Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович (полные книги TXT, FB2) 📗
Домашнее задание
Когда окончательно сломленного и впавшего в ступор великого князя увели под ручки, Дзержинский брезгливо отодвинул от себя папку с его делом и достал другую, изрядно потертую и заношенную, но содержащую труд, давно ставший фундаментальным и занимающим все свободное время революционера.
«Новое государство и его служащие» – красовалось на форзаце, а первым листом было письмо, отправленное Дзержинским императору, где он выразил категорическое несогласие с передачей власти по наследству и предупреждал, что, исходя из этого, ни в коем случае не может отказаться от революционной деятельности. Записка вернулась с резолюцией, которую Феликс Эдмундович не ожидал увидеть. В верхнем правом углу размашисто наискосок было начертано «Согласен», а рядом подпись – «Тиран».
Собственно, с этого и начался поворот в жизни молодого революционера, запомнившего ставшую крылатой фразу: «Раз могут быть революционные дворяне и даже князья, то почему бы не быть революционному императору?»
– Передача власти по наследству в начале XX века – это действительно архаика, что по форме, что по содержанию, – произносил император совершенно немыслимые для статуса монарха слова во время одного из первых совещаний с участием Дзержинского и Толстого. – Причем эта проблема гораздо шире государственного управления. Хорошо ее удалось описать Томасу Манну в книге «Будденброки. История гибели одного семейства». Если не читали, рекомендую.
Автору удалось подсмотреть закономерность: первое поколение созидает, второе – приумножает, третье – уже ничего не строит, а ударяется в искусство и филантропию, четвертое – спускает в выгребную яму все, что накопили предыдущие, и не только деньги, но влияние, репутацию и даже совесть… Выявленная господином Манном закономерность годится и для политических движений, партий, идей в конце концов. Вот если в XX веке удастся решить проблему и построить справедливые жизнеспособные отношения, ликвидирующие «проклятие четвертого поколения», то цены нам не будет. А если не сдюжим, то это проклятие настигнет и тех, кто ходит под красным знаменем, и тех, кто живет под имперским.
Не выбирая выражений пройдясь по всему правлению Романовых, отчего у собеседников периодически краснели уши, император наглядно продемонстрировал, чего стоила государству непоследовательность его родственников-монархов, политические качели, когда указы одного, в том числе и хорошие, спешно отменял следующий за ним. Полезные начинания задвигались в дальний ящик только потому, что их инициировал опальный ныне придворный или нелюбимый предшественник.
Попытка начать поиск решения с пропаганды марксизма среди отдельно взятого монарха привела к тому, что император скривился, как от зубной боли, досадливо глянул на Дзержинского и заботливо, как капризного ребенка, спросил:
– Феликс Эдмундович, вы находите панацею в социализации средств производства? В рабочем самоуправлении? В прямой демократии? Тогда не надо громких слов. Организуйте таковое на любом подмандатном предприятии, в любом уезде и посмотрите, что получится. Практика – критерий истины. Вот и практикуйте, систематизируйте. А заодно изучите внимательно воспетый Марксом опыт управления Парижской коммуной – не найдутся ли там родимые пятна тех же проблем, что и у нынешнего государственного аппарата?
Попытки брюзжания на тему «хуже все равно не будет» пресекались настолько образно, что граф Толстой не выдержал и начал конспектировать.
– Вы правы в определении нынешнего социального устройства Российской империи как гнилого бревна. Но беда в том, что это трухлявое дерево подпирает дверь в ад. Разрушь его, отпихни на обочину – и врата разверзнутся…
Аллегория России с засовом, запирающим преисподнюю, Дзержинскому показалась натянутой, и он списал эту фразу на религиозную экзальтацию монарха, но вот со следующей сентенцией, скрепя сердце, вынужден был согласиться.
