Зеркало грядущего (СИ) - Савин Влад (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
-Такая возможность, за казенный счет поездить, посмотреть мир. И не только ради удовольствия, но и для интересных наблюдений. Месье, вам не приходило в голову, что страны и народы тоже проходят свой жизненный путь, подобно личностям, и на этом пути их караулят схожие искушения? Когда Господь, история, или судьба - понимайте как вам удобнее - посылает вашей стране испытания, которые вы должны пройти с честью. И худшим соблазном тут является коммунизм - отобрать у богатых, раздать бедным - это может, в определенных условиях, решить ваши проблемы здесь и сейчас, оказавшись эффективным. Но в долгосрочном плане, это путь в никуда, поскольку уничтожает самых успешных, зато велит всем равняться на неудачников, а значит, снижает конкурентоспособность. И Соединенные Штаты подлинно великая нация не из-за своей промышленной мощи и экономического успеха - но прежде всего потому, что мы это испытание успешно прошли. Представьте, что вы, месье, судя по всему, не из неудачников - жили бы не в своем доме, а в "общежитии", как в России называются казармы для рабочих, виделись со своей супругой лишь по воскресеньям и то, при условии перевыполнения вами производственного плана, одевались и питались единообразно со всеми, не имели права владеть недвижимостью, которая вся принадлежит государству, и во всем подчинялись бы словам старшего, который зовется "секретарь", а в военное время "комиссар"? Это сейчас в России и других коммунистических странах - однако же и у нас в Штатах во время Великой Депрессии такой порядок был для миллионов бывших безработных, собранных в так называемый "гражданский корпус", причем наш Френки Рузвельт руководствовался именно коммунистической идеей, которая тогда была весьма популярна даже среди образованных американских кругов (прим.авт. - соответствует истории. "Гражданский корпус", созданный в США в 1933г, полувоенная организация, члены которой жили в лагерях с армейской дисциплиной, носили униформу, получали казенный паек и работали "где пошлют" - строя в основном, объекты инфраструктуры). Однако же, наш американский народ, посмотрев на этот порядок, его отверг. Потому что подлинно свободный человек не ждет, что кто-то решит его проблемы, а решает их сам. Во время Депрессии отдельные черты нашей жизни были ужасны - но мы никого в них не винили, а те, кто выжил, гордятся что выдержали и стали сильнее. Теперь же я смотрю на европейские народы - и знаете, даже немного завидую вам, кому лишь предстоит сдать экзамен, который уже сдали мы.
Он говорил и говорил, высокомерным тоном - как белый миссионер, читающий проповедь дикарям. Я спросил его:
-Ваш отец случайно, не священнослужитель?
-А как вы догадались? - изумился Доусон - да, и он, и его отец, мой дед, трудились на священнической ниве. Самое нравственное занятие, указывать людям истинный путь. И долг Америки перед всем миром, ее историческое предназначение...
И тут Адель вмешалась в разговор, сказала чарующим тоном:
-Милый, останови. Я хочу выйти на минутку, в кустики. Пока никого вокруг не видно.
Добавила, обернувшись к американцу:
-Мистер, вы не желаете размять ноги. В тех зарослях, мне кажется, нас никто не увидит.
Доусон какой-то миг выглядел ошалелым, даже замолчал. Затем спросил:
-Вы француженка, а не бельгийка?
-А как вы догадались, мистер? - спросила Адель - или вы что-то имеете против французских женщин?
-О, нет! - осклабился американец, это выглядело уже не приветливо, а мерзко - в этой дряхлеющей стране есть лишь две стоящие вещи, женщины и вино. При том, что у нас в Штатах сейчас, касаемо первого, аналог "сухого закона". Но как бы это... вы ведь молодожены? И что скажет ваш супруг?
Он взглянул на меня, я пожал плечами, ничего не понимая. Адель мило улыбнулась и сделала странный жест, показав американцу две ладони с растопыренными пальцами. Доусон кивнул, и еще раз взглянул на меня, с сожалением и превосходством. Я смотрел, как они шли к кустам - американец впереди, Адель чуть отстала, ей мешала узкая юбка. Когда они отошли от дороги шагов на десять, в руке у девушки откуда-то появился пистолет. Выстрел, второй, третий - Доусон падает. Адель встает над ним, и после короткой паузы, стреляет еще раз. И возвращается к машине, мы поспешно отъезжаем.
