Точка бифуркации (СИ) - Величко Андрей Феликсович (читать книги TXT) 📗
В общем, пусть в Германии развивают производство паровых турбин, тем более что и нам с этого наверняка немало обломится.
Глава 5
Пожалуй, пора рассказать, с чего бы это мы Ритой начали делать Вильгельму многообещающие намеки в ответ на его беспокойство о том, что Россия наконец-то вроде бы поддалась на уговоры и собирается брать приличный займ во Франции.
Ну, скажем прямо, я на эти уговоры поддался не просто так, а в предвкушении весомой доли от комиссионных, частично уже выданных, а частично обещанных несравненной Матильде с великим князем Сергеем Михайловичем. Но, разумеется, одного этого для изменения моей позиции заведомо не хватило бы. Сработали еще и соображения, которые я озвучил кайзеру, однако и они не были решающими. Но вот то, что первый раз в прошлой жизни я сломал руку уже на шестом десятке лет, позволило сейчас превозмочь мои сомнения.
Казалось бы, чего тут общего? Не спешите с выводами, ведь перелом был довольно сложным, поэтому я сидел дома и изнывал от безделья. А интернет у меня тогда уже был, и вот, значит, я решил от скуки посмотреть, не скажет ли Гугл чего-нибудь интересного про мою ситуацию. И, тыкая в клавиши одним пальцем левой руки, ввел запрос «сломал правую руку, что делать?».
В ответ я тут же получил кучу ссылок на описания инновационных методов онанизма, но, кроме их, еще на книгу «Правая рука Витте». И прочитал ее, потому как заняться все равно было нечем. Нельзя сказать, что я эту книгу запомнил дословно, но в память все-таки что-то отложилось, причем не забылось и в новой жизни. В результате Алексей Дмитриевич Оболенский познакомился с Витте на два года раньше, чем в другой истории, но, как и в ней, быстро завоевал его доверие и стал ближайшим сподвижником. Правда, тут была одна тонкость – за год до этого с ним познакомился Михаил Рогачев, а потом, в обстановке глубокой секретности – и я. И теперь Оболенский был не только той самой правой рукой Витте, но еще и человеком, вхожим в ближний круг императора, что он ценил существенно больше, чем близость к министру финансов.
В общем, я посчитал, что дорогого Сергея Юльевича надо слегка подтолкнуть к активным действиям, во исполнение чего заявил, что собираюсь лично проинспектировать Транссиб сразу после его сдачи в эксплуатацию, до которой оставалось полтора месяца.
Тут, конечно, кто-то может и слегка удивиться. Ведь в другой истории Транссиб начали строить на год позже, а первые поезда по нему прошли уже в октябре тысяча девятьсот первого года. И где же здесь можно увидеть положительный вклад Алика Романова?
Смотреть надо лучше, сварливо отвечу я критиканам. Во-первых, в той истории Россия уже была опутана французскими кредитами, а мне этого удалось избежать и брать только тогда, когда они уже не смогут быть путами – то есть сейчас. Во-вторых, как эти самые первые поезда шли по Транссибу при том Николае и как при мне?
В другой истории они до пятого года переправлялись через Байкал на паромах или по льду, и до середины третьего – преодолевали перевал Большой Хинган по системе тупиков лесенкой, пока не был готов тоннель. Судя по читанным мной описаниям, это было то еще удовольствие.
Ну, а ныне дорога будет введена в строй полностью, без этих времянок. Правда, и без южной ветки КВЖД, но про это я уже рассказывал. Так что можно будет сесть в вагон в Питере и вылезти из него уже во Владивостоке, что я и собирался проделать весной. Этот путь, считая туда и обратно, займет больше месяца, на которые дорогой Сергей Юльевич останется якобы без присмотра, и мне не верилось, что он не попытается этим воспользоваться. Ведь наверняка французы материально поддерживают не только Малечку с Сережей, с которым мы уже перешли на «ты» и вообще казались хорошими друзьями, но и Витте. И вообще они последнее время активизировались.
– В Питер прибыл сам Папюс, – сообщил мне Рогачев сразу после рождественских праздников.
– Рад за него, – кивнул я. – Или надо за нас радоваться? В общем, не помешало бы объяснить, кто это такой и чем знаменит.
