Третий лишний (СИ) - Черемис Игорь (книги онлайн без регистрации полностью TXT, FB2) 📗

И едва не потерял сознание от буйства почти забытого вкуса.

***

В моём будущем некоторые слои населения считали, что советское — значит, лучшее, в полном соответствии с лозунгом, который я не раз видел в этом времени на фасадах домов. Но любое обобщение суть ошибка, как было сказано в том учебнике философии, по которому обучали будущих заборостроителей. Что-то из советского действительно было неплохим — поэт не зря писал, что в области балета мы впереди всей планеты. В этом времени мне нравились хлеб и газированный «Дюшес», которому его потомок из будущего в подметки не годился; я также был в восторге от тех напитков, которые продавали почти в каждом продовольственном из высоких стеклянных конусов — было в них что-то натуральное и полузабытое.

Но произведенные в СССР машины, одежду, обувь и пиво к лучшему никак отнести было невозможно. Впрочем, я и им ставил три балла из пяти — просто за попытку.

Ситуация с пивом меня раздражала больше всего. В силу профессии я не был фанатом крепких напитков, но вот чем-нибудь слабоалкогольным, светлым или нефильтрованным свои вкусовые сосочки баловать любил. И после своего попадания в прошлое я по выработанной за годы привычке начал пить пиво, но из всего, что я попробовал за прошедший месяц, относительно хорошим оказалось только то самое «Жигулевское», которое мы с Аллой разделили на концерте «Кино». Всё остальное было просто плохим; иногда спасала хорошая компания — как было, когда мы сидели с ребятами в скверике и неспешно тянули дурацкий «Ячменный колос» из бочки, — или хороший разговор — как было пару раз у нас с Жасымом.

Вернее, оно не было плохим. Просто то, что продавалось в магазинах под названием «пиво» не было пивом. Скорее, это можно было назвать пивными напитками.

Как-то ради интереса я сварил пиво самостоятельно — у меня тогда в долгосрочной аренде оказался капитальный гараж в кооперативе, но машину я там только обслуживал, а потому решил использовать пустующее помещение для незаконного промысла. Прочитал про технологию, изучил возможные ошибки, которые совершают чайники вроде меня, учёл большинство нюансов — и получил в итоге вполне приличный напиток, которым щедро поделился с соседями, так как хранить долго его было нельзя.

Я был уверен, что на советских пивоваренных производствах работают люди, интеллект которых как минимум не ниже, чем у меня; к тому же у них наверняка имелось профильное образование и куча консервантов с усилителями вкуса. По идее, они были способны смешать сырье в нужных пропорциях, выдержать необходимое время и разлить получившийся продукт по бутылкам или банкам. Но вот поди ж ты.

Касалось это, впрочем, не только пива. Всё, что не предназначалось для военного производство или не летело напрямую в космос, делалось с дикими отступлениями от технологий, абы как и с закрывшими глаза от ужаса происходящего сотрудниками отдела технического контроля. В наших южных провинциях, которые по недоразумению тоже считались социалистическими республиками, творился натуральный кошмар — помнится, мне рассказывали, что продукцию закавказских заводов снабженцы брали только от безысходности. Те же микросхемы там выпускали тупо без золота, которое прямо со складов шло налево; микросхемы после таких инноваций, разумеется, долго не работали, но где-нибудь в России, Белоруссии или на Украине их упрямо монтировали в телевизоры, которые счастливые покупатели через пару месяцев после приобретения начинали долго и нудно чинить. При этом, насколько я знал, все понимали, что гонят брак, но давали план любой ценой — видимо, страдания отдельно взятого телезрителя считали допустимыми издержками, а приоритетом было выполнение годовых показателей. В общем, план по валу, вал по плану, всё считаем в штуках, а как оно там работает — пофиг. [1]

***

— Егор, с тобой всё в порядке? — Валентин от беспокойства даже отставил в сторону стакан с вином и поднялся со своего стула.

Михаил Сергеевич тоже смотрел на меня встревожено.

— Да, всё хорошо, — ответил я и отхлебнул ещё глоток божественного нектара. — А что случилось?

— Ты на несколько мгновений словно выпал из реальности, — объяснил Валентин. — Михал Сергеич задал вопрос, а ты словно не слышишь. Точно всё в порядке?