-Пять долларов! - сказала она - знаешь, как это было в Париже, сразу после Освобождения? Когда такие вот янки в военной форме могли подойти к тебе на улице среди дня, и показать упаковку чулок, банку тушенки. А чаще - пять долларов, это было что-то вроде общепринятой расценки. Такой вот жест - показать тебе растопыренную пятерню - значил это самое, "ты сейчас идешь со мной". И никто вокруг "не замечал", ни прохожие, ни жандармы.
Она рассмеялась нервным смехом:
-И самое мерзкое, что ты идешь. Потому что дома отец без ног, после русского фронта. И малолетняя сестренка, которую после ждет твоя же судьба, и ты мечтаешь лишь, чтоб попозже. Мама умерла в сорок седьмом, тогда была холодная зима, а бритым немецким шлюхам надлежало ходить с открытой головой даже в мороз - она простудилась и не было денег на врачей и лекарства. А у тебя нет работы, и никуда не берут - если не пойти с американцем, то не будет денег даже за квартиру заплатить, еду иногда приходилось буквально на помойках подбирать, и одеваться совершенно не по сезону. Вдвойне гадко, что американцы это все понимали - и могли сказать "приходи завтра, нас будет четверо, и с каждого по пять долларов тебе" - и в их глазах это считалось "помощью". Ненавижу, твари, чтобы вы сдохли все!
И добавила, взглянув на меня:
-Бывало и так, что сутенером собственной жены выступал ее муж. Когда в семье не было денег. И ему платили, те же пять долларов. Итого десять - что хватало, чтобы прожить вдвоем один день, ну два, максимум три. А затем снова приходилось искать клиентов. Среди американцев - наши были далеко не так щедры. Вершиной считалось, если к пяти долларам прилагалась еще банка консервов, сигареты или чулки - ради того приходилось изображать страсть и лгать о любви. А они уходили, считая себя благодетелями, козлы! Ты спрашивал, отчего я решила, что Лекур - янки. Взгляд на меня, в самую первую секунду, будто раздевает, и оценивает на соответствие их стандарту - обхват груди, талии и бедер. Я видела такое у всех, кто были у меня в Париже, и у этого Доусона тоже. Американское дерьмо - его последние слова были, "за что?". Даже подыхая, не понял, урод! И прости за спектакль - но тебе было бы приятно сейчас счищать с сиденья кровь или отскребать мозги от стекла?
В Аррасе мы пообедали в ресторанчике и купили дневные газеты, экстренный выпуск. На всех полосах было про Париж, и еще про взрывы в Лионе, в Тулузе. Ничего не было сказано, жив ли Президент - но было написано, что в нашей квартире нашли какие-то документы на немецком и русском, а также мой партийный билет. Этого не могло быть, потому что свой билет я сдал нашему секретарю, "товарищу Мишелю", как и было положено перед секретной миссией - и это было не в Париже! И я не видел там, на Ришар-Ленуар, никаких документов на русском и немецком. Зато эта старая ворона снизу отлично нас запомнила - и в газетах была моя фотография с того партбилета, а также рисунки наших физиономий - сходство относительное, но узнать можно.
-Мы в дерьме - тихо сказала Адель - надо исчезнуть отсюда и из Франции, как можно скорее!
Я надвинул шляпу на лоб, и мы поспешили к машине. Отъехали без проблем, но когда мы выбрались из Арраса, моя спутница сказала - останови! Нас искали, как самых важных преступников - и надо было удирать как можно скорее, молясь чтоб удалось проскочить таможенный контроль. Но Адель сказала это таким тоном, что я подчинился.
-Иди сюда. На заднем сиденье хватит места, я знаю. У меня никогда не было приличного парня, одни лишь американцы. Если нас завтра поймают и убьют - я не хочу умирать с этим.
