Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
– В Советском Союзе четверть населения это дети и подростки. Если я и преувеличил, то ненамного. И многие из них смотрят телевизор. И кого они видят? Одних взрослых. Дискриминация, однако. Слушай, идут. Полосатый рейс помнишь?
– Это тот самый Леонов?
– Ага! Нос картошкой, добрые глаза и залысины. Последнего ты, скорее всего, не увидишь: в этом фильме он был в зимней шапке. А Анофриев тоже уже снимался, но ты его вряд ли запомнила. Я его больше помню как певца и композитора.
– Это и есть детские дарования, из-за которых я получил втык от своего режиссера? – спросил до жути знакомый голос Леонова.
– Дарования, но уже не совсем детские, – сказал я, поворачиваясь к пришедшим. – Здравствуйте, Евгений Павлович! А вам не нагорело, Олег Андреевич?
– На меня меньший спрос, – ответил Анофриев. – Приятно, когда тебя помнят.
– Откуда такой пессимизм? – спросил я. – Так мог бы сказать актер, на склоне лет, встретивший поклонника своего таланта. Замените «помнят» на «знают», и будет нормально.
– Съел? – сказал Олегу Леонов. – А ведь я вас знаю. Прекрасно поете, особенно ты, девочка. У твоего друга просто хороший голос, а у тебя – замечательный.
– Волка изобразить сумеете? – спросил я Олега. – Или показать?
– Ну покажи, – сказал он.
Вот что у меня всегда отлично получалось, так это имитация волчьего воя.
– Да ну тебя! – сказал вздрогнувший Леонов. – Таким воем только телезрителей пугать. Олег, изобрази что-нибудь попроще. Вот так сойдет. Давайте репетировать, мне еще нужно возвращаться в театр.
Они взяли свои духовые инструменты и вышли за пределы поляны. То же сделали и мы. Первыми вышли на поляну мы.
– Смотри, рояль! – воскликнула Люся, подбежала к белому чуду, села и откинула крышку. – Настоящий!
– И гитару бросили, – сказал я, беря прислоненную к роялю гитару. – Осталось только найти тех, кто снимает фильм.
– Смотри, дети! – сказал Леонов Анофриеву. – Что вы в такое время делаете в лесу, ребята?
– Мы не дети! – гордо говорит Люся.
– А если волки? – вкрадчиво говорит Леонов.
Анофриев отбегает за деревья и воем изображает волка. Люся пугается и хватает меня за руки, едва не выбив гитару.
– А вы нас не пугайте! – говорю я. – Мы ради справедливости готовы и ночь в лесу с волками провести!
– Не понял? – удивился Леонов. – О какой справедливости речь?
– Вы фильм снимаете? – спросил я.
– Ну снимаем, а что?
– А то, что четверть всех зрителей это дети и подростки! А в вашем фильме ни тех, ни других нет! Дискриминация по возрасту! А в Советском Союзе никакой дискриминации быть не должно!
– И чего же вы хотите?
– Спеть, конечно! – говорит мои слова Люся. – А если нет операторов, давайте мы хоть вам споем, зря, что ли, на ночь глядя сюда забрались?
– Здорово спели, – сказал Леонов после нашего исполнения. – И песня хорошая. Будет жаль, если вырежут.
– Все прекрасно получилось! – сказал довольный Сааков. – Так и будем снимать. Только одно замечание вам, Люся. Не нужно так прижиматься к вашему другу. Из-за одного этого могут убрать номер. Все, я пошел за съемочной группой.
