Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна (полная версия книги txt) 📗
Зачем он усыновил этого подонка? Даже боги не ведают – зачем. А теперь Бенит прилип к нему и не отстает. И никогда не отстанет. Никуда от него не деться.
Вслед за Бенитом в дом притащился мерзкий старикашка Крул, ковырял заскорузлым ногтем драгоценные фрески Аквилейской школы и ругался по поводу выброшенных на ветер денег. «Одна мазня, туман какой-то, ничего не разобрать, – бормотал старикан. – Не люблю я эти новшества». На кухне Крул обследовал каждую кастрюлю, сделал поварам выговор за транжирство, в бельевой – распек служанок за порванные простыни, умудрился отнять у управляющего чековую книжку, а потом явился в таблин Пизона и пустился в рассуждения о политике, перемывая косточки каждому из шестисот сенаторов по очереди. Пизон попытался заикнуться о том, чтобы Крул убрался куда-нибудь подальше, но Бенит горой встал на защиту деда. И банкир уступил, сам не зная почему.
Вскоре Пизону начало казаться, что он сходит с ума. Сходит, но никак не может сойти.
– Папаша, ты слишком много пьешь, – заметил Бенит. – Наконец-то я могу называть тебя папашей законно.
– Заткнись. Я не нуждаюсь в твоих советах.
– Неужели ты не хочешь послушать мои умные мысли?
– Бенит, мы оба висим на волоске. Драчка в подвале сорвалась, мой заказ не выполнен, а этот олух Макрин пустился в бега. Я взял два клейма. Одно – чтобы из
Цезаря выпустили кишки, и второе, чтобы сделаться императором. Заплатил за каждое миллион сестерциев. А что вышло? Пшик!
– Друг мой, это-то и хорошо. Потому что императором теперь стану я. А Цезарь все равно умрет.
Пизон смерил своего только что усыновленного сынка презрительным взглядом. Бенит сидел на высоком стуле и играл на клавиатуре органа пальцами ног. У него была одна клавиатура – без труб. Но эти беззвучные упражнения чрезвычайно его забавляли. Он приходил в восторг от одного нажатия клавиш.
– Что? Я посвятил тебя в свои планы, а теперь ты… – Пизон задохнулся от подобной наглости. – Ты украл у меня идею, подонок!
– Разве подлость охраняется Римским правом? Напротив, насколько я помню, одно из положений права гласит: «К постыдному никто не обязывает».
– Ничтожество!
– Неправда. Я – великий. Просто великие иногда кажутся людям примитивным смешными и непонятными. Вот на тебя точно никогда не падет выбор.
Из-за твоего богатства. А я беден. Но при этом потенциально богат. Я там и здесь. И нигде. Таких обожает толпа. Она влюбляется в них мгновенно и надолго. Да здравствует толпа! За две тысячи лет она не сделалась ни умнее, ни просвещеннее! Папашка, налей мне. Я хочу выпить за толпу.
Как ни странно, но Пизон исполнил просьбу Бенита.
– Папашка, мне очень понравился твой замысел, но я внес с него некоторые коррективы. Я – твой корректор, папашка, цени. Кстати, ты знаешь, что Элий в Риме? Нет? Приехал тайно. Говорят, он болен. Так вот, сегодня ночью я убью Цезаря, а в убийстве обвинят Элия. Разумеется, с него снимут потом обвинение… может быть. Но это не важно. Главное – бросить тень. Элию не избавиться от нее до конца жизни. А главное, Руфин никогда не простит Элию смерти сына – не важно, виновен сенатор или нет. А потом выйду я весь в белом. И стану императором.Пизону казалось, что Бенит бредит.
– Поражен грандиозностью моих планов? – продолжал Бенит. – Я уберу Цезаря, потом Руфин уберет Элия, а уж потом мы с тобой, дорогой папашка, придумаем, как не торопясь убрать Руфина. Настало время массовой уборки. Урожай созрел.
Пизон вновь наполнил свой кубок и осушил.
– А потом ты уберешь меня?
– Нет, дорогой папочка. Ты сам устранишься. Отойдешь в тень и будешь мне помогать добывать власть. А я буду помогать тебе добывать деньги. У нас будет совместная компания. «Пизон и сыновья. Рим и провинции». Неплохо звучит? Мы как два братца Диоскура – один бессмертный, другой – обычный человек.
– Потише, пожалуйста, – шепотом попросил Пизон.
– А что такого? Неужто Руфин не знает истории о двух любящих братьях Касторе и Поллуксе? Не волнуйся, папашка, доносчиков никто не слушает нынче. Лучше давай заключим пари на миллион сестерциев, что я сделаюсь Августом.
– Руфин еще жив и не собирается умирать.
– Миллион, папаша. Неужели тебе жаль миллиона для родного сыночка?
И он ударил разом двумя ногами по клавиатуре. Пизон сморщился, как будто пронзительные звуки органа в самом деле раздались в комнате.
Отставной фрументарий Лапит пробирался по рынку меж женщин в ярких двуцветных платьях и слуг с сумками и корзинами. Лапит любил сам ходить на рынок и выбирать зелень и фрукты. А еще он непременно останавливался возле торговца антиквариатом, в основном поддельным, что расположился под пестрым тентом возле статуи Меркурия. Но среди его барахла порой встречались подлинные и по-настоящему ценные вещицы. Завидев постоянного покупателя, старый торговец-сириец ожесточенно замахал руками, приветствуя Лапита.
– О благородный и несравненный Лапит! – кричал антиквар, хотя бывший соглядатай был от него еще в десяти шагах, – я нашел для тебя подлинное ожерелье царицы Клеопатры. Только посмотри!
И старый пройдоха достал из-под прилавка потертый кожаный футляр. Внутри тускло поблескивала нитка дешевых гранатов. Вряд ли подобное ожерелье надела бы даже служанка Клеопатры. Лапит презрительно хмыкнул.
– Не нравится? Тогда я поищу что-нибудь другое… Что скажешь о броши в виде скарабея?
Антиквар суетился, выбирая подходящую вещицу среди многочисленных безделушек.
– Лапит… – услышал соглядатай рядом с собой незнакомый голос.
Он обернулся, но никого не увидел.
– Не оборачивайся, сделай вид, что интересуешься барахлом этого жулика, – продолжал голос.
Странный голос… Но только чей? И тут Лапит почувствовал, что у него холодеют руки и ноги, – он увидел, как мраморный Меркурий повел нарисованным глазом и едва заметно подмигнул. Лапит уронил корзинку с зеленью.
– Я простоял целый час на солнцепеке, пока ты ползал по рынку, выбирая пучок редиски, – шептал Меркурий. – А теперь слушай меня внимательно. И не отвечай вслух, только кивай головой. Понял?
– Да, – выдавил Лапит.