– Основная цель провозглашенной социальной революции – создать более благоприятные, комфортные условия жизни и развития всего общества в целом, повысить уровень защищенности каждого отдельно взятого гражданина, обеспечить справедливое распределение производимого продукта. У революционеров есть ответ на вопрос «Что делать?». А вот как это обеспечить? Против лозунга «от каждого по способности, каждому по труду» не возражает ни один купец или заводчик. Просто они оценивают свой труд по-своему, не так, как крестьяне и рабочие. А кто будет арбитром? Кто справедливо рассудит, оценит, взвесит рабочий день гальванера, машиниста, директора предприятия, художника? Новый чиновник? А откуда он возьмется, честный и неподкупный, если человеческие пороки равномерно размазаны по всем сословиям?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вот вы, товарищ Дзержинский, вслед за товарищем Лениным агитируете за разрушение российского государства и почему-то считаете, что если хорошенько все разгромить, то на руинах обязательно будет построено «здание светлого будущего», а люди, которые будут громить и сносить, вдруг трансформируются в строителей… Я даже не спрашиваю, каким образом это произойдет и сколько крови при этом прольется… Да-да, к сожалению, лишь четверть профессиональных разрушителей способны что-либо созидать[62].
Мне интересно, каким волшебным образом материализуются неподкупные, честные, грамотные, квалифицированные и болеющие за общее дело чиновники? Как вы собираетесь обеспечить их поиск, выдвижение и расширенное воспроизводство? Не знаете? У Маркса это не описано? Тогда вы, батенька, патентованный идеалист! Строить здание, не имея чертежей, воспитывать строителей будущего, не имея понятия о том, каким образом и за счет чего среди них будут изживаться традиционные человеческие пороки, как будет формироваться моральный облик слуг народа, а не вышестоящего начальства – все это несколько наивно, не находите?
Начать император предложил с малого – с изучения и обобщения известного исторического опыта самых различных государственных формаций, дабы выделить обстоятельства, заставляющие чиновников работать честно, эффективно и ответственно.
– Не надо ждать, когда вдруг неожиданно на бюрократию снизойдет благодать, – тихо говорил он, и глаза его загорались нехорошим огнем, – нужно ставить ее в такие условия, где работать по-старому невыгодно, позорно, да и вообще опасно… Наша задача – сделать такие условия самовоспроизводящимися. Это и станет новой жизнеспособной идеологией.
Лев Николаевич Толстой, полностью растерявший свой миротворческий запал после пары командировок с инспекциями на стройки заводов, где от его кулаков пострадал не один десяток земских и министерских столоначальников, а сам он приобрел дополнение к титулу – «Бешеный», согласно кивал головой и рисовал на листке бумаги огромную зубчатую пилу.
– Народ привечает власть, которая помогает ему выжить. Пока проблему выживания решало самодержавие, люди были более-менее удовлетворены, – задумчиво проговаривал мысли вслух император. – Не счастливы и не довольны, а именно удовлетворены… Худо-бедно социальный консенсус поддерживался. Но как только монархическая система начала сбоить, она подписала себе приговор и будет воленс-ноленс заменена другой, более соответствующей насущным задачам общества по элементарному выживанию. Этого не надо бояться. Самодержавие – это только инструмент, он хорош на своем месте в свое время. Кстати, Лев Николаевич, вы подготовили текст новой присяги Отечеству?
– Марксизм впервые за всю историю человечества предполагает передачу власти самым бедным и обездоленным, с полным последующим демонтажом государства как такового, – запальчиво защищал свою точку зрения Дзержинский.
– Это не отменяет мучительную череду проб и ошибок, когда за пышными красивыми обещаниями следует нечто прямо противоположное по содержанию, – раздраженно отмахнулся император с таким выражением лица, будто имел личный печальный опыт. – Иногда время экспериментов затягивается на столетия. Иногда, не в состоянии пережить революционный катарсис, в нем растворяются и исчезают целые страны, некогда доминировавшие в этом мире, оставляя за собой кровавый шлейф междоусобиц и обезлюдевшие территории… Так вот, наиважнейшая задача – не допустить неуправляемого обрушения страны в кипящий котел смуты, хотя многие по разным причинам желают именно этого. Власть вообще негодный инструмент для строительства рая и предназначена только для того, чтобы не воцарился ад. Предлагаю эту задачу считать минимумом…