– Это известнейший французский оккультист, основатель ордена мартинистов и великий маг – во всяком случае, так он себя называет. Я думал, ты про него знаешь.
– По-твоему, я должен знать всех жуликов мира? Обойдутся.
– Ну, конкретно этот не только мошенник, но, похоже, еще и связан с французскими спецслужбами.
– Тогда другое дело. И чем же он собирается нас осчастливить?
– Вызовом духов Александра Третьего и Николая Второго.
– Миша, – грустно сказал я своему соратнику, – признаюсь тебе как на исповеди. У меня от этой новости проснулись какие-то совершенно атавистические, недостойные настоящего императора желания – пойти и от души дать этому Папюсу в рыло. Ну или по крайней мере поручить это кому-нибудь.
– У меня тоже, – кивнул Рогачев. – Но все-таки пусть он сначала погастролирует маленько – интересно же, по какому делу его сюда заслали. А насчет рыла… я тут уже озадачил наших юристов подумать, нельзя ли будет его деяния провести по статье об оскорблении величества. Там же не сказано, что оскорбляемые должны быть обязательно живыми. А тут он собирается вызывать духи самодержцев, словно каких-то мелких чиновников на выволочку.
– И сколько примерно за это можно дать, если постараться?
– До восьми лет.
– Тоже неплохо. Место его выступлений уже определено?
– Да, Владимирский дворец в Царском селе.
– Это значит, что неймется не столько дяде Володе, сколько тете Михень?
– По-моему, обоим, хотя, конечно, тете все-таки больше.
Ага, подумал я. Надо спросить у Петра Маркеловича, в каком состоянии личные дела их сыночка Кирилла. Скоро ли он женится на своей двоюродной сестре, которая, кажется, со дня на день разведется? Вот тогда можно будет под шумок хорошо прижать не только самих новобрачных, но и их родителей, а то что-то, действительно, эта тетя Михень стала много выступать не по делу. И не помешает намекнуть матери, что выступление столь яркой звезды, как сам Папюс, будет неплохо смотреться и в Аничковом дворце. Пусть пригласит, а то в вотчине тети Михень его деяния будет труднее должным образом запротоколировать, чем во дворце матери. Потому как нельзя же сейчас брать за жабры французского шпиона и провокатора за то, что он шпион! Это могут неправильно понять в Париже. А вот если мое величество оскорбится его непотребными потусторонними выходками и уже за них законопатит мерзавца в кутузку – совсем другое дело. Ну, а уж в Шлиссельбурге он все расскажет как на духу, тут сомневаться не приходится. Да, но тогда, пожалуй, сначала не помешает…
– Миш, а ведь у этого проходимца в России могут появиться последователи, ученики там всякие, адепты и не знаю кто уж еще.
– Вполне возможно, и что с ними делать?
– Попытаться кого-то завербовать или просто внедрить туда нашего человека. Во-первых, так быстрее прояснятся цели мага-прохиндея, отличные от мистических, а во-вторых, сейчас всякий спиритизм действительно набирает популярность, так что лучше с самого начала держать руку на пульсе. Ну куда это годится, когда вызванные духи городят хрен знает что! Нет уж, лучше пусть выступают по идеологически правильным методичкам, их, я думаю, Зубатов составит без особого труда, да и ты тоже что-то сможешь.
– Понятно, сделаю. Сроки с твоим отъездом как-нибудь увязывать?
– С приездом. Желательно, чтобы этот прохиндей успел все рассказать как раз к моему возвращению. Тогда я, будучи впечатлен искренностью раскаяния, помилую паскуду.
– Он должен раскаяться публично?
– В призыве духов людей, чьи имена ему и упоминать-то всуе не по чину – обязательно. А во всем остальном – нет.
Если бы мой грядущий отъезд был вызван какими-нибудь техническими или там организационными причинами, и даже если бы мне просто захотелось прогуляться, то все, напрямую не участвующие в подготовке вояжа, узнали бы о нем постфактум. Во всяком случае, до сих пор, как правило, было именно так. Но сейчас требовалось сделать все наоборот, что сильно осложнило задачу моей охране. Генерал-майор Ширинкин аж весь извелся.