— Точно, точнее не бывает, — подтвердил я. — Просто накатило… я почти забыл этот вкус. Жаль, что такого пива нет в каждом магазине страны, — я приподнял бутылку, чтобы они хорошо её рассмотрели. — «Жигулевское», конечно, тоже можно пить, но вот какой-нибудь «Ячменный колос» — его же нельзя давать людям, это натуральное вредительство, только что алкоголикам выдавать при похмелье, чтобы они прочувствовали весь вред пьянства…

Я почувствовал, что меня понесло, и волевым усилием оборвал себя на полуслове. И с удивлением обнаружил, что оба собеседника слушают меня очень внимательно.

— Советские пивные фабрики работают на пределе возможностей, — произнес старик, поняв, что я не собираюсь продолжать дозволенные речи.

— Значит, надо больше фабрик, — я пожал плечами. — Конечно, существует и пивной алкоголизм, но… сколько пива нужно выпить, чтобы опьянеть? Литры!

Мои собеседники переглянулись.

— Есть проблемы с тарой, с сырьем, — мягко сказал Валентин. — С технологиями тоже. Вот эти чехи, — он указал на мою бутылку, — или голландцы, или даже немцы — все они готовы поставлять нам готовую продукцию… за валюту, естественно. Но делиться технологиями — не готовы, даже за эти их доллары.

Знакомая ситуация. В будущем иностранцы тоже неохотно давали нам свои технологии, но оборудование для линий розлива поставляли — может, без удовольствия, но регулярно, и этот бизнес вполне процветал даже во время Второй санкционной. Правда, наши пивовары умудрялись и с ненашими технологиями варить дерьмо, но опыт многочисленных частных пивоварен говорил о том, что дело как раз в руках, а не каких-то секретах древних мастеров.

— Простите, а зачем нам их технологии? — деланно удивился я. — У нас перевелись инженеры-конструкторы или технологи-пищевики? Я точно знаю, что такие институты у нас есть. Если нынешние не справляются и требуют покупать бочки на Западе — выгоните их и наберите тех, кто готов сам спроектировать и изготовить нужное оборудование. Или они все как один докладывают, что ничего не можно, порядка нет и нужно обязательно звать варягов на княжение, иначе голод и разруха? Это же вредительство натуральное.

— Егор, извини, но ты рассуждаешь, как дилетант, — усмехнулся Валентин. — Невозможно в одночасье всех разогнать и набрать новых. А старых куда девать?

— Пусть рабочими идут, — в запале заявил я. — Если не хотят работать как инженеры, пусть учатся бочки кантовать. Тоже, кстати, искусство не из простых.

Старик с Валентином рассмеялись — весело, заразительно, словно я рассказал какой-то очень смешной анекдот. А мне стало обидно. Форумы в интернете я посещал регулярно и считал, что уже давно являюсь очень продвинутым дилетантом почти в любой области.

— Егор, — сказал старик, отсмеявшись, — тебе бы пораньше родиться, очень ценный кадр получился бы… для одного ведомства.

Ну да, для НКВД. Впрочем, в комитет, который стал преемником этой организации, и сейчас отбор вёлся строгий.

— Боюсь, я для этого ведомства слишком добрый, — ощетинился я.

— Там добрые и служили в основном, и ничего — задачи свои выполняли, — Михаил Сергеевич покачал головой. — Ты, Егор, слишком поспешен с выводами. Не разобравшись, рубишь с плеча — уволить, набрать новых, хорошо хоть не высшую меру предлагаешь применить. Но ведь у всего есть причина, иногда веская. Проблему пивоварения у нас не раз разбирали на высшем уровне, были приняты определенные решения, люди занимаются их выполнением, так что когда-нибудь и в нашей стране будут выпускать вот такое.

Он указал на мою бутылку, а я вспомнил Некрасова. «Только вот жить в эту пору прекрасную…» — бессмертные всё же строки.

Будут, конечно, уважаемый вы человек, куда они денутся. Только не в этой стране, а в другой, в которой вопрос пивоварения не рассматривается на уровне Политбюро как архиважный. Циркулярами и постановлениями пиво не сваришь. Там вода подготовленная нужна, хмель нужного сорта, ячмень правильный. И руки, конечно, без рук там делать нечего.