Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна (полная версия книги txt) 📗
Стены – высокие, надстроенные, будто укрепления осаждаемой крепости. Массивные стальные ворота охраняются четырьмя преторианцами. Лапит отпустил таксомотор и принялся медленно прогуливаться вдоль ограды, отыскивая хоть какую-то возможность проскользнуть внутрь. Но стена была неприступной. Обитатели стадиона приготовились к осаде.
Еще одна машина подъехала к воротам. И пока охранник проверял документы, к машине неведомо откуда подскочил парень в пестрой тунике и, засунув голову в машину, завопил пронзительным голосом:
– Несколько слов для «Акты диурны»! Наших читателей интересуют новые открытия. Говорят, наконец-то удастся создать аппарат тяжелее воздуха, способный преодолеть запрет богов. Так правда ли это?
– Проваливай! – рявкнул охранник и, ухватив репортера за тунику, швырнул на мостовую.
А машина въехала на территорию стадиона, и ворота с лязгом захлопнулись. Все, что успел разглядеть Лапит – это грязно-серую стену трибуны. Парень тем временем вскочил, отряхнулся с таким видом, будто ничего не произошло, и дружески подмигнул Лапиту.
– Рано или поздно кто-нибудь мне ответит. А ты тоже из вестника?
Лапиту ничего не оставалось, как кивнуть.
– Из «Римских братьев», – брякнул он первое, что пришло в голову. Кажется, этот ежемесячник выходил сразу после Третьей Северной войны и пользовался в те годы большим успехом. Но Лапит не был уверен, что «Римские братья» до сих пор здравствуют.
– В первый раз слышу это название. Наверное, что-нибудь новенькое.
– Готовлю первый номер, – признался Лапит, вспомнив, что «Римские братья» благополучно скончались лет десять назад.
– Неужели твои хозяева не могли найти кого-нибудь помоложе?
– Я еще бодрячок, – ухмыльнулся Лапит. Новая машина подкатила к стадиону.
Но в этот раз она даже не остановилась – ворота распахнулись заранее, и авто скрылось от взора дотошных корреспондентов.
– Если мы проторчим здесь еще полчаса, это будет подозрительно, – заметил Лапит.
– Если мы уйдем, это будет еще подозрительнее, – отвечал его более молодой коллега. – И запомни: нормальный репортер – настырный репортер.
– Как тебя зовут? – поинтересовался Лапит.
– Квинт, но в следующий раз я могу назваться иначе.
– Лапит. Это мое настоящее имя.
Со стадиона выехала черная закрытая машина, проехала сотню футов и затормозила. Водитель вышел и торопливо зашагал назад к воротам. Тут же из открытого окна высунулась чья-то голова. Мгновение внимательные глаза созерцали репортеров, потом появилась обнаженная женская рука и сделала энергичный жест.
Лапит и Квинт не сговариваясь побежали к машине.
Пассажирка авто – женщина лет тридцати трех – была некрасива: большой рот, черные выпуклые глаза и ярко-рыжие, коротко остриженные волосы, напоминающие щетину домашней метелки, – на такую красотку вряд ли клюнул бы даже невольник, выкупленный на средства фонда Либерты. А женщина в самом деле как будто собиралась их очаровывать.
– Кто-нибудь из вас курит? – спросила она.
И прищурилась. Глаза у нее, пожалуй, были ничего. И Лапит, и Квинт достали тут же по упаковке табачных палочек. Женщина поколебалась и вытащила одну из пачки Лапита.
– В таверне «Плясуны», – сказала она. Водитель тем временем уже бегом возвращался к машине.
– И огоньку, пожалуйста, – сказала она громко. Квинт щелкнул зажигалкой.
– Зачем ты их позвала? – рассерженно спросил водитель.
– Забыла табак в лаборатории. – При этом она из-под полуприкрытых век бросила мгновенный взгляд на Квинта, будто обожгла. – А ты не куришь… – добавила женщина с упреком.
Водитель ей не ответил. Машина рванулась, обдав стоящих репортеров горячим воздухом и бензиновым смрадом.
– Мы пойдем вместе, – сказал Лапит.
– Ладно. Может, я и разрешу тебе посидеть подле, – отвечал Квинт, скаля белые зубы.
У Лапита зубы были тоже белы, но, увы, вставные.
«Несомненно, это парень фрументарий, – подумал Лапит. – Но на кого он работает?»
Таверна «Плясуны» располагалась недалеко от амфитеатра. В окна был виден его облицованный мрамором закругленный бок. Здесь всегда было много народу. Лапит и Квинт с трудом отыскали места возле перегородки. Им подали суп в глиняных горшочках прямо с огня и кувшин неразбавленного кислого вина. За соседним столом двое мостильщиков улиц обсуждали последние новости.
– Сколько живу, а не припомню, чтобы кого-то из императорской семьи обвиняли в подобных штучках…
– Вранье, Марция сама все придумала… – поддакнул второй, широкоплечий здоровяк с короткой шеей и взъерошенными черными волосами. – И зачем такой парень, как Элий, спутался с этой шлюхой?
– Потому что шлюха, – отвечал первый. Квинт хлебнул вина и, прищурившись, поглядел на мостильщиков. Они уже закончили трапезу и, оставив рядом с мисками пару сестерциев, направились к выходу. В этот момент явилась она. Прежде, в машине, когда можно было разглядеть лишь лицо, она показалась обоим «репортерам» безобразной. Теперь же, пока она шла к их столику, они разом причмокнули губами и не сговариваясь воскликнули:
«Богиня!» На женщине была черная узкая туника выше колен. И этот простой наряд подчеркивал ее тонкую талию, высокую грудь и длинные ноги. У нее была фигура фотомодели. Женщина села на свободный стул и сразу заговорила:
– У меня есть несколько минут. Один из наших сказал, что его пытались остановить у входа репортеры. Вы репортеры?
Она взглянула сначала на Квинта, потом на Лапи-та, будто намеривалась прожечь их взглядом.
– Мы оба репортеры, – подтвердил Квинт. – Я – из «Акты диурны». А вот он – из «Римских братьев».
– Очень хорошо, что вас двое. Потому что одного могут убрать. Могут убрать и двоих. Но все же у двоих больше шансов.
Лапит криво улыбнулся, узнав о столь блестящей перспективе. Женщина засунула руку за вырез туники и вытащила спрятанные на груди две скатанные трубочкой бумажки. Бумажки были еще теплые. Квинт заерзал на стуле, а Лапит глубоко вздохнул.
– Здесь все написано. Если вас поймают, постарайтесь уничтожить записки.
Для меня это смерть. А впрочем… Это смерть для всех. Так что лучше доберитесь до своих вестников. И укажите мое имя в статье. Могу заверить, оно известно в Риме. Сейчас я уезжаю, а у вас в запасе есть три дня. Трион доверил мне одно дело, но вы, ребята, ни за что не угадаете какое…