Когда нас после съемок привезли домой, я пообедал и пошел в свою комнату работать. Я уже несколько дней, отставив написание книги, попеременно делал записи в две обычные ученические тетради. Обе я хотел отдать Брежневу. Одна из них касалась его лично. В ней были два раздела: медицинский и кадровый. В первом я расписал все, что знал о его болезнях и дурных пристрастиях, которыми он себя гробил. На первом месте было снотворное, к которому его пристрастили некоторые доброхоты. «Вам нужно отдыхать днем, Леонид Ильич! Не получается заснуть? Есть средства!» Чазова от него вообще нужно гнать. Мало быть хорошим кардиологом, нужно еще уметь настоять на своем. Видеть, что твой пациент, у которого масса проблем с сердечно-сосудистой системой, постоянно лопает снотворное, да еще запивает водкой по рекомендации некоторых идиотов, и не прекратить это безобразие... Его друзья и родные пытались бороться вплоть до того, что заказывали «пустышки» или подсовывали валерьянку, а толпа медиков во главе с Чазовым, вертевшаяся возле генсека, не сделала ничего. Он и мямлил часто из-за снотворных. Во второй части я, как мог, охарактеризовал все его окружение. О его помощниках, референтах и консультантах я знал мало. В воспоминаниях кое-кого из членов ЦК мелькали фамилии Иноземцева, Бовина, Черняева, Шахназарова и Загладина, которые отличались подхалимажем и немало способствовали тому, что к концу жизни Леонид Ильич уверился в собственной непогрешимости и исключительности. Его помощника Голикова, который писал за Леонида Ильича книги, нужно было гнать поганой метлой. Я в подробностях расписал отстранение Подгорного для освобождения его поста для самого Генсека, историю наград звездами Героя, а так же опалу других людей из состава ЦК, дав всем этим случаям оценки, которые в свое время вычитал из разных источников. Захочет – сделает выводы. Многое я ему уже рассказывал, но не все и не с такими подробностями.
Во второй тетради я расписывал все, что помнил по кризису в Чехословакии. В моих прежних записях об этих событиях было всего несколько строчек. Я и сейчас многого не знал, но все же на половину тетради моих знаний хватило. В конце я записал свои рекомендации. До танков доводить было нельзя, как нельзя было тянуть с мерами до шестьдесят восьмого года. Нужно было срочно убирать Новотного и заменять его не замаранным в репрессиях и прагматичным Гусаком. Без реформ у них было не обойтись, уж слишком сильно «закрутил все гайки» Новотный. Убрать нужно было и Дубчека. Его «программа действий» однозначно вела к ликвидации социализма. И других деятелей того же толка вроде Рихта, Шика и Ауэсперга нужно было вычищать. Как это лучше сделать, пусть решают сами. Гусак тоже был не самой лучшей кандидатурой, но я просто не знал других авторитетных политиков в Чехословакии. Этот хоть не переступит черту, если ему прямым текстом сказать, что за ней прогревают моторы наши танки.
Хорошо, что я успел все закончить в понедельник, во вторник меня с тренировки забрала Белова.
– Фиг я чему научусь, если меня все время будут дергать, – попытался возражать я. – Кому я так понадобился, что это не может подождать?
– Ворчишь, как старый дед, – поддела меня Елена. – Раз отрывают, значит, надо. Поедешь туда, куда обычно возим.
– Тогда мне нужно сначала заехать домой, – сказал я. – Нужно кое-что забрать для хозяина.
– Сказали везти сейчас, – заколебалась она.
– А ты позвони, – сказал я, впервые назвав ее на «ты». – Скажут нельзя – поедем сейчас. Нам-то и нужно всего полчаса, даже меньше. Я сейчас побегу в душ, а ты – на телефон.
– Полчаса у нас есть, – сообщила Елена, когда я уже переодетый после душа вышел к гардеробу. – Пошли быстрее!
Мы все-таки провозились дольше, чем я рассчитывал, но Брежнев насчет опоздания ничего не сказал.
– Познакомься, – сказал он мне, представляя пожилого мужчину с седыми, зачесанными назад волосами. – Это Грушевой Константин Степанович. Он у нас генерал и обременен многими важными постами, но пока все их оставил ради нашего проекта. Он сейчас возглавляет большую группу работников самых разных ведомств, которые в своей работе используют твои материалы.
– Очень большую? – с неудовольствием спросил я.
– Около пятисот специалистов из самых разных организаций, – ответил он. – И будем привлекать еще людей, хотя уже не так много. Я понимаю, чего ты опасаешься. О тебе знают очень немногие. Человек сорок, не больше. Остальные либо вообще ничего не знают об источнике, либо считают, что все идет от белорусов.
– Все равно много, – вздохнул я. – Вы же понимаете, что при таких масштабах работы утечка – это просто вопрос времени? Сначала, естественно, в такое никто не поверит, но потом задумаются. Рано или поздно поднимется шум, а потом начнут искать источник. Белорусский дед для меня – это только отсрочка. Для вас в этом раскрытии могут быть плюсы, а для меня – сплошные минусы.
