начнут отставать. Но логика была чужда моим преследователям. Вместо того чтобы развернуться и признать себя побежденными, они метр за метром сокращали разделяющую нас дистанцию. Видимо, неведомый режиссер подгонял их к следующему куплету, где «кто рот раззявит, тот успокоится». Только с «пикой» [39] промашка вышла. Ее, как и тяжелый арбалет, оставил на сохранение товарищам в основном караване. Но поскольку стрела – это уменьшенная копия пики, а стрел у меня аж два полных колчана: в бою боеприпасов много не бывает, – то и тут можно засчитать режиссеру попадание в действительность.

До момента, когда дистанция сократилась до трехсот метров, никаких изменений темпа езды не предпринимал, но затем начал потихоньку разгонять своих коней – так, чтобы не дать противнику сблизиться больше чем на сто пятьдесят. То, что наши скорости выравнялись, стало для преследователей неприятным сюрпризом. Они искренне поверили, что смогут меня догнать, и некоторое время пытались громкими криками и шенкелями взбодрить своих коней, но, разобравшись, их лидер начал уменьшать темп скачки. Мне приходилось чутко реагировать на это. Загонять своих коней, увеличивая дистанцию, было бы верхом глупости. Вскоре мы вернулись к классическому варианту ходкой рыси.

Такое мое вызывающее поведение крайне не понравилось десятнику. Он перестал щериться и дал команду двум своим крайним бойцам увеличить темп. Те, подбадривая коней криками «хура, хура» [40], вновь взвинтили темп.

Пришло время разыграть последний акт этого спектакля. Замысел противника стал мне понятен сразу. Его можно назвать «использование численного преимущества». Эти двое заставляют меня ускориться и держать темп, пока их лошади смогут его удерживать. Остальные двигаются в экономичном режиме. Если мои кони выдержат первый рывок, этот прием повторит вторая двойка. Рано или поздно мои задерганные постоянными ускорениями лошади сдадут, а основная группа попытается захватить мое красивое молодое тело. Такое развитие сюжета меня в корне не устраивало, поэтому темпа езды принципиально увеличивать не стал.

Самым опасным из них был правый от меня конник. Он мог спокойно расстреливать моих заводных лошадей, скачущих справа от меня, а мне в его сторону стрелять было крайне неудобно. Чтоб усложнить ему жизнь, а себе соответственно облегчить, заложил небольшую левую циркуляцию – так, чтобы прикрывать заводных лошадей собой и корпусом коня.

Вследствие этого маневра расстояние с левым всадником начало быстро сокращаться. Он увлеченно принялся осыпать меня стрелами, наивно полагая, что маскхалат – моя единственная защита. Мне приходилось прикрывать щитом в первую очередь коня. Хоть на нем была дополнительная кожаная попона, от прямого попадания она защитить не могла. Одна из его стрел чувствительно ударила меня в левый бок и осталась висеть, запутавшись в маскхалате. Татарин радостно закричал, радуясь своему успеху. Когда мы сблизились на пятьдесят метров, начал стрелять и я. Растянув лук, сделал вид, что стреляю прямо в него, стрелы не отпустил, а провел рукой. Татарин шустро закрылся щитом, но моя стрела со второй попытки глубоко вонзилась не в щит, а в правый бок его коня, рядом с шеей. Лошадь сразу сбилась с хода, ее зашатало. Всадник попытался тут же, на ходу, перепрыгнуть на заводную, но под обстрелом такие трюки редко заканчиваются успешно. Моя стрела в брюхе не улучшила его координации, поэтому он свалился на землю.

Стрела тюкнула меня в спину, напоминая о втором стрелке. Развернулся и пустил в него две стрелы подряд – мне удалось попасть срезнем в голову его коня. Видно, от резкой боли лошадь затормозила всеми четырьмя копытами сразу, а всадник ласточкой спикировал на землю. Но, гад, как-то ловко перевернулся и вскочил на ноги, прикрытый щитом, в который тут же воткнулась моя третья стрела. Меня это огорчило… так хотелось дать кому-то «в голову… заточенной железкою» [41], а тут такой облом. Лошадь не в счет.

Основная группа преследователей оставалась на комфортном для меня удалении в двести метров. Пользуясь краткой передышкой, осмотрел состояние своего подвижного состава. Моя лошадь получила стрелу в круп. Болтающаяся сзади кожаная попона из бычьей кожи не смогла остановить неточно пущенной в меня бронебойной стрелы. Та пришпилила попону к заду моей лошади. Выдернув стрелу и перепрыгнув на заводную лошадь, расширил ножом дырку в попоне и затолкал в рану живицы. Для меня в данной ситуации ранения лошадей были смерти подобны. Но та держалась хорошо. Стрела вошла неглубоко, круглый наконечник мышцы не порезал.